Судьбы и сердца - Асадов Эдуард Аркадьевич. Страница 38

— Ревнуют там, где потерять страшатся.

Я лишь порою бурно восставал,

Никак не соглашаясь унижаться!

Ведь имя, что ношу я с детских лет,

Не просто так снискало уваженье,

Оно прошло под заревом ракет

Сквозь тысячи лишений и побед,

Сквозь жизнь и смерть, сквозь раны и сраженья.

И на обложках сборников моих

Стоит оно совсем не ради славы.

Чтоб жить и силой оделять других,

В каких трудах и поисках каких

Все эти строки обретали право!

И женщина, что именем моим

Достойно пожелала называться,

Клянусь душой, обязана считаться

Со всем, что есть и что стоит за ним!

И, принимая всюду уваженье,

Не должно ей ни на год, ни на час

Вступать в контакт с игрою чьих-то глаз,

Рискуя неизбежным униженьем.

Честь не дано сто раз приобретать.

Она — одна. И после пораженья

Ее нельзя, как кофту, залатать

Или снести в химчистку в воскресенье!

Пусть я доверчив. Не скрываю — да!

Пусть где-то слишком мягок, может статься,

Но вот на честь, шагая сквозь года,

Ни близким, ни далеким никогда

Не разрешу и в малом покушаться!

Ведь как порой обидно сознавать,

Что кто-то, ту доверчивость встречая,

И доброту за слабость принимая,

Тебя ж потом стремится оседлать!

И потому я тихо говорю,

Всем говорю — и близким, и знакомым:

Я все дарю вам — и тепло дарю,

И доброту, и искренность дарю,

Готов делиться и рублем и домом.

Но честь моя упряма, как броня.

И никогда ни явно, ни случайно

Никто не смеет оскорбить меня

Ни тайным жестом и ни делом тайным,

Не оттого, что это имя свято,

А потому, и только потому,

Что кровь поэта и стихи солдата,

Короче: честь поэта и солдата

Принадлежит народу одному!

СЕРЕБРЯНАЯ СВАДЬБА

У нас с тобой серебряная свадьба,

А мы о ней — ни слова никому.

Эх, нам застолье шумное созвать бы!

Да только, видно, это ни к чему.

Не брызнет утро никакою новью,

Все как всегда: заснеженная тишь…

То я тебе звоню из Подмосковья,

То ты мне деловито позвонишь.

Поверь, я не сержусь и не ревную.

Мне часто где-то даже жаль тебя.

Ну что за смысл прожить весь век воюя,

Всерьез ни разу так и не любя?!

Мне жаль тебя за то, что в дальней дали,

Когда любви проклюнулся росток,

Глаза твои от счастья засияли

Не навсегда, а на короткий срок.

Ты знаешь, я не то чтобы жалею,

Но как-то горько думаю о том,

Что ты могла б и вправду быть моею,

Шагнувши вся в судьбу мою и дом.

Я понимаю, юность — это юность,

Но если б той разбуженной крови

Иметь пускай не нажитую мудрость.

А мудрость озарения любви!

Ту, что сказала б словом или взглядом;

— Ну вот зажглась и для тебя звезда,

Поверь в нее, будь вечно с нею рядом

И никого не слушай никогда!

На свете есть завистливые совы,

Что, не умея радости создать,

Чужое счастье расклевать готовы

И все как есть по ветру раскидать.

И не найдя достаточного духа,

Чтоб лесть и подлость вымести, как сор,

Ты к лицемерью наклоняла ухо.

Вступая с ним зачем-то в разговор.

И лезли, лезли в душу голоса,

Что если сердце лишь ко мне протянется,

То мало сердцу радости достанется

И захиреет женская краса…

Лишь об одном те совы умолчали,

Что сами жили верою иной

И что буквально за твоей спиной

Свои сердца мне втайне предлагали.

И, следуя сочувственным тревогам

(О, как же цепки эти всходы зла!),

Ты в доме и была и не была,

Оставя сердце где-то за порогом.

И сердце то, как глупая коза,

Бродило среди ложных представлений,

Смотрело людям в души и глаза

И все ждало каких-то потрясений.

А людям что! Они домой спешили.

И все улыбки и пожатья рук

Приятелей, знакомых и подруг

Ни счастья, ни тепла не приносили.

Быть может, мне в такую вот грозу

Вдруг взять и стать «хозяином-мужчиной» —

Да и загнать ту глупую «козу»

Обратно в дом суровой хворостиной!

Возможно б, тут я в чем-то преуспел,

И часто это нравится, похоже,

Но только я насилий не терпел

Да и сейчас не принимаю тоже.

И вот над нашей сломанной любовью

Стоим мы и не знаем: что сказать?

А совы все давно в своих гнездовьях

Живут, жиреют, берегут здоровье,

А нам с тобой — осколки собирать…

Сегодня поздно ворошить былое,

Не знаю, так или не так я жил,

Не мне судить о том, чего я стою,

Но я тебя действительно любил.

И если все же оглянуться в прошлое,

То будь ты сердцем намертво со мной —

Я столько б в жизни дал тебе хорошего,

Что на сто лет хватило бы с лихвой.

И в этот вечер говорит с тобою

Не злость моя, а тихая печаль.

Мне просто очень жаль тебя душою,

Жаль и себя, и молодости жаль…

Но если мы перед коварством новым

Сберечь хоть что-то доброе хотим,

То уж давай ни филинам, ни совам

Доклевывать нам души не дадим.

А впрочем, нет, на трепет этих строк

Теперь, увы, ничто не отзовется.

Кто в юности любовью пренебрег,

Тот в зрелости уже не встрепенется.

И знаю я, да и, конечно, ты,

Что праздник к нам уже не возвратится,

Как на песке не вырастут цветы

И сон счастливый в стужу не приснится.

Ну вот и все. За окнами, как свечи,

Застыли сосны в снежной тишине…

Ты знаешь, если можно, в этот вечер

Не вспоминай недобро обо мне.

Когда ж в пути за смутною чертой

Вдруг станет жизнь почти что нереальной

И ты услышишь колокольчик дальний,

Что всех зовет когда-то за собой,

Тогда, вдохнув прохладу звездной пыли,

Скажи, устало подытожа век:

— Все было: беды и ошибки были,

Но счастье раз мне в жизни подарили,

И это был хороший человек!

УЛЕТАЮТ ПТИЦЫ

Осень паутинки развевает,

В небе стаи будто корабли —

Птицы, птицы к югу улетают,

Исчезая в розовой дали…

Сердцу трудно, сердцу горько очень

Слышать шум прощального крыла.

Нынче для меня не просто осень —

От меня любовь моя ушла.

Улетела, словно аист-птица,

От иной мечты помолодев,

Не горя желанием проститься,

Ни о чем былом не пожалев.

А былое — песня и порыв.

Юный аист, птица-длинноножка,

Ранним утром постучал в окошко,

Счастье мне навечно посулив.

О, любви неистовый разбег!

Жизнь, что обжигает и тревожит.

Человек, когда он человек,

Без любви на свете жить не может.

Был тебе я предан, словно пес,

И за то, что лаской был согретым,

И за то, что сына мне принес

В добром клюве ты веселым летом.

Как же вышло, что огонь утих?

Люди говорят, что очень холил,

Лишку сыпал зерен золотых

И давал преступно много воли.

Значит, баста! Что ушло — пропало.

Я солдат. И, видя смерть не раз,

Твердо знал: сдаваться не пристало,

Стало быть, не дрогну и сейчас.

День окончен, завтра будет новый.

В доме нынче тихо… никого…

Что же ты наделал, непутевый,

Глупый аист счастья моего?!

Что ж, прощай и будь счастливой, птица!

Ничего уже не воротить.

Разбранившись — можно помириться.

Разлюбивши — вновь не полюбить.

И хоть сердце горе не простило,

Я, почти чужой в твоей судьбе,

Все ж за все хорошее, что было,

Нынче низко кланяюсь тебе…

И довольно! Рву с моей бедою.

Сильный духом, я смотрю вперед.

И, закрыв окошко за тобою,

«Твердо верю в солнечный восход!

Он придет, в душе растопит снег,

Новой песней сердце растревожит.

Человек, когда он человек,

Без любви на свете жить не может.