Водяной - Вальгрен Карл-Йоганн. Страница 25

— Это тоже выдумка?

Профессор поднял на меня глаза и улыбнулся:

— Откуда нам знать? Ледовитый океан и сегодня мало исследован. А потом, есть же так называемые впадины, и кто там живет, в этих глубинах, почти не известно. Может быть, Хадсон увидел то, что хотел увидеть. Несколько месяцев в море. На маленьком корабле с ума сойдешь от тоски. Он даже сделал зарисовки…

Профессор достал из стопки одну из книг. На старой нечеткой гравюре — странное существо. Наполовину тюлень, наполовину женщина.

— Но самое странное, что известный английский зоолог, Филипп Генри Госсе, через два столетия прочитал об этой истории и категорически отверг предположения, что это был, к примеру, морж, или морская корова, или, скажем, морской слон.

— А как он сам считал? Кто это был?

— Неизвестный вид млекопитающего. Госсе был уверен, что опытные моряки Хадсона много раз видели крупных морских животных и такую грубую ошибку допустить не могли.

А почему бы и нет? Я посмотрела на забитые книжные полки, вороха газетных вырезок на полу, на стульях — везде, где было свободное место. Когда-то были, но вымерли? Вымерла же стеллерова корова, я сама читала. А может, я взялась не с того конца?

— А вот еще один рассказ… в конце семнадцатого века об этом все газеты писали. У берегов Борнео голландские моряки поймали в сети «морскую женщину», как они ее назвали, и держали ее в бочке с водой. Русалка из Амбионы. «Пять футов длиной и время от времени издает звуки, похожие на кошачье мяуканье». Она умерла в конце концов, голландские медики произвели вскрытие и со всей уверенностью утверждали, что это была настоящая русалка. Петр Великий даже специально поехал в Амстердам, хотел удостовериться — и удостоверился. Он был совершенно уверен — русалки существуют. Даже послал специальную экспедицию на Дальний Восток, повелел во что бы то ни стало поймать русалку. Не поймали, естественно…

Профессор сделал паузу, подождал, пока я начну проявлять признаки нетерпения, и продолжил:

— И подумай сама, научный прогресс в восемнадцатом веке, казалось, должен был положить конец всем этим басням про русалок и других сказочных животных. Но не положил. Наоборот, интерес становился все больше и больше, появляется множество сообщений — русалок видели то там, то тут. Во второй половине девятнадцатого века на выставках в Штатах и в Европе можно было увидеть скелет русалки, да не один, а множество. Самый известный экземпляр находился в кунсткамере Финеаса Тейлора Барнума. [20] Считается, что скелет сделали на заказ в Японии. Ученые из Королевского общества пришли к выводу, что это блеф, что скелет изготовлен из костей обезьяны пополам с дельфиньими. Но смонтировано все это хозяйство было с необычайной ловкостью.

— То есть они никогда не существовали? Только в народных поверьях?

— Или исчезли. Во всяком случае, в двадцатом веке о русалках ничего не слышно.

Профессор вытащил из стопки еще одну книгу и открыл на закладке. Черно-белая фотография: маленькая девочка со сросшимися ногами.

— Вот тут, возможно, и надо искать объяснение… Некоторые ученые считают, что легенды о русалках имеют корни в так называемой сиреномелии. Эту болезнь еще называют «синдром русалки». Редкое врожденное уродство, дети рождаются со сросшимися ногами и с недоразвитыми половыми органами и, как правило, вскоре умирают. Думаю, что их набальзамированные тела и показывали публике. Выдавали за русалок.

Я отвернулась — было очень неприятно смотреть на крошечную девочку с таким жестоким уродством.

— А как с самцами? Неужели о них нигде не упомянуто?

Профессор посмотрел на круглую коробочку с прозрачной крышкой. Там лежали таблетки, уже другого цвета. Лицо его слегка подергивалось — опять начались боли.

— Все, что я нашел, — это упоминание в Британской энциклопедии. Mermen… морские мужчины… И еще — уже в наше время Карл Миллес [21] почему-то лепил русалов. Водяных, короче говоря.

Интересно… я тоже мысленно называла его водяным.

— Но их, по-видимому, никто не видел… это скорее логическое допущение — если есть морские женщины, надо же им с кем-то спариваться.

— А картинок нет? Ну, не фото, рисунков хотя бы?

— Может, где-то и есть, но я не нашел.

Я кивнула. Ничего не прояснилось. А на что я, собственно, надеялась? Что какие-то легенды выглядят более правдоподобными, чем другие? Или что существовал какой-то вид, ныне считающийся вымершим? Ничего такого профессор не нашел. Что и следовало ожидать.

Профессор встал и потянулся за прислоненными к столу костылями. Из кухни пахло чем-то вкусным. Я старалась не замечать этот запах, потому что от него еще сильнее хотелось есть. Ненавижу быть голодной. Ни о чем другом думать не можешь, все становится неважным, все исчезает, кроме этой сосущей боли в животе.

Но профессор не был бы профессором, если бы не опережал, как всегда, мои мысли.

— Опять холодильник пустой? — спросил он. — Бери сколько хочешь, Нелла. С этими новыми лекарствами аппетита вообще нет. Хватит и на тебя, и на Роберта.

Наверное, я могу постричь братишку даже во сне — столько раз я это делала. Немного намочить волосы и причесать, а потом уже стричь. Разобраться с правым виском — у него там волосы завиваются и растут в обратном направлении. Светлые пряди падали на пол, а Роберт сидел недвижимо на табуретке у ванной, хотя ему очень хотелось посмотреть, как они падают.

И его запах, его совершенно особый запах, он еще сильней, когда волосы мокрые. Я так его знаю, этот запах, что мне иногда кажется, что я тоже так пахну.

— Как ты думаешь, поймали Герарда? — спросил он, критически рассматривая свое отражение.

— Не знаю…

— Надеюсь, да. И хорошо бы с завхозом все обошлось. Он мне нравится. И профессор мне очень нравится. Ты его поблагодарила?

Мне почему-то было стыдно. Как-то в шестом классе прочитала статью в газете о детях безработных, в какой бедности они живут. Все было так знакомо — прямо как про нас написано. Как они едут с классом на природу, а еды у них с собой нет, и они врут, что забыли дома. Как ходят в тряпках, из которых давно выросли, как не ходят к другу на дни рождения, потому что нет денег на подарок. Но стыд — хуже всего. Боишься сказать правду, а учителя все время делают замечания: то кроссовки рваные, то едем в лес, а ты не в резиновых сапогах… ну, и все такое прочее. У всех ранцы, а у тебя учебники в пакете из супермаркета. Так я проходила всю начальную школу — с пластиковым пакетом. И Роберт тоже. А как мне стыдно было, когда профессор вывалил остатки овощного рагу в пластмассовое ведерко…

— А знаешь что, Нелла?

Я запустила руку в его волосы — все еще мягкие, как у маленького ребенка:

— Что?

— Хорошо бы папа опять сел в тюрьму. Сделал бы что-то, и его посадили. Тебе не странно, что я так говорю?

— Нет. Я тоже так думаю.

— Значит, мы думаем одинаково.

И брат улыбнулся мне в зеркало. Но я уже думала о другом.

Значит, русалок никогда в природе не было. А русалов, водяных — тем более. Только в легендах и поверьях. Никогда не было — а у Томми в рыбарне настоящий водяной. И это так же точно, как то, что братишка смотрит на меня в зеркало и улыбается.

В пятницу утром сумка висела на рукоятке моего шкафа. Я проспала и опоздала, школьные коридоры уже опустели, все разошлись по классам. У Роберта занятия начались раньше, я просила разбудить меня перед уходом, но он забыл.

В дверцу всунута записка. Джессика и Ловиса приглашают на вечеринку. Разыгрывают, наверное. Или шкаф перепутали. Имени на приглашении нет, так что, скорее всего, это Маркусу Ларссону, нашему записному остряку, — его шкаф слева от моего. Я сложила записку и сунула в щель ему под дверцу.

И что удивительно — в сумке все на месте. Учебники, ручки и, главное, отмычки, которые я получила от профессора. Записная книжка — братнино расписание. Время у зубного, у кожника, у глазного. Он еще мал, чтобы за всем этим следить.