Мой мир - Маяков Александр Викторович "Alex Shostatsky". Страница 42

Дом, милый дом. Точнее, квартира в старом четырех этажном доме. Это старое здание по две квартиры на этаж. Мы живем на третьем. Я, жена Эльза и трое детей.

Эльза. Даже не знаю, что сказать о ней. Да, я не знаю, что сказать о своей жене. Я никогда не любил её. Честно, не любил. Это она любила меня. И сейчас, наверное, любит. А я её нет. Если бы не она, я бы до сих пор шлялся по портовым шлюхам. Но она женила меня на себе. Это было пятнадцать лет назад. Тогда она была красавицей. Но красивым девушкам в Смертиграде не место. Здесь они либо становятся уродинами, либо шлюхами. И то, и другое от тяжелой жизни. Нет, если девушка из аристократов, то это совсем другое дело! Но Эльза была из простой семьи. Она работала санитаркой в чумном районе. Первые годы после свадьбы мы вместе ходили на работу, а после смены, я забирал её, и мы гуляли по спящему городу. Отпахав сутки, у нас оставались силы на ночные прогулки. Которые, кстати, не всегда были безопасными. А потом… потом. Потом Эльза надышалась испарений хлора, обожгла горло и долго лечилась. Она и сейчас говорит почти шепотом. О работе санитаркой можно было забыть. Когда в чумной районе мойка, для неё это сущий ад. Поэтому Эльза практически не выходит с дому, занимаясь домашними делами. Моего жалования достаточно, чтобы прожить.

- Привет! – Усталым голосом произнес я, обнимая свою Эльзу. Я всегда так говорю, «моя Эльза». Потому что в день свадьбы, она обняла меня и сказала: «Теперь я твоя». Поэтому, она моя. Моя женщина. На милом сердцу лице стали проявятся морщины, а каштановые волосы слегка тронула седина. И это только в тридцать три года. Болезнь дает о себе знать, даже если врачи вытащили тебя с того света.

- Тише, детей разбудишь. – Тихо произнесла она. Громче не могла, из-за обожженного горла. – Ужинать будешь?

- Нет, - покачал головой я. – Нас сегодня кашей закормили, двойными порциями. Поэтому, давай спать.

- Давай, - устало ответила она. Спать. Сон, высшая награда. Это невозможно передать словами. То чувство, когда голова касается подушки, глаза закрываются и сладостная тяжесть наваливается лавиной, унося в мир снов и грез.

Первый день после смены я отсыпаюсь до полудня. Работа в кочегарне очень утомляет, поэтому после сна, я ем как вол. Каша и неизвестные котлеты ничто, по сравнению со стряпней Эльзы. Жаркое из кролика с овощами. Нежное мясо кролика просто тает во рту с мелко нарезанными овощами. Рыбная запеканка с грибами. Сначала идет слой шампиньонов. Если мелкие, то целиком, если крупные, то порезанные дольками. Далее слой рыбы, а сверху все обильно притрушено тертым сыром. Сыр плавится в печи и образует единый желтый пласт. А на вкус это пальчики оближешь!

Это наш семейный обед. Я, Эльза и наши сыновья: Альзак, Томми и Мартин. Альзаку уже тринадцать, Томми семь, а Мартину всего пять. Альзак еще помнит, когда мама звонко смеялась, а вот Томми с Мартином нет. Поэтому он иногда рассказывает им, какая мама была раньше. Сейчас, конечно, она так же красива, но из-за болезни, больше не слышно её звонкого смеха.

Эльза очень любит, когда я хвалю её стряпню. Это одна из немногих радостей в её жизни. Другая будет завтра, а сейчас мне надо идти. Такая традиция, что мы компанией кочегаров собираемся в портовом баре и разговариваем обо все и ни о чем. Простой мужицкий треп о женщинах, политике и выпивке.

Бар у входа в порт, грязное местечко. Кто его тут построил – не известно. Это было так давно, что уже мало кто этого помнит. Вроде, это был склад когда-то, но потом помещение отдали под бар. Как, зачем и почему не понятно. Здесь всегда воняет хлором, тухлятиной и йодом. Почему кочегары бухают именно здесь? Потому что здесь кочегаров уважают. И если в какой-нибудь городской забегаловки нас за пьяный дебош выпрут к чертям или, чего хуже, отдадут жандармам, то тут ничего, можно и пару столов сломать и морду-другую набить. Столы все равно на помойке найдены и абы как сколочены, лишь бы не развалились. А морды и битые придут побухать.

Этот портовый бар и названия не имеет. Вывеска у входа гласит, что здесь дешевая выпивка, дешевые шлюхи и дешевая смерть. Последнее, кстати, тут периодически случается. Но не часто, что и радует.

Сегодня мы собирались как всегда вшестером. Я, Свейн, Клаус, Шорт, Кевин и Ираклий. Это наша небольшая компания, которой мы ходим выпивать в первый выходной. Раньше нас было пятеро, но недавно к нам присоединился Свейн.

Ну, меня вы знаете, а про остальных лучше рассказать.

Свейн самый молодой среди нас. Ему всего двадцать. Поэтому он маленький, на голову ниже меня и щуплый. Всегда ходит в рубашке, брюках и жилетке. Правда, с револьвером за пазухой. Как его занесло в котельную, уму непостижимо. Он столяр от бога! Я давно хотел заказать у него себе шкафчик на кухню. Старый достался нам от родителей Эльзы, светлая им память, а он тогда уже свой век доживал. Сейчас это сплошная катастрофа. Я его уже и латал, и подпирал и что только не делал с ним. Хотел было купить новый в магазине, так там они как штампованные на скорую руку, плевком развалить можно. А Свейн сделает быстро и качественно.

Клаус. Из нас шестерых он самый странный. И самый здоровый. Он на две головы выше меня и вдове шире в плечах. Клаус помешан на религии. Он каждую неделю ходит в церковь. Если, конечно, не на смене. Слушает проповеди и потом рассказывает их своему напарнику Шорту. Того это раньше раздражало, потом было безразлично, а сейчас, как он сам говорит, забавляет. Но про Шорта поговорим потом. Клаус, не смотря на свою, как бы, веру, безбожно пьет. Виски хлещет бутылками. Он как-то по пьяной лавочке, наслушавшись проповедей, решил освободить шлюх. Они посмеялись с него, а он зарекся больше не иметь дело с ними. Правда, недолго он так ходил, в следующий наш поход в бар, он снял себе шлюху и целый вечер пересказывал ей проповеди священника. Бедная девочка с отрешенным видом слушала его, а через несколько часов, спросила: «Ты тра**ть меня вообще будешь?». Тогда Клаус призадумался и заплетающимся языком сказал: «Пошли!». Не поверите, я никогда ранее не видел проститутку такой счастливой.

Шорт. Он внешне похож на Свейна, только лет на двадцать старше. Да и талантами не блещет, а вместо револьвера носит нож. Сам он любитель выпить и пройтись по шлюхам, хоть и женат.

Я после свадьбы ни разу по шлюхам не ходил. Не верите? Но это правда. Я не буду сейчас распинаться про верность и все такое. Если вы привыкли ходить на лево, когда вас дома верно ждет жена, вы меня не поймете. И я не хочу, чтобы мои слова вы же использовали против меня.

Кевин. Если посмотреть на него, то вообще не поймешь, как его занесло в кочегары. Если у Свейна талант к плотничеству, то Кевин просто внешне не похож на работягу. Ему бы камзол, чистое пенсне и вылитый ученый или аристократ. Но он носит потертую куртку, драную рубашку и старые штаны на подтяжках. Правда, у него есть талант. Все шлюхи от него без ума. Он этим делом может часами на пролет заниматься. И самое интересное, у него есть жена, которая сама не против, что бы он ходил на лево. Ибо, за***л он её уже. Поэтому этим его походам после смены она только рада.

Ираклий. Горец, он и есть горец. Всегда надменный, но при этом дружелюбный. Вспыхивает как порох, если что, но очень справедлив. Чувство справедливости у него обостренное. Сам Ираклий высокий и тощий. Как он умудряется кидать уголь сутками в котел неизвестно. Но он кочегар.

Вот такой компанией мы собрались и сегодня. Просто сидели, пили, шутили. Шорт и Кевин, как всегда сидели в обнимку со шлюхами. Свейн, по молодости лет, засматривался на полуголых девиц, но не снимал их. У него есть невеста, милая девушка Анжела.

- Кевин, ты снова достал свою жену, что она тебя к шлюхам выгнала? – Улыбаясь, спросил Шорт.

- Да, все надеюсь, что в один прекрасный момент нашего соития, она отдаст душу Богу, но эта карга все живет и живет! – Радостно ответил Кевин, от чего шлюхи рассмеялись. Свейн сдержано улыбнулся. Я его понимаю. Ингрид, жена Кевина никак на каргу не походила. Даже наоборот, была довольно симпатичной женщиной.