Оборотни - Страйбер (Стрибер) Уитли. Страница 49

Бекки не могла отрицать этого. Одному только Богу было известно, насколько измотались она и Уилсон. Что до Фергюсона, то тот был на грани нервного срыва. Дик действительно был самым крепким из них, и было естественно поручить ему дежурство в самый опасный момент.

И все же ей не хотелось, чтобы это был он. Она чувствовала, что ее влечет к мужу странным и неясным ей самой образом, не связанным с их любовью. Была в Дике какая-то уязвимость, которая вызывала в ней стремление взять его под защиту. В физическом плане он больше не притягивал ее, другое дело – сила его характера. Ведь, в конце концов, он отважился поставить на карту всю свою карьеру ради того, чтобы обеспечить лечение отца. Дик всегда был добр и отзывчив и по отношению к ней. Но в нем возникла какая-то стена, преграждавшая путь к его сердцу и не дававшая ей проникнуть в его тайные мысли. Она хотела их знать, но он упорно не подпускал ее, а возможно, отказывал в этом даже самому себе. Несмотря на нежность и теплоту, которые он принес в их интимные отношения, он так до конца ей и не раскрылся. Настоящий Дик Нефф был так же неведом ей сегодня, как и при первой их встрече. И после неоднократных безуспешных попыток сломать эту преграду она сдалась.

Но в эти минуты она поняла, чего не хватало их любви, и пыталась сделать все возможное, чтобы выправить положение. Но нужно было, чтобы и Дик стремился к тому же. Ей так хотелось, чтобы он уделил ей себя в гораздо большей степени, а не ограничивался совсем малюсенькой частью своего «я», порожденной настоятельной сексуальной потребностью. Но неясная для нее по своему происхождению интуиция подсказывала Бекки, что у нее ничего не получится, возможно, из-за холодности, которую она, как правило, встречала в его взгляде, а также из-за желания, иногда охватывавшего его, когда она отчаянно искала его любви.

Редкий коп изведал столько, сколько Дик. Его путь слишком часто пересекался с жизненными бедами других, чтобы в нем самом осталось желание открывать кому-либо душу, даже собственной жене. Сразу после свадьбы он приходил домой с глазами, ввалившимися от печали, не в состоянии выразить свои чувства по отношению к тем мерзостям, которые он перед этим пережил. Затем совершенно неожиданно он еле слышно начинал рассказывать о них. В одном случае это было самоубийство 12-летней девочки, умершей у него на руках от ожогов, которые она нанесла сама себе. Она специально прислонилась к кухонной плите и, вспыхнув факелом, выбросилась из окна. В другой раз он говорил ей о беременной женщине, которой молодые наркоманы отрезали голову. Он первым прибыл на место и был свидетелем происшедшего у нее выкидыша.

Было и немало других преступлений, обычно более или менее прямо связанных с наркотиками. Все они с годами, проведенными в бригаде, сделали из него человека, буквально одержимого одной идеей: искоренить торговцев наркотиками, которые губили чужие жизни.

Но он был вынужден столько раз идти на компромиссы, что его ненависть к преступлению преломилась в самоотрицание, в насмешку над собственной значимостью. Постепенно его сердце опустошилось: в нем осталось место только для физиологических желаний, злости и легкой пугливой грусти, которую ему не удавалось выразить. Бекки его понимала, и ей так хотелось, чтобы они могли обсудить это совместно. Но дело оказалось безнадежным,

и это отдалило ее от него. И вскоре должен был наступить момент, когда ей, оказавшейся не в силах помочь ему, придется оставить Дика.

Кроме всего прочего, была и проблема Уилсона. Человек-брюзга, без всякого шарма, но открытый душой. Он был готов ворчать, угрожать из-за пустяков, но с ним было легко общаться. И он любил ее с мужественным отчаянием. Когда она не отвергла его авансы, он был ошарашен и счастлив. Он желал ее грубо, пылко, и это желание терзало его самого до глубины души. Она знала, что он бредил ею днем и ночью.

Размышления такого рода были опасными. Ну разве сколько-нибудь серьезный человек мог даже подумать о том, чтобы променять молодость и жизненную энергию человека типа Дика Неффа на преклонный возраст и увядание какого-то там Джорджа Уилсона? И тем не менее в последнее время она все чаще и чаще задумывалась над этим.

Позвонили в дверь, и спустя несколько минут все за столом лакомились пиццей.

– Вы еще дуетесь, доктор? – спросила Бекки Фергюсона. Она видела, насколько тот мрачен, и хотела его расшевелить.

– Я не дуюсь, а созерцаю.

– Как солдат перед решающим сражением? – поинтересовался Уилсон. – Я был точно в таком же состоянии сегодня после обеда.

– Не знаю. Никогда не участвовал в военных действиях. Но заверяю вас, что торчать полночи на крыше – не мой удел.

– Вы предпочли бы спуститься в проход и угробить себя там?

– Мы мало знаем, на что они способны, но мне кажется, я догадался, каким образом с ними вступить в контакт. Как только они обнаружат ваше присутствие наверху, вы будете в опасности. Вы ведь спрячетесь, а они расценят это как коварство.

– Неужели они преодолеют тридцать этажей специально для того, чтобы напасть на нас?

Фергюсон пристально посмотрел на Бекки.

– Это мне представляется очевидным.

– Карл, но ведь у нас будет с собой «ингрем». Вы когда-нибудь видели эту машинку за работой?

– Нет, и видеть не желаю. Я уверен, что это смертоносное оружие. Ясное дело, вы ведь только и думаете о том, чтобы либо убить, либо самим быть убитыми. А дома вокруг? Море окон. И вы все это начнете поливать вашими надзвуковыми пулями? Это невозможно.

Насупившись, он еще глубже ушел в кресло.

Он был прав. Никто из них не решился бы палить во все стороны в самом центре Манхэттена. Черт побери, конечно, никто не жаждет прибегать к этому оружию там, где за каждым окном спят невинные люди. Но для них он был единственно стоящим средством обороны. «Ингрем» стрелял быстро и далеко. Винтовка тоже, но они опасались, что ее пули не в состоянии остановить оборотня. Одним выстрелом из «ингрема» можно было уложить детину на расстоянии в пять метров. Они нуждались именно в такого рода оружии, если вдруг доведется вплотную столкнуться с этими тварями.