Шерлок Холмс в Америке - Миллетт Ларри. Страница 9

– Мистер Кенсингтон, очевидно, что вы умный человек, – признал Холмс. – Аплодирую вашей мудрости, но мне интересно вот что. Вы ранее упомянули, что череп незадачливого мистера Вальгрена, как вы ярко выразились, «был расколот, словно зрелый арбуз». Значит ли это, что вы видели труп бедняги?

– Разумеется, – ответил Кенсингтон, пошарил под сиденьем и вытащил черный цилиндр, который немедля водрузил на голову. – Думаю, вы и не догадываетесь, джентльмены, что я единственный владелец похоронного бюро в округе Дуглас, не говоря уже о том, что я также являюсь главой местного исторического общества и членом городского совета. Я отвез тело покойного в город незадолго до нашей встречи.

Это неожиданное открытие было сродни манне небесной для Холмса, который тут же зас?ыпал Кенсингтона разнообразными вопросами касательно убийства Олафа Вальгрена. В течение следующего часа, пока мы ехали к ферме жертвы по дорогам, становившимся все более ухабистыми, Кенсингтон смог поделиться с нами самыми существенными деталями дела.

Он сообщил, что тело Вальгрена обнаружили около семи утра в его же амбаре.

– Один из соседей, фермер по имени Ларс Олсон, пришел одолжить какой-то инструмент. Дверь дома никто не открыл, поэтому Ларс решил дойти до амбара, решив, что найдет там Олафа. Представьте его шок, когда он увидел тело. Ни у кого из соседей нет телефонов, так что Ларс пулей побежал в Холандберг и поднял городского констебля, который позвонил шерифу Бему в Александрию.

– И во сколько же шериф прибыл на место преступления? – уточнил Холмс.

– Ровно в половину девятого. Я точно знаю, поскольку приехал вместе с ним, как и пара других парней из города. Мы обнаружили тело лежащим в навозной куче в дальнем углу амбара. Не оставалось никаких вопросов о том, что именно послужило причиной смерти. Череп был расколот на две почти ровные половинки окровавленным топором, который валялся у двери. Вас, может быть, заинтересует тот факт, что мы также обнаружили рядом с телом Олафа дробовик.

– Правда? А из него стреляли недавно?

– Порохом не пахло. Но он был заряжен, это я знаю.

Дальше Холмс задал довольно много вопросов о том, что представляла собой рана на голове Вальгрена. Он узнал, что кровь уже запеклась к приезду шерифа, и это позволило Кенсингтону, имеющему кое-какой опыт в таких делах, прийти к выводу, что смерть наступила, должно быть, за несколько часов до этого.

– А шериф – кажется, вы сказали, что его фамилия Бем, – обыскал амбар на предмет улик?

– А то как же, – подтвердил Кенсингтон. – Гус Бем малый не промах. Он прошерстил весь амбар, дом и прилегающие постройки с частым гребнем. Но не обнаружил ничего подозрительного. Разумеется, рунический камень мы тоже не нашли.

– А где камень хранился до исчезновения?

– Ну, вообще-то, никто понятия не имеет, куда Олаф дел камень, поэтому, как я понимаю, нельзя наверняка утверждать, что он украден. Но скажу так: вряд ли у бедолаги Олафа было еще хоть что-то, ради чего стоило бы убивать.

– А какого размера камень? – спросил Холмс.

– Внушительного. Я бы сказал, около двух с половиной футов в высоту и примерно полфута в ширину, а в толщину где-то от четырех до шести дюймов.

– Сколько весит камень такого размера?

– Ну, уж точно немало, – ответил Кенсингтон. – Думаю, как минимум пару сотен фунтов.

– Спасибо. Прошу вас, продолжайте.

Далее Кенсингтон рассказал о том, что предварительное расследование шерифа на ферме не принесло никаких особых улик, кроме окровавленного топора. В результате Кенсингтона попросили в начале одиннадцатого перевезти тело Вальгрена в Александрию, где окружной коронер проведет вскрытие. Холмс собирался было задать еще какой-то вопрос, но тут мы переехали через небольшую горку и увидели впереди ферму. Во дворе стояло несколько повозок и как минимум один экипаж, и целая толпа народу кружила вокруг.

– Вот мы и прибыли, – сказал Кенсингтон, подстегнув лошадей. – Такое впечатление, что ферма Олафа стала местной достопримечательностью.

Пока мы выезжали на узкую дорожку, ведущую к дому, я убедился, что Кенсингтон вовсе не преувеличивал, описывая плачевное состояние фермы Вальгрена, которая, несмотря на свой короткий век, выглядела совершенно обветшавшей. Самым большим строением был деревянный амбар без следов краски, покосившийся на один бок, так что первый же порыв сильного ветра мог бы его опрокинуть. По соседству грохотали в воздухе ржавые лопасти высокой металлической мельницы, и мне стало интересно, как вообще Вальгрен выдерживал этот постоянный шум. Маленький дом фермера стоял примерно в сотне ярдов по диагонали от амбара и выглядел таким же ветхим и заброшенным: краска сильно облупилась, а один угол покосившегося крыльца подпирала длинная деревянная балка. Во дворе между двумя убогими строениями валялись инструменты, отчего территория больше всего походила на музей под открытым небом, посвященный ржавчине на всех стадиях ее развития. Мелкие кучи всякого деревянного мусора – досок, планок, кусков старых стоек – усугубляли атмосферу разрухи и упадка, как и косой забор из стальной проволоки вокруг пастбища к югу от амбара.

– Да, ферма мистера Вальгрена – слабая реклама прелестей сельской жизни, – заметил Холмс, когда мы выбрались из экипажа, который Кенсингтону пришлось припарковать за домом из-за обилия повозок, загораживающих нам путь.

– Это еще мягко сказано, – проворчал Кенсингтон. – Как бы то ни было, я познакомлю вас с шерифом; полагаю, он все еще тут.

– Было бы очень кстати, – потер руки Холмс, которому, ясное дело, не терпелось самому осмотреть место преступления.

Но ни о какой чистоте расследования, которую так ценил Холмс, не могло быть и речи: с десяток людей бродили без определенной цели среди пасторального хаоса двора фермы Вальгрена.

Пока мы шли к дому, я с удивлением обнаружил, что никто не попросил наших удостоверений личности и даже не поинтересовался, что мы тут делаем. Холмса тоже это поразило, и он сказал Кенсингтону:

– Странно, что полиция не оцепила ферму, чтобы как-то защитить улики, если таковые имеются.

Кенсингтон в ответ пожал плечами:

– У меня тоже нет объяснений. Гус обычно внимателен к таким вещам. Но, думаю, таких убийств раньше в округе Дуглас и не случалось.

– Тогда, возможно, мы могли бы помочь шерифу, – сказал Холмс. – Я раньше не говорил вам, из уважения к скромности моего друга, но так случилось, что мистер Смит работал несколько лет в Скотленд-Ярде, перед тем как поступить на службу в музей.

Я не ожидал, что Холмс придумает мне такую биографию, – видимо, он решил сыграть в одну из своих проклятых игр за мой счет.

Кенсингтон смерил меня довольно скептическим взглядом:

– Неужели? Определенно я не прочь бы узнать, мистер Смит, какие действия в подобном случае предпринял бы Скотленд-Ярд.

Вообще-то кое-какие представления на этот счет у меня имелись, и я собирался было ответить, но тут Холмс, который порой бывает невыразимо груб, перебил:

– Я уверен, мистер Смит хотел сказать, что первым делом они осмотрели бы место преступления в поисках мельчайших деталей. Правда, мистер Смит?

Раз уж Холмс наделил меня новыми полномочиями, я решил использовать их:

– Нет, мистер Бейкер, первым делом мы познакомились бы с шерифом и выяснили, какими сведениями он располагает. А теперь, мистер Кенсингтон, будьте так любезны, проводите нас к шерифу, мы с мистером Бейкером будем премного вам благодарны.

Не могу достаточно ярко описать тот взгляд, которым одарил меня Холмс, но подобным образом он с тем же успехом мог бы смотреть на особо крупную и ядовитую змею. В ответ я лишь улыбнулся.

Мы обнаружили шерифа Густава Бема в доме, где он, сидя за крошечным столиком на кухне, рылся в кипе бумаг, судя по всему разнообразных расписок и счетов.

– Боже, что за хаос, – процедил он, не обратив на нас никакого внимания и окидывая взглядом кухню, где и правда царил жуткий беспорядок.

Кругом высились груды немытой посуды, а по обшарпанному деревянному полу было раскидано всякое ненужное барахло – старый совок для мусора, затянутый паутиной, стопка пожелтевших газет, отвертка с поломанной ручкой.