Дом шепотов - Брюссоло Серж. Страница 19

– Значит, по-вашему, у него была своя роль?

– Вы что, тоже не сечете? Рекс был не человеком, а демоном. Демоном, явившимся терзать людей. Он первый громко и во всеуслышание заявлял об этом. Его имя было настоящей визитной карточкой. Вы ничего не заметили? Это анаграмма: Rex Feinis, EX INFERIS – Тот, кто вышел из ада.

«О-ля-ля!» – подумала Сара, и у нее сжался желудок.

– Вы, конечно, считаете, что я сумасшедшая, – усмехнулась псевдо-девочка, спрятанная за занавеской. – Настасья никогда не хотела мне верить. Она всегда была влюблена в Рекса. Втюрилась в него с первого взгляда, как все эти дуры, которые к нему приближались. Мои родители ни при чем, они не виноваты в том, что со мной случилось. Я одна повинна в своем несчастье. Это Рекс меня надоумил однажды вечером. Мы тогда снимали четвертую серию. Он там играл роль восточного принца, летающего на ковре-самолете. Мне было одиннадцать лет, и он казался мне прекрасным как бог. Я была счастлива прогуливаться с ним под ручку, как большая. Я видела, как женщины бросают на меня яростные взгляды, в их глазах сверкали молнии ревности. Это так возбуждало! Эти гниды отдали бы все, что угодно, чтобы оказаться на моем месте. У них трусы намокали, как только они его видели. Ему-то было наплевать, он был здесь не за этим. Мы сидели за столом, и он предложил предсказать мне будущее по руке. Я засмеялась, как маленькая дурочка, заелозила на своей дурацкой девичьей попке. В то время я гордилась своим смехом, знала, что он золотой… Я даже записала пластинку, на которой только смеялась – от начала до конца, и ее продали сотнями тысяч экземпляров. На обложке было написано: «Вас одолела хандра? Тогда послушайте смех маленькой принцессы! Запаситесь смехом, который лечит!»

Рекс начал предсказывать мне всякие приятные вещи: «Оскар» за лучшую роль, поездку во Францию… А потом с озабоченным видом произнес: «Вот с этой линии маленькая принцесса начинает расти… Ох-хо-хо! Какая она, бедняжка, стала длинная… ножки вытянулись, как лягушачьи лапки, ручки стали как спагетти! Ба! Да она страшная уродина! А ведь ей всего лишь четырнадцать лет, и это совсем скоро, а, куколка моя милая? Погоди-ка, что это я вижу? Она не снимается ни в одном фильме. Она никого больше не интересует теперь, когда похожа невесть на кого. Да и денег у нее больше нет, ее родители все спустили… Ей пришлось вернуться в свой ужасный колледж для бедных. Девчонки и мальчишки все время смеются и дразнят ее. Она часто плачет. У нее ничего нет. Совсем ничего, она просто прыщавый подросток. У нее выросли огромные сиськи, мальчишки щиплют ее за них постоянно и кричат: «Ни фига себе!» К тому же она не очень умна, умеет только петь, танцевать да использовать свое обаяние. У нее нет никакого будущего. Она понимает, что станет продавщицей в супермаркете, и ей это не слишком нравится. То есть совсем не нравится».

Он продолжал в таком духе, пока я не зарыдала. Слезы текли у меня по щекам, как моча. Я не могла остановиться, потому что понимала, что он говорит правду. Хотя мне было всего одиннадцать лет, я знала, что этот сон не может длиться вечно, я подслушала разговор режиссера и сценариста. Эти два подлеца пытались прикинуть, сколько времени я еще буду им полезна. Они без конца повторяли: «Нельзя, чтобы у этой маленькой идиотки выросли сиськи, это все погубит… Интересно, нет ли средства, чтобы отсрочить ее рост, может, какие-нибудь таблетки? Надо спросить у врача. Сейчас она приносит невероятные бабки, но, как только вырастет, публика выкинет ее на помойку – это закон».

Гвеннола замолчала. Саре почудилось, что она слышит всхлипы, как будто девочка плачет. Она решила воздержаться от комментариев, по ее виску скатилась капелька пота.

– Потом, – продолжила Гвеннола, – Рекс отпустил мою руку, улыбнулся, указательным пальцем вытерев мне слезы, и прошептал: «Знаешь ли ты, моя очаровательная куколка, что существует способ избежать этой печальной участи? Надо перестать расти. Я могу организовать это для тебя. У меня есть возможности. Одно мое слово – и тебе будет одиннадцать лет до конца жизни. Как тебе такая идея?» Я была в ужасной панике. Я не хотела возвращаться в реальный мир, снова идти в школу, жить в этом чудовищном бунгало, носить дешевую одежду… Это было выше моих сил. Черт возьми! Мне было всего одиннадцать лет! Я была ребенком, я не отдавала себе отчета!

– И тогда он заговорил с вами об операции, – закончила Сара, – об удалении желез…

– Вы идиотка или как? – завопила Гвеннола Маэль девчоночьим голосом. – Не было никогда никакого хирургического вмешательства, это все придумали потом! Это слух, который мы распустили, когда журналисты стали уж слишком любопытными. Это был… это был договор. Сделка с дьяволом. Он подарил мне вечное детство в обмен на кое-что другое.

– На вашу душу.

– Да нет же, Рексу было наплевать на человеческие души, он без конца повторял, что со временем они совсем обесценились и теперь ничего не стоят и никого не интересуют. «За десять тысяч душ я не куплю и одного хот-дога», – хохоча, говорил он. Нет, ему надо было крови… Рекса Фейниса интересовала только кровь. Он пообещал мне: «Ты навсегда останешься такой, как сейчас, при одном-единственном условии: разрешишь мне убить твоих родителей. Это моя цена. Без всяких скидок. Не предлагай мне убить вместо них твоего режиссера, потому что все актеры хотят убить режиссера. Это не будет ни настоящим убийством, ни настоящим жертвоприношением». И я согласилась.

– Вы их не любили?

– Мы никогда не были близки. Мне было за них стыдно. Они были вульгарны. Когда-то они выступали с балаганом, работали в цирках в Техасе. Мой агент уверял, что каждый раз, когда они открывали рот перед очередным журналистом, я теряла десять тысяч поклонников. А хуже всего то, что они меня разоряли. Все мои гонорары исчезали в игорных домах в Вегасе. Так что я согласилась… Мне было одиннадцать лет, я была невероятной эгоисткой, мне хотелось, чтобы сон продолжался, я мечтала вечно оставаться принцессой.

– И что произошло? – прошептала Сара.

Не пытаясь больше найти логическую связь, она решила проникнуть в бред Гвеннолы, а потом на свежую голову отделить зерна от плевел.

– Я точно не знаю, – призналась псевдо-девочка. – Он все это закамуфлировал под несчастный случай. Ему не привыкать. Он принес мне флакон с кровью моих родителей, приказал обмакнуть туда указательный палец, как в чернильницу, и этими чернилами написать свое имя под договором.

И я подписалась кровью своих родителей. А потом он сказал мне: «Облизни палец, и ты получишь то, чего так хотела». Ну, я и облизнула – он был солоноватый – и потеряла сознание.

«Наркотик, – подумала Сара. – Наверняка красная жидкость была сильным снотворным. Как только девочка уснула, Рекс отвез ее к хирургу, который перекроил ее организм, как и было предусмотрено с самого начала».

– Я очнулась в больнице, – продолжала Гвеннола. – Мне объяснили, что, когда я узнала о смерти стариков, со мной случился припадок, и я две недели провалялась в коме. У меня были проблемы с дыханием, врачам пришлось сделать вскрытие трахеи.

«Очень удобно для того, чтобы объяснить происхождение шрамов, оставшихся после хирургического вмешательства, – решила Сара. – Так, значит, это Рекс решил перекроить организм девочки. Но с какой целью? Наложить лапу на ее богатство? Да, возможно… Или же для него это была просто возможность поразвлечься. Кровавая игра, которая заводила его еще больше, чем ночные дуэли, которые он организовывал в своем саду. Возможно, именно это его, в конце концов, и возбуждало: планировать безумные манипуляции, склонять людей к унизительным договорам… Какое он, наверное, испытал удовольствие, мороча голову бедной девочке, запутывая ее, смешивая реальность и воображаемое!»

– И вы продолжали видеться с Рексом? – спросила она.

– Нет, я его боялась. Настасья встречалась с ним, чтобы обсуждать денежные дела, контракты и всякое такое, я в этом ничего не понимаю. Мы больше почти не сталкивались. Он стал мне чем-то вроде опекуна. Настасья была влюблена в него. Ночами она мастурбировала перед его фотографией с дарственной надписью. Точно знаю, однажды я ее застала за этим занятием. Жалкое зрелище. Она бы руку дала себе отрубить, если бы он попросил. Она была хуже, чем рабыня. У меня еще некоторое время все продолжалось по-старому. Рекс сдержал слово – я перестала расти и снималась все в новых и новых фильмах. Денег было завались – теперь не было родителей, их никто не тратил. Думаю, Рекс и Настасья ими попользовались, но мне было наплевать. На самом деле мне уже стало надоедать играть принцесс. Мне было тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет… Я начала посматривать на мальчиков, а они меня не замечали. В их глазах я была малышней, ребенком. В шестнадцать лет я поняла, чем станет моя жизнь – адом, – и решила отыскать Рекса, чтобы попросить его положить конец договору. Но именно в это времяон умер – произошло это дурацкое землетрясение. Я пропала. Теперь я пленница на своем необитаемом острове без всякой надежды на спасение.