Хранительница тайн - Мортон Кейт. Страница 55

В первой главе полицейские избивают ногами Уолтера Харрисона, человека неграмотного, но работящего, чьи жизненные перипетии приводят его к мысли о необходимости социального переустройства и становятся, в конечном счете, причиной преждевременной смерти. Об определяющем влиянии реальных событий на его произведения – «и мою душу» – Генри Дженкинс заявлял в интервью Би-би-си в тысяча девятьсот тридцать пятом году: «В тот день, когда я увидел, как люди в форме втаптывают человека в грязь, я понял, что в нашем обществе есть слабые и сильные, и станешь ты сильным или слабым зависит не от твоих заслуг».

Эта тема нашла продолжение в следующих романах Дженкинса. «Черные алмазы» были признаны шедевром и стали издательской сенсацией. Его ранние произведения особенно хвалили за жизненность, правдивое описание рабочего класса, бедности и физического насилия.

Дженкинс и сам происходил из бедной семьи. Его отец славился суровым нравом, работал шахтным инспектором, сильно выпивал – «правда, только по субботам» – и муштровал собственных домочадцев, «словно мы были его подчиненными на шахте». Генри, единственному из шестерых братьев, удалось переломить судьбу и вырваться из социальной среды, в которой он был рожден. Он вспоминал своих родителей: «Моя мать была красивой, но тщеславной женщиной, считавшей, что жизнь сурово с ней обошлась. Она не знала, как изменить свой жребий, и постоянное недовольство делало ее раздражительной. Мать вечно изводила отца придирками, а тот, будучи от природы физически крепок, уступал жене в силе характера. Мы не были счастливым семейством».

Когда интервьюер спросил Генри, послужила ли семейная жизнь его родителей материалом для его романов, тот рассмеялся и ответил: «И даже более того. Их образ жизни стал примером того, от чего я бежал всю жизнь».

И, надо сказать, побег удался. Не по годам смышленому и упорному юноше удалось вырваться из низов и штурмом взять литературный Олимп. На вопрос журнала «Таймс», кому он обязан своим невероятным успехом, Дженкинс упомянул школьного учителя, который сумел разглядеть его дарование и уговорил способного ученика держать экзамен в одно из лучших закрытых учебных заведений страны. В возрасте десяти лет Дженкинс был принят в престижную школу Нордстром в Оксфордшире. В 1911 году Генри в одиночку сел на поезд и отправился в школу. Домой он больше не возвращался.

Многие выпускники престижных пансионов, особенно из бедных семей, жалуются на тяготы школьной жизни, но только не Дженкинс, который говорил так: «Учеба в Нордстроме навсегда изменила мою жизнь в лучшую сторону».

Наставник Генри, Джонатан Карлайон, так отзывался о воспитаннике: «Он был потрясающе трудолюбив. С блеском выдержал экзамены и на следующий год без труда поступил в Оксфорд».

Отдавая должное интеллектуальным способностям Генри, его университетский приятель и собрат по перу Аллен Хеннесси упоминает еще об одном таланте Дженкинса: «Я не встречал другого человека, который обладал бы таким обаянием. Если вам нравилась девушка, не стоило знакомить ее с Генри. Один взгляд его необыкновенных глаз – и вы отступали на второй план». Из этого вовсе не следует, что Генри злоупотреблял своими «чарами»: «Он был красив и любезен, ему нравилось женское внимание, но Генри никогда не был плейбоем», – писал его издатель в «Макмиллан» Рой Эдвардс.

Каким бы успехом ни пользовался Генри Дженкинс у прекрасного пола, его личная жизнь складывалась не так гладко, как литературная карьера. В тысяча девятьсот тридцатом помолвка с мисс Элизой Холдсток была расторгнута, и в дальнейшем Генри никогда не упоминал о своей бывшей невесте. В тысяча девятьсот тридцать восьмом он женился на Вивьен Лонгмейер, племяннице своего наставника в Нордстроме. Несмотря на разницу в двадцать лет, Генри считал женитьбу «венцом жизни». Пара поселилась в Лондоне и счастливо жила там в предвоенные годы. Незадолго до объявления войны Генри начал работать в Министерстве информации, его выдающиеся успехи на этом поприще не стали неожиданностью для тех, кто его знал. Как сказал Аллен Хеннесси: «Все, за что брался Генри, он делал превосходно. Он был хорош в спорте и науках, очарователен в общении. Мир создан для таких, как он».

Как бы то ни было, мир не всегда благоволит людям вроде Дженкинса. Гибель жены под бомбежкой выбила его из колеи, и жизнь писателя начала стремительно клониться к закату. Больше он не опубликовал ни одной книги. Неизвестно даже, продолжал ли Генри писать.

Когда в тысяча девятьсот шестьдесят первом году Генри Рональд Дженкинс умер, газеты, некогда провозглашавшие его гением, даже не упомянули об этом факте. В начале шестидесятых ходили слухи, будто Генри Дженкинс и небезызвестный «суффолкский извращенец» – одно лицо, но официального подтверждения нет и поныне. Однако само то, что подобное предположение могло возникнуть, свидетельствует о глубине его падения. Мальчик, о котором его наставник писал, что он «способен достичь всего, чего ни пожелает», умер в безвестности. Человека, некогда имевшего все, постиг бесславный конец. Кончина Дженкинса трагически перекликается с гибелью одного из его персонажей, Уолтера Харрисона, жизнь которого состояла из любви и потерь и которого также ждала одинокая смерть.

Лорел со вздохом откинулась на спинку кресла. Ничего нового по сравнению с тем, что она уже вычитала в Интернете. А самое главное, кроме фразы о бесславном конце Генри Дженкинса, ничего, что относилось бы к Дороти Николсон или к ферме «Зеленый лог»! Слава богу. До сих пор Лорел не осознавала, как боится прочесть что-нибудь страшное про свою мать. Пока же худшим в прологе оказалась история человека, который всего в жизни добился сам, своим трудом и талантом, а ведь Лорел надеялась найти что-нибудь, что оправдало бы ее глубокую личную неприязнь к мужчине в черной шляпе.

Интересно, не мог ли биограф Генри Дженкинса ошибаться? Нет, поистине ее заносчивость не знает пределов: одно дело доверять собственной интуиции, совсем другое – подвергать сомнению компетентность автора, досконально изучившего жизнь писателя.

Лорел всмотрелась в резкие правильные черты Дженкинса на фронтисписе, пытаясь разглядеть за злобной маской, которую рисовало ее предубеждение, героя пролога – обаятельного и талантливого писателя. На этом снимке он был моложе, чем на тех фотографиях, которые Лорел видела в Сети; пришлось признать, что Генри Дженкинс – очень красивый мужчина. Он напоминал ей одного актера, с которым у нее был короткий, но бурный роман. В шестидесятые они вместе играли в пьесе Чехова. Из этих отношений ничего не вышло – театральные романы редко заканчиваются чем-нибудь серьезным, – но тогда чувства перехлестывали через край.

Лорел захлопнула книгу. Ее щеки порозовели от воспоминаний. Впрочем, все это крайне некстати, учитывая обстоятельства. Лорел напомнила себе о цели своих поисков, открыла книгу на девяносто седьмой странице, глубоко вздохнула и погрузилась в главу под названием «Брак».

В молодости Генри Дженкинсу не везло с девушками, однако весной тысяча девятьсот тридцать восьмого года его судьба изменилась. Наставник, мистер Джонатан Карлайон, пригласил тогда уже знаменитого писателя выступить перед выпускниками с лекцией о превратностях литературной карьеры. Возвращаясь через парк к машине, Генри встретил семнадцатилетнюю племянницу и воспитанницу Карлайона, красавицу Вивьен Лонгмейер. Эта судьбоносная встреча описана в романе «Строптивая муза», одном из самых удачных творений Дженкинса, столь непохожем на его раннюю сурово реалистичную прозу.

Как сама Вивьен Дженкинс относилась к тому, что подробности ее частной жизни выставлены напоказ, осталось тайной. Как, впрочем, и характер миссис Дженкинс. Ее жизнь трагически оборвалась в молодом возрасте: Вивьен Дженкинс погибла во время авианалета. Единственное, в чем не приходится сомневаться – судя по безграничному обожанию, которое питал к своей «строптивой музе» писатель, – так это в ее выдающейся красоте и очаровании.