Вопросы сегодня, ответы вчера... - Тумп Саша. Страница 29
…Моя ещё: «Не успел приехать и опять в дорогу…» И что? Ну, вот и что, что «опять в дорогу»? Ладно бы лето было. А то на улице дубак и сиди дома…
Чудны дела!
…Гарна курточка-то! Ты посмотри: ведь могут когда захотят.
Петрович встал и подошёл к Павлу, разглядывая его куртку.
– Хороша! Вот ведь… а! А мои наденут чёрте что на себя. Задница торчит фигой. На голове…
Хороша. Мне самому надо бы такую...
Или капюшон напялят, голову опустят, согнутся крючком, руки под себя… Разве можно по сегодняшним дням в капюшоне ходить? Разве можно от жизни спрятаться? Разве в капюшоне отмахнёшься если чё? Так башку и прошибут сзади. Зато в капюшоне!.. Страусы - чесно слово!
...Надо и мне такую же… Где брал?
Пашка замялся.
– Выдали… Павел Николаевич… Саша, водитель Петра Николаевича знает где…
– Вот! Теперь спецуху дают, которая ветеранам и не снилась! Выдали! Твой Павел Николаевич, когда я пришёл, выдал мне кувалду и подвёл к стене… Там у забора стена была… И сказал: – К вечеру машина придёт за кирпичным боем.
…Под мышками продухи бы надо…
– А есть! – Пашка поднял руку и показал на молнии.
– Вот! И продухи есть! А на штанах, выше колена, есть? – Петрович и охранник улыбались.
– Есть! – Пашка в растерянности повернул колено.
– Вот! И тут у него всё, как надо. И ботинки, как надо, и на штанах продухи.
Живи – не хочу.
…Ладно! Пои, браток, чаем напарника, нам в дорогу. Это вам – дармоедам, здесь штаны протирать, без разницы какие, с продухами, без, а нам работать надо.
Петрович подмигнул охраннику, улыбнулся и опять сел на топчан.
…Когда пересекли кольцевую, солнце уже лежало напротив на верхушках деревьев, слепя ярким светом.
Петрович в рубашке, расстегнутой до середины груди, с закатанными рукавами, спокойно следил за дорогой.
– Ещё немного и… Выйдем на прямую. Да, Нижний этот… – он покачал головой. – Вот сам посмотришь. Как пройдём Владимир, Вязники и тут на тебе – он… Посмотришь разницу.
Он замолчал, изредка бросая взгляд на Пашку, смотрящего на дорогу.
– Я вообще-то не очень люблю болтунов. Сам стараюсь молчать. «Гремит лишь то, что пусто изнутри».
Но ты, прямо скажем – оратор.
Пашка улыбнулся и отвернулся к боковому окну.
– А я из-за тебя со всеми дома разругался. Ну, не со всеми… Батя, как был умнее всех, так и остался.
Сказал, что еду с напарником. Ой!.. Не спрашивай!
Батя только сказал: «Кроме кофе ещё возьми термос чая и побольше бутербродов. Молодой ещё. Растет ещё. Есть ему надо, а не с тобой кататься». Батя у меня вообще… Как выдаст что – хоть стой, хоть падай…
Так что, если хочешь есть, меня не спрашивай. Синяя сумка твоя. Там всё твое. И бельё и зубная щётка, и термос, и еда.
Там и домашнее. А то спаришь за дорогу, не только ноги.
Петрович засмеялся.
– Понадобится ещё!..
Ботинки не ставь к печке, а то Ворон за дорогу их тебе свернёт, как мандариновые корочки.
Я все списал с подотчётных денег на тебя. Так что, денег у нас с тобой осталось только-только. Конечно не так уж…
Деньги они вообще… Зараза такая… Если их любить, то «любилки» уже ни на что больше не останется. Тут надо выбирать: либо жить, либо деньги любить.
Термос я хороший тебе купил.
…Там и сандалии и носки…
Для себя дорого, а для тебя за твои деньги – в самый раз. Ты никогда себе такое не купишь.
Петрович опять довольно хохотнул.
Помолчал и, улыбаясь, добавил: – Под твою куртку и ботинки в самый раз.
…Переоденься, да давай по бутербродику. Из твоих. У тебя с окороком. Съесть их надо. Окорок. Не лежит долго. А в дороге животом мучиться – последнее дело.
Пашка скинул расстегнутые ботинки и стал неуклюже переодеваться.
– Привыкнешь. Только кажется, что места мало. И в жизни так. Вроде тесно, а привыкнешь – свобода.
Для всего хватает. И для хорошего и для… всякого, – Петрович протянул руку за чаем.
…Я тоже рано деньги в дом принёс. Ну, не деньги… картошкой расплатились. А своя была!.. Я попросил, чтоб зерном дали. Смеялись все. А… Народу лишь бы позубоскалить.
…Куры! Куры у нас были…
…Моя орёт: «Опять в дорогу!» А что дома делать?
Мои не пойдут ни за картошку, ни за зерно работать. И вообще пойдут ли работать.
…А батя – молодец!
Петрович разговаривал сам с собой, то ли думая о чём-то, то ли вспоминая.
– Забрал я его к себе. И не старый ещё… Зря забрал. Мается он бездельем. Хорошо, что хоть дом не продали. …Зря забрал.
А… Этим, – что есть я дома, что нет. Что есть дом, что нет.
…А на тебя-то что все пялятся?.. У нас ведь новеньких и не бывает почти.
Так, если Пётр Николаевич кого на перевоспитание пришлёт к Павлу.
А так…
Тебе тоже достанется.
Хотя?.. Тёзка ты ему. А… всё равно душу вынет. Хотя?..
…Права-то есть?
Пашка отрицательно покачал головой.
– О! С этого и начнёт. Отправит учиться, вроде, как за деньги конторы, чтоб спрос иметь с тебя, а потом их же и вычтет. Потом загонит ещё куда-нибудь. На сварщика, например. У нас в слесарях придётся потолкаться. А может сразу к складу определит. Страшное дело склад этот.
Всё лежит под рукой. Бери – не хочу. Вот все на этом и горят. Страшное дело, когда человек «крыса». А как не взять? Один на один с совестью-то… Слаб человек. Слаб.
Хотя… За всё время только два раза было. Тебя, может, и простят, молод, а их нет – не простили. А оно и как? К каждому охрану ставить что ли?
Так что перед уходом с территории карманы-то проверяй. Да и люди разные. По ошибке не в тот карман что-нибудь сунут. Хотя, не должны бы. А кто его знает? А и то! Как жить если все одинаковые? Так ли?
…Я бы, вот, своих и не привёл к нам. Да, и не взяли бы. Да и они бы не смогли. Для них рано! Вся жизнь у них такая: все сегодня рано, а завтра, глядь, все уже поздно.
…Да, и сейчас, и нет, наверное, нигде, чтоб с восьми работали.
Зато время… на себя остаётся. Вечером-то. При умном-то подходе много чего успеть можно. Но, это если при умном. А так! Что так жечь его, что так. Если, конечно, жечь. Да, оно сейчас и не нужно никому. Время-то. Разве его считают? Есть места, где не дни – часы считают. Так ли?
…Дядьку-то твоего я давно знаю. Давно!
Можно сказать – «он меня читать научил». Почти пять лет я ничего не делал, только брёвна катал, пилил и читал книги.
…Подошёл он как-то, посмотрел в книгу и говорит: «Читаешь или картинки смотришь?» А книга-то и без картинок. Я и говорю: «Читаю». А он: «С героями кувыркаешься или с автором споришь?» А я и не знаю, что сказать.
Мне ведь всегда было «по барабану», кто там написал.
Вот как было!
Когда всё понял – оказалось, что всю жизнь картинки листал в книгах-то.
– Эх!.. Жалею, что не записывал того, что со мной в жизни было. О чём думал когда-то. Иногда вспомнишь – страх берёт.
Заведи тетрадку. Черкай, что в голову придёт. Потом пригодится. Как есть – пригодится… Если за жизнь ум не пропьешь – пригодится.
Я вот, какой раз уже, собираюсь. И всё что-то никак…
Пашка слушал. То разглядывал крыши машин изредка обгоняющих их, то прикрыв глаза, отворачивался от восходящего солнца.
Почему-то вспоминалась рыбалка, отец, Наташка маленькая в голубом платьице…
Потом вспомнилось вчерашнее утро.
«Я сказал – по дому ходи только в юбке!» – гаркнул сожитель тётки и под её смех, дернул вниз штаны Наташкиной пижамы и схватил лапищей за ягодицу.
…Вспомнились его глаза и слова: «Ты труп, щенок! Тебя нет. Простись со своей сучкой!»
…Истошный крик тётки.
… «Не трогай нож, дура! Звони в скорую и ментам!»
…Наташка на полу, прижавшаяся к кровати с натянутым под подбородок одеялом. Её безмолвно трясущиеся плечи… Как переложил её на кровать…
…«Куда бежишь?! Найду! Зубами рвать буду…»
Пашка вздрогнул.
– Растёшь. Когда во сне вздрагивают – это значит растут.