Запрещенный Рюрик. Правда о «призвании варягов» - Буровский Андрей Михайлович. Страница 31

Крупный историк, свободно владевший русским, древнерусским и церковнославянским языками, уже в конце лета представил коллегам текст речи для обсуждения. Среди прочих ссылок на источники и работы предшественников он сослался на статью «De Varagis» («Варяги»), которая была опубликована на латинском языке Готлибом Зигфридом Байером в IV томе «Комментариев» Петербургской академии наук.

Текст речи вызвал несколько мелких поправок, и его рекомендовали к печати. Все спокойно и вполне академично… Но тут вмешался тогда еще молодой и невероятно активный Михайло Васильевич Ломоносов. Первоначально он был настроен скорее нейтрально, но тут И.Д. Шумахер заметил: у будущих слушателей может возникнуть негативное отношение к речи…

По-видимому, своим замечанием Шумахер и подсказал, что можно сделать. Михайло Васильевич немедленно сплотил некую «партию» и стал выступать с позиций российского патриотизма. Эту партию он сам и его сторонники называли «русской», но с самого начала в ней кроме Н.И. Попова и С.П. Крашенинникова состояли еще И. Фишер и Ф.Г. Штрубе-де-Пирмонт.

Партия считала, что в этом случае научная истина вообще не очень важна. Главное, что «норманизм» задевает чувства русского народа, оскорбляет русский народ, утверждает неполноценность русских, доказывает неспособность русских создать собственное государство. То есть получается – «русская партия» вовсе не оспаривала научные выводы Ф.И. Миллера и Г.З. Байера, но им было предъявлено несколько достаточно тяжелых политических обвинений.

«Дискуссия продолжалась в течение 1749–1750 гг. и заняла 29 занятий Академической конференции» [90] . В результате этих почти годовых разборок деятельность Академической комиссии оказалась практически парализованной: академики и адъюнкты выясняли, кто такие россы, а заодно – кто к какой партии принадлежит. Как обычно и происходит в таких случаях, «немецкая» и «русская» партии меньше всего заботились о торжестве истины, но «зато» чрезвычайно заботились о своем собственном первенстве в Академии наук. Состав этих «партий» постоянно менялся, тасовался, вчерашние «русские» постоянно и очень легко становились «немцами» и наоборот, и все это безобразие не имело ничего общего с национальностью участников. Не имело оно ничего общего и с наукой… но многим приносило весьма существенные дивиденды.

Положение самого Ломоносова в Академии наук очень упрочилось. Сам И.Д. Шумахер – интриган и политический боец с колоссальной квалификацией – начал так его бояться, что старался при виде Ломоносова незаметно исчезнуть, а на заседаниях изо всех сил старался не высказываться при Ломоносове даже на самые невинные темы.

Что самое характерное, Ф.И. Миллер никогда не участвовал ни в какой партии – ни в «немецкой», ни в «русской». Всю жизнь он занимался только одним – наукой и организацией науки. На какое-то время академия притормозила публикацию его речи… Но как только запрет сняли, Миллер тут же ее опубликовал. Едва рассеялся дым баталий, как Федор Иванович возобновил публикации своего «Собрания по русской истории».

Что очень характерно – через несколько лет после завершения «норманской дискуссии» Миллер стал конференц-секретарем академии и сосредоточил в своих руках немалый организационный ресурс. В этой должности он мог бы изрядно нагадить Ломоносову… если бы хотел. Но, видимо, он не хотел – ни единого недружественного поступка, ни одного неуважительного слова.

Российский патриот Миллер всегда очень уважительно отзывался о русском народе и его истории – на каком бы языке ни писал и в какой бы стране ни публиковалось написанное. Кстати, с 1747 года он перешел в русское подданство и вовсе не был «залетным иноземцем», как обзывал его Ломоносов на заседаниях Академии наук.

До конца своих дней Ф.И. Миллер сохранил уверенность, что первая правящая на Руси династия Рюриковичей – германского, скорее всего, скандинавского происхождения. Это не мешало ему искренне любить русский народ (уж если мы о любви и дружбе) и постоянно отмечать почтенную древность и славную историю россов и вообще всех славян [91] .

Не менее симпатичной личностью был и Г.З. Байер – крупный ученый, близкий друг и сотрудник Татищева. Он очень помог Татищеву в написании его «Истории Российской». Ни он, ни Миллер никогда ни слова не говорили о неполноценности славян, об их неспособности создать государство, о необходимости руководить славянами и так далее. Все эти высказывания им приписывались, но совершенно облыжно. Чего Байер и Миллер не делали – того не делали.

И вообще они не пытались популяризировать науку – не только сомнительные расистские идеи, но даже и самые бесспорные научные открытия. Работали за свою скромную зарплату, и все. Очень академичные типы, типичные уважаемые коллеги – милые, безобидные, ничтожные во всем, кроме своей профессиональной работы.

Отмечаю это с особенным удовольствием – люди, объявленные основателями расистской теории неполноценности славян, никогда не говорили ничего подобного. К тому же они никогда не принимали участия ни в каких интригах – ни в самой Академии наук, ни при царском дворе, ни в широких кругах общественности. Нигде.

Суть «норманизма»

Ну ладно… Политика политикой, интриги интригами, а из-за чего сыр-бор поднялся? Что же именно писали Байер и Миллер? Самое интересное, писали то же, о чем упоминали в Российской империи, упоминают и по сей день во всех школьных учебниках: что династия Рюрика и его ближайшее окружение – не русские, не славяне, а германцы, скорее всего, скандинавы.

С этим, кстати говоря, спорить вообще невозможно: летопись предельно ясно говорит, что призвали именно варягов. Так что с варягами все ясно, и не только у самого Рюрика – у всех его наследников имена тоже варяжские. Не немецкие, а именно скандинавские. Нет у немцев такого имени – Ингвар. У скандинавов оно есть, на Руси это имя произносилось как Игорь.

Воевода Свенельд служил еще Рюрику и дожил до времен Святослава.

Владимир Святославович – первый киевский князь, у которого имя-отчество чаще всего произносятся как чисто славянские, но и его называли Валдамаром, сыном Свендослава. И воевал он с полоцким князем Рогволдом, чтобы жениться на его дочери Рогнеде, – уже в Х веке.

Если же взять IХ век, то во всей истории Руси там встречаются только два славянских имени: в Новгороде Рюрика пытается свергнуть некий Вадим, а второе славянское имя – Гостомысл, мудрый старейшина в том же Новгороде. По легенде, Гостомысл и настаивал на призвании варягов – хотел прекратить междоусобие.

Байер об этом и говорил – о том, что «от начала Руссы, или Россияне владетелей Варягов имели… По сему часто о Варягах упоминается в Русских летописцах…» [92] .

Байер критиковал традиционную историографию Московии, по которой род московских Рюриковичей возводился к римскому императору Августу, и хорошо, что хоть не к Солнцу и Луне. Те же московские сочинители родословных выводили первых Рюриковичей из Пруссии – все же поближе к Августу. Их Байер тоже раскритиковал, показывая упомянутых в летописи варягов – скандинавами. Он полагал, что основателем княжеской династии на Древней Руси был варяжский, то есть скандинавский, конунг Рюрик, который приплыл из Скандинавии с дружиной после приглашения послами от славян. И что после этого призвания и вокняжения название Русь перешло на восточных славян.

И никаких политических, и никаких обидных для кого-либо выводов.

Герард Фридрих Миллер впервые писал о варягах на Руси еще в начале 1730-х годов. В 1732 году в своем журнале «Sammlung russischer Geschichte» («Собрание русской истории») он опубликовал статью «Известие о древней рукописи русской истории Феодосия Киевского». За то, что он считал автором «Повести временных лет» не Нестора, а Феодосия Печерского, современные «борцы с норманизмом» над ним всячески издеваются: Миллер перепутал автора летописи и основателя монастыря. Но, учитывая состояние источников, представление Миллера об авторстве Феодосия ошибочно, но вовсе не глупо.