Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт) - Твен Марк. Страница 60
Смею сказать, что я не на шутку перепугался. Тем не менее, улепетнуть не было ни малейшей возможности. Нас всех схватили и повели прямо на кладбище, находившееся близ берега реки приблизительно в полутора милях вниз по течению. Весь город шел за нами следом, так как мы порядком-таки шумели, а время было еще не особенно позднее. Часы недавно только пробили девять.
Проходя мимо нашего дома, я искренне раскаивался в том, что отослал мисс Мэри-Джен из города. Если бы она была дома, мне стоило бы только подать ей знак и она сейчас же явилась бы ко мне на помощь, разоблачив вместе с тем самозванных своих дядюшек — короля и герцога.
Мы шли по береговой дороге с таким криком и шумом, как если бы представляли собой стаю разозлившихся диких кошек. Словно для увеличения ужаса и без того уже неприятной обстановки, небо все более омрачалось тучами. Молнии принялись сверкать все чаще, и ветер зловеще завывал между листвой. Мне никогда еще не доводилось чувствовать себя в таком затруднительном и опасном положении. Я испытывал такое ощущение, как если бы меня оглушили ударом по голове. Все устраивалось совершенно иначе, чем я рассчитывал. Вместо того чтобы разоблачить мошенников тогда именно, когда я признаю это для себя наиболее удобным, и оказаться в роли постороннего зрителя, так как Мэри-Джен, во всяком случае, выручила бы меня при окончательной развязке, мне приходилось теперь играть самому очень незавидную роль. Между мною и внезапной смертью стоял теперь толь ко рисунок стрелы на груди покойного. Если там стрелы не найдут, то…
Мысль эта была для меня положительно невыносимой, я не мог думать ни о чем ином. Тем временем становилось все темнее. Вся обстановка была как нельзя более подходящей для того, чтобы дать тягу, но рослый здоровенный увалень Гейнс держал меня за руку. Вырваться от него было так же трудно, как высвободиться, например, из рук великана Голиафа. Он был в таком возбуждении, что шагал вперед с быстротою скорохода. Мне приходилось бежать, чтобы следовать за ним.
Дойдя до кладбища, толпа мгновенно хлынула туда и залила его словно волною реки, вышедшей из берегов. У могилы Питера оказалось, что заступов и лопат при нас имеется во сто раз больше, чем нужно. Никому, однако, не пришло в голову захватить с собой фонарь. Несколько молодцов тотчас же принялись раскапывать могилу под блеск сверкавшей временами молнии. Другой доброволец вызвался сбегать за фонарем в соседний дом, находившийся приблизительно в полумиле отсюда.
Работа в рыхлой земле продвигалась очень быстро, несмотря на то, что становилось все темнее. Под конец хлынул дождь. Ветер завывал все ужаснее, и молнии сверкали все ярче. Гром грохотал у нас над самыми головами, но все были до такой степени заняты, что ни кто не обращал на это ни малейшего внимания. На мгновение становилось светло, как днем. При ослепи тельном блеске молнии можно было ясно различить каждое лицо в громадной толпе, заполнившей собою кладбище. Я видел совершенно явственно кучи грязи, которые выбрасывали лопатами из могилы. В следующее мгновенье все снова скрывалось в непроглядном мраке.
Наконец гроб вырыли из могилы и начали отвертывать винты, которыми прикреплена была крышка. Тогда началась опять страшная давка, так как всем хоте лось подойти как можно ближе. Мрак, окутывавший решительно все кругом, придавал этой толкотне и давке, по крайней мере для меня лично, еще более страшный, удручающий характер. Гейнс, стараясь протискать ся сквозь толпу, тащил меня за собой и сжимал мою руку до боли. Он делал это, по-видимому, совершенно инстинктивно, так как был сам до того возбужден, что, без сомнения, окончательно забыл о моем присутствии. Он страшно задыхался и тяжело дышал.
Внезапно сверкнувшая молния облила на мгновение все кладбище ослепительно ярким сиянием. При этом кто-то из стоявших близ самого гроба воскликнул:
— Вот так штука!.. Провалиться мне в тартарары, если мешок с золотом не лежит на груди у покойника!
Подобно всем присутствующим, Гейнс вскрикнул, выпустил мою руку и стремительно бросился вперед, чтобы прочистить себе дорогу к гробу и взглянуть собственными глазами на такое чудо. Понятно, что я, не теряя времени, ускользнул и, несмотря на густой мрак, поспешно выбрался на дорогу.
Никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Я улепетывал бегом, хотя на дороге никого, кроме меня, не было, если не принимать в расчет мрак, такой густой, что в нем можно было бы, казалось, повесить топор. Впрочем, сквозь этот мрак сверкали временами молнии и беспрерывно лил дождь среди гудевшего ветра и бурных раскатов грома. Смею уверить, что темная ночь и гроза доставляли мне в данном случае величайшее удовольствие.
Добежав до города, я убедился, что улицы совершенно пусты, так как местные жители, оставшиеся дома, не решались выходить в такую грозу. Это мне было, если можно так выразиться, как нельзя на руку. Я не имел надобности пробираться разными закоулками, а пустился бегом прямо по главной улице. Приближаясь к нашему дому, я начал в него вглядываться. Там было, однако, темно, и меня охватило, сам не знаю почему, грустное разочарование. Но вот в последнее мгновение, когда я пробегал как раз мимо, появился в окне у Мэри-Джен яркий свет условленного нами сигнала. Она зажгла свечу и поставила ее на окно. Кровь внезапно хлынула к моему сердцу с такой силой, что оно грозило разорваться. В следующее мгновение дом и весь город остались за мною во мраке. По-видимому, мне в этой жизни никогда не суждено побывать там вторично. Могу сказать толь ко, что Мэри-Джен лучшая из девушек, с которыми мне вообще доводилось встречаться. Ни у одной из них не оказывалось такого доброго, честного, энергичного характера. Оставив позади себя город и про бежав вдоль берега вверх против течения достаточно далеко, чтобы можно было без особенных усилий до браться оттуда до песчаной косы, где был спрятан наш плот, я начал тщательно высматривать лодку, которую можно было бы позаимствовать. При свете блеснувшей молнии мне удалось разглядеть челн, привязанный просто-напросто веревкой, тогда как большинство других лодок были на цепи. Песчаная коса находилась далеко от берега, как раз посередине реки, но я не терял времени и добрался до нее очень проворно. Причалив к плоту, я почувствовал себя до такой степени утомленным, что охотно бы в растянулся и попытался тотчас же отдышаться. Я этого, однако, не сделал и, вскочив на плот, немедленно вскричал:
— Живее, Джим, пошевеливайся! Отчаливай скорее!.. Слава Богу, мы от них избавились…
Джим немедленно оттолкнул плот от песчаной косы и, не помня себя от радости, направился ко мне с рас простертыми объятиями. В это мгновение сверкнула молния, ярко осветившая его лицо, и я до такой степе ни испугался, что, потеряв равновесие, упал за борт. Я совершенно забыл, что он изображал собою престарелого короля Лира и утопленника араба в одном лице. Внезапно увидев его, я до такой степени перепугался, что ноги у меня подкосились. К счастью, Джим не медленно вытащил меня из воды, принялся меня ласкать, обнимать, прижимал меня к своему сердцу, и т. д. и т. д. Вообще, он был несказанно рад тому, что я вернулся и что мы благополучно освободились наконец от короля и герцога. Я прервал его радостные возгласы заявлением:
— Повремени маленько! Отложим это до завтрака. Теперь отвязывай живее причал и пусти плот по течению.
Спустя каких-нибудь две секунды мы уже действительно плыли вниз по реке. Я лично испытывал величайшее удовольствие, сознавая, что мы опять свободны на широком просторе могучей реки, где никто не стесняет более нашей свободы. Я невольно под прыгнул от радости и, привскочив, прищелкнул не сколько раз каблуками в воздухе. Проделав этот интересный маневр три раза, я уловил, однако, хорошо знакомый мне звук и, задержав дыхание, начал прислушиваться. Мгновение спустя над водой опять сверкнула молния, и я действительно увидел обоих негодяев, плывших к нам на лодке. Они как раз налегали на весла и поворачивали лодку прямо к нам. Это были король и герцог.