Пепел Бикини - Петров Лев. Страница 12

— Кубосава-сан, с Новым годом!

Сюкити Кубосава, стоявший в дверях дома между двумя «кадо-мацу», плотный, коренастый, в плаще поверх чистого клетчатого кимоно, с достоинством поклонился:

— С Новым годом…

— Не совсем подходящая погода для такого праздника, не так ли?

— Совершенно верно. Впрочем, это не может особенно помешать нам.

— Согласен с вами. Прошу вас с почтенной госпожой Кубосава посетить нас.

— Покорно благодарю. Не обойдите вниманием и мое скромное жилище…

Кубосава раскланивался с соседями и знакомыми, принимал приглашения и приглашал сам; улыбаясь, произносил приличествующие случаю любезные слова. Так было первого января каждого года. Но в этом году он испытывал гораздо больше радости и удовольствия. Вчерашнее посещение: господина Нарикава породило в его душе целый поток счастливых надежд. Всю ночь ему снились самые радужные сны, а хорошие сны в новогоднюю ночь — верный признак грядущего благополучия. В мечтах он видел себя окруженным всеобщим почетом и уважением, чуть ли не правой рукой хозяина. Что ж, если подумать хорошенько, в этом сне нет ничего предосудительного. Выбился же сам Нарикава в первые люди города из простых рыбаков! А ведь когда-то и он собирал ракушки на отмели… Значит, и ему, Сюкити Кубосава, не заказан путь к счастью и довольству.

Кубосава взглянул вдоль улицы. На углу несколько мальчишек и девочек затеяли игру в «ханэ-цуки». Дети подбрасывали пестро раскрашенную палочку и ловили ее скалками. Кубосава заметил среди них старшую дочь Умэко. Тоненькая, раскрасневшаяся от бега, она вдруг поскользнулась на мокрой траве и с размаху упала, мелькнув голыми коленками. Визг и смех. Подруги бросились поднимать ее; мальчишки запрыгали, крича во все горло. Кубосава вспомнил, как давным-давно, десятка два лет назад, в такой же вот первый день нового года он, беззаботный молодой рыбак, запускал у ворот своего дома огромного воздушного змея, искоса поглядывая в сторону стайки девушек, игравших в «ханэ-цуки». Девушке, которая упускала подброшенную палочку, ставили на лицо пятнышко индийской тушью. Сюкити следил за маленькой хохотушкой с продолговатым, как дынное семечко, лицом и круглыми ласковыми глазами. На щеке ее было — он и теперь отчетливо помнит это — два черных пятнышка. Следы этих пятнышек оставались на лице Ацуко и через две недели, когда Сюкити впервые зашел к ее родным и добрых полчаса сидел молча, опустив голову… Вскоре они поженились. Военная служба, короткие месяцы семейного счастья, война, грохот зениток, зарево над горами, за которыми раскинулся Токио, американская эскадра на горизонте и наконец долгожданный мир… Ацуко оказалась доброй, ласковой, любящей женой. И дочки у него тоже хорошие. Умэко идет пятнадцатый год. Скоро придется отдавать замуж. Женихи найдутся — она красивая, в мать; к тому же Кубосава пользуется среди соседей хорошей репутацией. А будет еще Лучше… Да, Кубосава не приходится жаловаться на судьбу.

— С Новым годом, Кубосава-сан!

Перед Кубосава остановился механик «Счастливого Дракона», известный забияка и весельчак Тюкэй Мотоути. Широкое скуластое лицо его лоснилось, из-под ярко-красного головного платка выбивались пряди жестких черных волос. Механику — около двадцати лет, жил он бедно со старухой матерью и сестрой, ровесницей Умэко. Но многие в городке побаивались Мотоути за острый язык, за его привычку отстаивать свое мнение жилистыми, темными от въевшегося в кожу масла кулаками.

Кубосава не одобрял многих повадок Мотоути, но питал к нему некоторую слабость, — парень был сыном его приятеля, убитого где-то под Сингапуром.

— Здравствуй, Тюкэй! Поздравляю с Новым годом!

— Сестра не у вас?

— Нет… Впрочем, постой, вон она, кажется, играет…

— Беда с ней! Чуть свет удрала из дому. Мать послала разыскать ее.

— Как здоровье почтенной госпожи Мотоути?

— Спасибо, все в порядке. Надеюсь, у вас тоже благополучно?

— Твоими молитвами. Вчера к нам заходил господин Нарикава…

Глаза Мотоути изумленно расширились, он хлопнул себя по бедру и воскликнул:

— Са-а-а! [ 17]

Кубосава снисходительно помолчал, давая механику время хорошенько прочувствовать, эту необычайную новость.

— Да… Заходил ко мне господин Нарикава. Вместе с капитаном и сэндо. «Счастливый Дракон» выйдет в море не позже чем дней через двадцать. Или раньше.

— Не может быть!

— Мне ты можешь верить. Мотоути прищурился, соображая.

— Значит, числа двадцатого, так? — Он покачал головой. — Нарикава — старый толстый скупердяй. Я ему отрегулировал дизель, а он хоть бы поблагодарил… Так вот что он задумал, оказывается! Однако он смельчак — не боится пускать шхуну в такое время года. Настоящий рыбак… Ладно, спасибо за добрые вести. Я пойду. Займу где-нибудь денег в счет аванса. За это стоит выпить.

Кубосава хотел было напомнить ему, что залезать в долги в первый день нового года не годится, но удержался и только скорбно покачал толовой.

Скоро весь Коидзу узнал, что первым в этом году в море выйдет «Счастливый Дракон N10».

Выпив и угостив соседей, Кубосава пообещал по возвращении из плавания купить жене новое шелковое кимоно, теще — набор гребней, дочерям — новые оби [ 18] и игрушки. У Ацуко молодо блестели глаза и она радостно улыбалась, старая Киё с гордостью смотрела на зятя, а дочки визжали от радости. В этот день семья Кубосава была счастлива.

Спустя неделю у пирса, где был пришвартован «Счастливый Дракон», началась суматоха. На шхуну грузили соль, приманку, бочки с водой и квашеной редькой, рис, сигареты. Механик Мотоути проверял двигатель. Сэндо Тотими с утра до позднего вечера возился в трюмах. Нарикава н капитан Одабэ тоже целые дни напролет проводили в порту. К середине января все было готово.

Вечером накануне отплытия Сюкити Кубосава сидел у себя дома с родственниками и друзьями, собравшимися на проводы. Ацуко и старая Киё обносила гостей немудреной закуской. Гости прихлебывали сакэ и каждый из них выражал надежду, что на этот раз «Счастливому Дракону» обязательно повезет. Об опасностях зимнего плавания никто, разумеется, не вспоминал. Только Умэко, подкравшись к отцу сзади, обняла его за шею тонкими смуглыми руками и шепнула на ухо:

— Ты, папа, будешь осторожен в море, правда?..

Прохладным январским утром «Счастливый Дракон» отправился в путь. Разноцветные флажки трепыхались на его мачте, рыбаки, столпившись на палубе, орали и махали руками. С берега толпа родных и знакомых тоже орала, надсаживаясь, стараясь, чтобы слова прощальных приветствий достигли ушей отъезжающих. «Счастливый Дракон», пыхтя голубым дымком, уходил все дальше и дальше и вскоре скрылся из глаз.

Небо горит

Согнувшись в три погибели и упираясь локтями в края люка, Кубосава спустился в кубрик. Резкий запах квашеной редьки и несвежей рыбы перехватил дыхание. Тусклая лампа в сетчатом колпачке едва виднелась в плотном тумане из смеси табачного дыма, пара от сохнущей одежды и приторного чада тлеющего угля. У входа в машинное отделение, смутно темнели фигуры рыбаков, сгрудившихся вокруг жаровни. Чей-то монотонный, размеренный голос слышался сквозь рев ветра над палубой и жалобный скрип деревянной обшивки.

— …и тогда он вскочил на коня и поскакал из Эдо вслед за предателем…

Шхуна резко легла набок. Кубосава поскользнулся и с грохотом скатился по ступенькам трапа. Рыбаки обернулись, сердито зашикали. Радист наконец разглядел говорившего. Разумеется, это был сэндо Тотими. Толстенький, лоснящийся, он сидел на чьем-то услужливо пододвинутом чемодане и рассказывал одну из своих удиви-. тельных и страшных историй. Его похожее на мокрую картофелину, потное бугристое лицо было освещено снизу розовым пламенем жаровни, черные глазки блестели, а пухлые грязные пальцы непрерывно двигались — то барабанили по коленям, то описывали в воздухе замысловатые кривые, имеющие, очевидно, какое-то отношение к рассказу. Рыбаки слушали затаив дыхание, не замечая ни качки, ни духоты.