Чары колдуньи - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 52

— Зачем ты пришла? — не выдержала она. Ей очень хотелось, чтобы колдунья поскорее убралась подальше от нее и ее детей, а не ходила здесь, будто волк вокруг тына, втягивающий ноздрями теплый жилой дух и надеющийся на добычу.

— Смотрю, которая из вас настоящая, — насмешливо ответила Незвана. — Все-таки ты!

— Которая из нас? — не поняла Дивляна и даже оглянулась. — Из кого?

— Где настоящая Огнедева — ты или та, что у… у моего брата Станислава живет. — Голос Незваны вдруг упал, будто имя своего брата ей было трудно произнести.

Дивляна ахнула, сообразив, о чем волхва говорит. О том давнем обмане, когда Станиле смолянскому подсунули полонянку Красу, которую он и теперь называет своей княгиней и Огнедевой-Зарялой! Сердце забилось при этом воспоминании. Казалось бы, сейчас ей уже ничего из тех давних опасностей не грозит, но она не могла без волнения вспомнить те события четырехлетней давности — бегство с Вечевого Поля, обман, подмену, божий суд, на который вышел ее брат Велем, заведомо зная, что неправ…

— Ты знаешь? — невольно вырвалось у нее.

— Мне ли не знать! Брата моего Станислава обманули — как девка подол задрала, так он и разума лишился! Будто не видел никогда! Но меня-то не обманешь. Я-то лучину с солнцем не спутаю… Меня к ней близко не подпустили — сказали, что испорчу! И меня, и мать мою! Да уж, мы бы испортили! — Незвана усмехнулась. — Да что там портить! Чего она стоит? В девках ей цена была — шестьдесят шелягов, а теперь… корова рогатая! — бросила Незвана, и Дивляна похолодела, видя выражение мрачной застарелой ненависти на лице колдуньи.

А потом глаза Незваны обратились на нее и словно перенесли, не расплескав, на нее это озеро ядовитой злобы.

— Ты… ты во всем виновата! Пусть эта кикимора с ним живет, но виновата — ты! Из-за тебя, Огнедевы, он меня и мою мать от себя прочь прогнал! Хотел он тебя, да не получил, а мы все потеряли! Ты нас погубила, по свету скитаться заставила! Невзлюбила я тебя за то, что княжну Ольгицу ты у меня отняла, да мало невзлюбила! Не подсказал мне батюшка-Велес — знала бы, так убила бы тебя!

Ее голос звенел, и Дивляна услышала в нем чувства, которых никак не ожидала от этой женщины, — ревность, отчаяние и боль. Уж как она там любила Станислава смолянского, как брата или иначе, но разлука с ним была для нее большой потерей. И было бы что терять! Дивляна только один раз — нет, два — мельком видела Станислава и при воспоминании об этом до сих пор содрогалась. Красавец, нечего сказать! Шрам от брови до челюсти, будто половина лица на Том Свете! Но, вероятно, именно этот мужчина и должен был привлечь такую женщину, как Незвана, — возле него она чувствовала себя Мареной возле Велеса и была довольна. Взяв в жены Огнедеву, он удалил от себя служительниц Марены — им не место было в доме, где живет солнечная богиня. Не посчитался даже с близким кровным родством. Велем рассказывал, что на этом настояла сама Краса-Заряла: умная девушка, она понимала, что ей нечего противопоставить потомственным служительницам богов. Она сумела обезопасить себя и своих детей… а месть обиженной ею Девы Марены нашла другую жертву.

— Ты мое счастье погубила, но и тебе счастья не видать, — горячо и напористо продолжала Незвана. — Не будет тебе счастья! Останешься ты вдовой горькой, стол киевский потеряешь, ребенка этого ты…

В это мгновение Дивляна, опомнившись, схватила первое, что попалось под руку, — горшок с отваром сон-травы, который ей приготовила заботливая Ведица, — и запустила им в Незвану. При ней был волшебный корень солонокрес, пришитый на поясе и оберегающий от порчи, но руки сами потянулись к более тяжелому предмету.

Не ожидавшая такого проворства от беременной женщины, волхва не успела уклониться, и тяжелый глиняный горшок попал ей в голову. Отваром, выплеснувшимся из летящего сосуда, ее окатило сверху донизу, а силой удара отбросило назад, и она рухнула на хозяйкину скрыню. А Дивляна принялась кричать что было сил, будто увидела змею.

На шум сбежались люди — челядь, княжьи домочадцы, даже сам Мстислав явился.

— Она пыталась меня проклясть! — гневно кричала Дивляна. — Меня и моих детей! Чтобы духу ее тут не было! Я ее убью, если она еще раз мне на глаза покажется!

Коренастый Борислав поднял бесчувственную дочь Велеса на руки и понес прочь. Остальные ахали, дивились, недоумевали: Незвану никто тут не любил, но запустить ей в голову горшком никому бы на ум не взошло! Вся мокрая, пахнущая отваром сон-травы, она висела на руках Борислава, будто мертвая, а на высоком белом лбу уже проступил большой кровоподтек.

Ведица причитала, обе княгини тоже охали и ахали. Осколки горшка подобрали, лужу на земляном полу присыпали песком, подобрали две костяные фигурки, потерянные Незваной. Отвар сон-травы сделали новый, но Дивляна почти не спала до утра. Ребенок шевелился, она вспоминала свои ощущения по прошлому разу и боялась, что роды начнутся вот-вот. А рядом никого из близких! Разве что Ведица. Она многое отдала бы за то, чтобы здесь сейчас каким-то чудом оказалась старая воеводша Елинь Святославна. Та сумела бы защитить ее от злых женщин и помогла бы в том, что неудержимо на нее надвигалось. Дивляна тяжело дышала, держась за живот, и мысленно уговаривала своего сына: «Миленький, потерпи еще немного! Еще чуть-чуть, пока все хоть немного утрясется…»

Она сделала все, что полагалось, чтобы защититься от действия проклятья и не дать ему развернуться. Но, стоя на том мосту, что соединяет мир живых с миром мертвых, она была особенно уязвима для всякого злого влияния и не была уверена, что ей удалось защититься от зла. Что-то холодное, враждебное змеей проползло в душу, сквозь частокол ее внутренней защиты. Вспоминая те сны, которые она видела во время беременности еще в Киеве, Дивляна начинала понимать, о чем они рассказывали. Незвана давно ворожила против нее, насылала на нее синцов и игрецов, стараясь навредить самой Дивляне, ее мужу, детям… Уж не из-за нее ли и Аскольд возненавидел собственную жену? И ради этой ненависти вел к погибели собственное племя!

У Дивляны будто открылись глаза. Еще перед свадьбой, гадая по своей невестиной сорочке, она получила предсказание семейного раздора — но ведь все имеет свои причины. А еще по пути сюда она наткнулась на Незвану и ее мать Безвиду. Обе они имели основания ее ненавидеть. Незвана сказала, что ее мать прокляла Дивляну. И ее проклятье не пропало даром. Слезы текли из глаз от обиды, смачивая подушку. Еще пока она только ехала сюда, чтобы выйти замуж за Аскольда и стать матерью его детей, ее будущая семья уже не имела никакой надежды, была вперед погублена ворожбой злых женщин, которым она навредила, сама того не желая. И, судя по злобному торжеству, горящему в глазах Незваны, по радостному, нетерпеливому предвкушению, с которым она расписывала несчастья Дивляны, тем первым Безвидиным проклятьем дело не закончилось. Незвана сама пришла сюда, в Деревлянь, чтобы продолжить преследование своей жертвы. Потому-то чем больше старалась Дивляна приносить пользу племени и ладить с мужем, тем хуже получалось. Еще спасибо чурам — она до сих пор жива, и дети…

Но тут мысль Дивляны остановилась, по позвоночнику пробежал холод от ужасной мысли. Ребенок, тот, что должен родиться! Переживет ли он роды — и она сама?

И до того она старалась выполнить все условия и справить все обряды, защищающие будущую мать и младенца, не нарушала многочисленных запретов. Правда, одно из главных предписаний для будущей матери — избегать всего, что может взволновать, огорчить, напугать, — ей выполнить едва ли удалось, но как могла она при таких делах избегать волнений и тревог? И все же сын ее не вырастет трусом, ведь во всех жизненных бурях она не причитала, а боролась.

Теперь она ничего не могла больше сделать. Помог бы сильный волхв, если бы стоял на страже в то время, как она станет рожать, и не дал бы их душам соскользнуть за открытые ворота Нави, а оттуда не позволил бы выйти ничему злому, — но где его взять? Она одна здесь! Конечно, у деревлян есть волхвы, но как можно им довериться? Ведь Незвана — из их числа!