Чижик – пыжик - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 14

Весна вспомнила, что пришло ее время, выпустила солнце на небо. Оно припекает мое лицо через лобовое стекло машины. Если закрыть глаза и посильнее напрячь фантазию, то окажешься на Южном берегу Крыма. Рядом лежат разомлевшие телки с раздвинутыми ногами, чтобы и пизда поджарилась, стала уже, и ждут, когда беспризорный хуй клюнет на их лохматое богатство и тряхнет мудями и кошельком. Впрочем, сидеть с закрытыми глазами некогда, а то пропущу должника.

Моя машина стоит метрах в ста от Ириного дома. До отхода московского поезда осталось чуть более сорока минут, из них двадцать надо на дорогу до вокзала. Неужели Яценко оказался большим хуеплетом, чем я предполагал? Нет, жадность и глупость одолели его — вон он, бежит с дорожной сумкой от подъезда к «жигулям-восьмерке». Номера на ней блатные: три первые — нули.

Петя полетел к вокзалу, поплевывая на правила дорожного движения и гаишников. Мои номера не вложены в круглые извилины — след от фуражки — гаишников, поэтому ехал медленнее. Догнал «восьмерку» возле вокзала, она парковалась на стоянке служебных машин. Странно, весь город знает, что Яценко-старшего сняли, но разрешают сынку пользоваться мелкими благами крупного начальника. Я подождал, когда тронется московский поезд, убедился, что Свиноухий уехал на нем, и полетел к его дому.

Замка на подъездной двери не было и в скворечнике в холле никто не сидел. Непуганные лохи. На каждом этаже по одной двери, не ошибешься. Ключи мне сделал старый вор-медвежатник, отошедший от дел по состоянию здоровья, из-за туберкулеза — профессиональной болезни зеков. Он все время кашлял, брызгая слюной, и создавалось впечатление, что это летят кусочки легких.

Квартира была пятикомнатная, квадратов на двести. Искать в такой наобум — занятие долгое. Хоть и говорят, что деньги не пахнут, я сразу чую, есть они или нет. Чем больше их в квартире, тем мягче и приятнее ароматы, и наоборот. Особенно зловонны нищета и неизлечимые болезни. Иногда я по ошибке попадал в такие и сразу же выматывался: несчастье — заболевание заразное. В Петиной хате пахло капустой, большой и сочной. Обстановка в стиле «совковый ампир» — богато, но безвкусно подобрано и похоже на лежбища других номенклатурных и торговых воротил, потому что закупалось вразнобой, по мере поступления из-за бугра. Отличались лишь содержанием книжных шкафов: у номенклатуры на самом видном месте золотисто-красный Ленин в полусотне томах, а у торгашей — Дюма и Купер. Петины родители одинаково любили и вождя мирового пролетариата, и источники подростковых грез. Ничего интересного или нового я в их книжном шкафу не нашел. Кстати, перед третьей ходкой я проходил у мусоров под кодовым названием «Книжник», потому что прихватывал из поставленных хат стоящие книги. Я зашел в кабинет Яценко-старшего. Если хозяин дома он, то деньги должны быть здесь, если жена, то в спальне: бабы все прячут поближе к пизде. Я подошел к окну, под которым висел радиатор, плоский, импортный, такой в типовой девятиэтажке не встретишь. Повернувшись спиной к окну, я положил руки на теплый радиатор. Они у меня всегда мерзнут, грею при каждом удобном случае. Не спеша оглядел комнату слева направо и справа налево. Когда брал первую хату, хватал все подряд и как можно быстрее. Начиная с третьей-четвертой, пришел к выводу, что спешка нужна при ловле блох и ебле чужой жены. Добыча сразу увеличилась. И это при том, что груза стал уносить меньше и, следовательно, меньше светиться. Одно дело, когда ты выходишь из дома с кейсом, другое — когда с парой чемоданов. Последние разы я ходил на дело с пустыми руками, точнее, с букетиком цветов и коробкой из-под торта. Бабульки у подъезда принимали меня за нового ебаря какой-нибудь их соседки-бляди (такие, по их мнению, есть в каждом подъезде). Через час-полтора, прихватив золотишко и деньги, я швырял коробку и букет в мусоропровод, а проходя мимо бабулек, дотрагивался до мотни, как бы бессознательно проверяя, не забыл ли застегнуть. Старушки блаженно закатывали подслеповатые глаза, вспоминая, как было кайфово, когда хуй выворачивал им пизду наизнанку. На вопрос мусоров о подозрительных типах, заходивших в подъезд в день кражи, бабульки называли кого угодно, кроме меня.

Куда только люди не прячут деньги! Угадать — развлечение интересное и вознаграждаемое. Деньги излучают не обычные запахи, а импульсы с кисловато-сладким душком, который просачивается сквозь вату матрацев, дерево сервантов и шкафов, железо телевизоров и приемников, камень стен. Надо уловить его, втягивая не носом, а клеточками мозга. Уметь такое — воровской талант. Не умеешь — иди нищего за хуй таскай.

Я смотрю на расставленные на столе безделушки, возглавляемые большим пресс-папье с золоченым верхом. На хрустальную люстру, слишком большую для этой комнаты — приделали антенну корове на пизду. Уверен, что Яценко-старший внутренне зажат, любит порядок и прихвастнуть при любом удобном и неудобном случае. Скорее всего, хозяин в доме он. Я заглядываю в верхний ящик стола — разные безделушки, а потом, подчиняясь интуиции, протягиваю руку к стоящему рядом со столом книжному шкафу. Люди ленивы, все должно быть под рукой. Там стоит вазочка из темного стекла и с широким горлом. Я забираю из нее деньги, но не все, оставляю примерно четверть. Голову даю на отсечение, что свиноухий знал об этом тайнике и отщипнул до меня. Как бы он теперь ни оправдывался перед папашей, что не брал много, тот ему не поверит.

В Петиной комнате образцово-показательный бардак и воняет перегаром и мочой. Искать здесь нечего.

В спальне родителей под окном большой, девятисекционный радиатор, старый, чугунный. Видать, не успели заменить за казенный счет на новый, а теперь надо деньги выкладывать. Я положил на него руки — холодный — и сразу убрал. В комнате пахло духами, наверное, «Шахерезадой». Мне этот запах ненавистен с детства. Так воняла классная Раиса Максимовна, которая любила стоять возле моей парты, чтобы не баловался. Я быстро заглянул в шифоньер, нашел в ворохе трусов — поближе к пизде! — старую черную сумочку, в которой лежал толстая пачка послевоенных облигаций трехпроцентного займа и драгоценности: по шесть перстней и пар сережек и две цепочки — все золото и нитка жемчуга в полиэтиленовом пакетике. Уверен, что жемчуг носится чаще всего остального, с ним связанно что-нибудь романтическое. Бабы любят привязывать приятные воспоминания к какому-нибудь предмету, делать узелки на память девичью. Сыну простят кражу всех остальных драгоценностей, но только не жемчуг. Я взял именно его и свалил с хаты.

За свою жизнь я достаточно насиделся по бурам и тигрятникам, но самыми тяжелыми были первые два дня в одиночке при отделении. Тогда я еще не умел ни хуем груши околачивать или орехи колоть, ни рубать хуи на пятаки, ни жопой гвозди дергать. Немного развлекали мечты о том, как отомщу Яценко. Что только я с ним не вытворял, ебал в хвост и в гриву!

К следователю я попал на третьи сутки. Это был молодой парень, лет на пять-шесть старше меня. Его самодовольное, розовощекое лицо прямо излучало довольство жизнью. Сейчас он быстренько разберется со мной и полетит за город с красивой телкой, где будет водочка под шашлык, а потом наденет и ее на шампур. На меня он смотрел влюбленно, как недоебанный пидор. Ну, еще бы! Я ведь та самая лестница, с помощью которой он может перелезть через стену. А за стеной находится номенклатурное корыто — совковый вариант рога изобилия. Он без особого внимания выслушал мою версию случившегося, кое-что занес в протокол, который дал мне подписать. Я подмахнул не глядя.

— Скучно в одиночке? — спросил он тоном заботливой мамаши.

— Не очень, — ответил я тоном воспитанного сына.

— Переведем туда, где веселее, — ласково пообещал он и так же мило объявил: — Вы обвиняетесь в злостном хулиганстве, статья двести шесть…