Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 11
Только ослепший от отчаяния человек мог так жестоко говорить этой бледной женщиной, которая стояла перед ним, а теперь отступала назад, усиленно дышала, как будто ей не хватало воздуха… Вся она была словно соломинка, которую вертел неистовый шторм; но она вскинула голову, устремила на него взор, стоя перед ним, словно держась за крест выбранного ею мученичества, распиная себя, и призналась покорно и печально:
- Я сказала да… правда. А что мне оставалось? Как я должна была ответить на слова Ренато? Я сказала да, но вы…
- Я тоже сказал да, это правда. Я хочу увидеть, как далеко мы зайдем: вы в своем безумии; Ренато в своем слабоумии… А эта проклятая сучка, эта циничная притворщица, создавшая всю эту ложь, заслуживает, чтобы ее растоптали ногами, и она тоже хочет увидеть, как далеко зайдет. И она пошла на все… даже лгать, смотря в лицо… Конечно же, это было сделано великолепно. Она знала, была уверена, что вы способны это выдержать… - Мгновение колеблясь, спросил с внезапным подозрением: - А вы случаем не договорились обе?
- Что вы говорите, Хуан? Вы с ума сошли? Как могла я…?
- Вы слишком хорошо вышли из положения! Все было так, словно отрепетировано! Даже появление сеньоры Д`Отремон… с каким ужасом и отвращением она смотрела мне в лицо!
- Хуан, сжальтесь…
- Сжальтесь! Я знаю вас, счастливых, благородного происхождения, с голубой кровью, что значит это слово? Сжальтесь…! Вы только и используете это слово. Я не испытываю жалости ни к кому, потому что меня никогда, и никто не жалел.
- Ренато достоин жалости… У него есть дружелюбие, доброта, симпатия, желание вам помочь наперекор всем и всему… Если бы вы слышали, как он вас защищал, поддерживал, оправдывал, вспоминая те дни, когда знал вас в детстве, уверенный в своей решимости относиться к вам, как к брату…
- Как к брату!
Хуан закусил губу, по-другому взглянув на нее. Несмотря на злобу и ярость, он не мог отрицать правды тех слов, которые припомнила Моника. Он подумал о том, как ребенком Ренато принес все свои сбережения и готов был последовать за ним. О том, как Ренато нашел его в грязной таверне, в подземелье тюрьмы… о его чистых глазах, его верных руках, и подумал также о последних словах Бертолоци, о той правде, в которую верил наполовину; помнил изучающий взгляд Франсиско Д`Отремон, как тот сжимал его руку, тряс его, словно пытался проникнуть в его сердце и кровь, всмотреться в его душу, узнать, насколько мог быть сыном этот презренный мальчишка, приговоренный к виселице безумным желанием мести Бертолоци, которого Хуан иногда звал отцом… Словно горькая пена, словно дым отвращения пронесся по его губам, и он отодвинул ее в сторону, будто испугавшийся зверь, грубо взмахнув рукой:
- О, хватит! Чего вы добиваетесь? Что вы ждете от меня?
- Уезжайте, Хуан. Я отчаянно, на коленях вас умоляю… Почему нужно доводить дела до полного финала? Почему вы так упорно стремитесь к тому, чтобы пролилась кровь? Я точно знаю, что в душе вы способны к жалости. Вы должны сделать это; я чувствовала, видела, что вы способны сострадать… Вы не зверь; вы человек, Хуан, и как мужчина вы должны сделать это для бедной женщины, которая умоляет, просит, молит… Уезжайте, Хуан! Скажите да!
- Я пока не могу ответить.
- Не отвечайте мне, а уходите… Уходите пока сейчас ночь. Уезжайте на рассвете, а когда взойдет солнце, вы будете уже далеко. Не говорите ничего, не говорите да, если вам больно говорить, но сделайте это, Хуан… Сделайте!
Она встала на колени, протянула руки; затем склонилась и закрыла лицо, она стояла не всхлипывая, давая слезам проходить сквозь пальцы. Хуан мгновение смотрел, в его голове вдруг возникла определенная мысль. Он был встревожен, взволнован, чувствуя, что волна странного сострадания начинает его переполнять, словно на минуту он потерял смысл своей борьбы, в которой слезы бывшей послушницы боролись против его гордости, ревности, злобы и его любви…
Он сделал несколько шагов по влажной земле… Теперь уже не было дождя, бледный и далекий рассвет постепенно зажигал небеса. Глазами он хотел словно охватить весь пейзаж, он разглядел негритенка, слонявшегося впустую и позвал его:
- Колибри… Колибри…!
- Я здесь, хозяин. Все готово. Среди тех деревьев, за церковью, спрятаны лошади, которые видимо мучаются… Пойдемте, хозяин?
- Да, Колибри, пойдем. Прямо сейчас пой… - он прервался, так как услышал странный приближающийся шум и далекий свист, растерянно стараясь понять: - А? Что это?
- Не знаю, хозяин. Кто-то свистит…
- Сеньор Хуан… сеньор Хуан… - с жаром позвала пришедшая Ана, но без крика. – Это я, сеньор Хуан… не кричите… Не кричите, потому что рядом охранники…
- Какие охранники?
- Охранники, которых послал сеньор Ренато, чтобы наблюдать и не позволить ни впускать, ни выпускать кого-либо… я думаю, что вы не сбежите…
- Что ты сказала? Я сбегу?
- Так сказал хозяин. Я слышала, что он так сказал сеньору нотариусу… Не хочет, чтобы вы сбежали, потому что утром вы должны жениться… Ай, Боже мой! Так должны поступать все братья: не отпускать сбегающих женихов. Не представляете эту бедную женщину, которую оставили взаперти…
- Сторожить… Сторожить меня… И кто послал тебя рассказать это мне?
- Я же сказала, никто. Но я увидела их и подумала: лучше знать… и что можно пройти через окно, это безопасней…
- Какое окно?
- Я не сказала? Ай, Господи, я вам не сказала! У меня голова разрывается на части, из-за всех этих страхов и того пинка, который мне поддал Баутиста, что б изъели его муравьи с ног до головы…
- Ты закончишь, наконец? – вне себя от нетерпения был Хуан.
- Уже заканчиваю, сеньор Хуан. Здесь все меня поторапливают… Сеньора Айме послала меня, чтобы я нашла вас, и сказала мне… Дайте-ка вспомнить… Ах, да! Она сказала, что в отчаянии, морями плачет и больна от такого количества слез…
- Она сказала тебе все это мне сообщить?
- Да, сеньор. Это и многое другое, которое я забыла… Но она и вправду испуганная, вы правы, потому что надо видеть, как на нее смотрит сеньор Ренато. Я видела это, когда он запирал дверь… Он смотрел так, словно потерял голову, а она сильно испугалась и хочет, чтобы вы пришли…
- Чтобы я пришел, куда?
- Вон туда… через маленькое окошко… Оттуда меня вылезти заставила она, видимо потеряв голову, потому что хозяин Ренато запер ее и сказал много страшного… По-моему, если вы не поженитесь, он убьет каждого, потому что точно также поступил бы сеньор Франсиско, мир его праху, он бы вправду это выполнил. А сеньора Айме ждет вас через окошко… и сказала мне… Что если не поговорит с вами этой ночью, то убьет вас…
- Убьет она? – улыбнулся Хуан презрительно. – Как будто она способна пойти против себя самой ради кого-то или чего-то… Убьет меня…!
Скрестив руки, Хуан рассматривал смуглое лицо, с глупым выражением. Затем, внезапно, повернулся спиной и приказал Колибри:
- Пойдем!
- Да, хозяин, идем. Берем лошадей?
- Вы едете на лошадях? – спросила Ана удивленно. – Докуда?
- Прямо в преисподнюю! Можешь так и сказать своей хозяйке.
- Если вы выйдете из усадьбы, говорю вам, вы не пройдете через охрану. Их около сотни, и все вооружены. Хозяин Ренато приказал открыть оружейную комнату, и дал оружие каждому охраннику. Я уже видела двух, которые там бродили, их все видели в доме…
- Все? В таком случае, это ловушка! – воскликнул Хуан. – Когда Моника де Мольнар умоляла меня уйти, уехать этой ночью из Кампо Реаль, она знала, что люди готовятся меня арестовать… возможно, убить меня… Конечно, после всего, какую ценность имеет моя жизнь, моя несчастная жизнь, она покупала таким образом спокойствие для Ренато? Он, только он важен. А я поверил ее слезам, слушал ее мольбы…!
- О ком вы говорите? – спросила Ана, не понимая ни слова.
- Какая тебе разница? Беги и скажи хозяйке, твоей проклятой хозяйке, что я приду туда. Иди…
- Бегу и лечу! – подтвердила Ана удаляясь, одновременно пробормотав: - Как же она обрадуется! На этот раз я заслужила кольцо, ожерелье, и все серебро, которое мне предложила хозяйка.