Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 37
Моника говорила, пряча за теплой улыбкой волну нежности, которая затопляла душу, не полностью вверяя себя, защищаясь, но уже почти без сил отдаваясь чувству, которое наполняло ее жизнь, а Хуан смаковал каждое слово, словно горькую и желанную сладость… Хуан Дьявол, вечно недоверчивый, несогласный со своей участью и судьбой, ожесточенный против всего мира, не умевший протягивать руки, чтобы взять счастье… И пока он закрыл глаза, рука Моники прошлась по его лбу как нежнейшая ласка… Если бы он открыл глаза, то выдал бы взглядом все, что бурлило в его сердце… Человек, который не дрожал перед бурями, дрожал перед голубыми глазами, боясь найти их насмешливыми и холодными, и говорил, не глядя на нее, с упрямством ребенка:
- Думаю, ты преувеличиваешь… Это не то же самое… Из-за того, что ты ухаживаешь немного за мной, я не смогу избежать опасности.
- Это заражение… Моя лихорадка была заразная, и ты знаешь об этом… Ты видел, как я давала лекарства в хижинах… Чудом было то, что никто на Люцифере не заболел, кроме меня… Любой на твоем месте оставил бы меня в первом же порту…
- На Мари Галант, да? С твоим доктором Фабером… Этого бы ты хотела. – упрекнул Хуан с неподдельным недовольством.
- Возможно и ты хотел бы этой ночью освободиться от меня…
Дрожа и сдерживаясь, Моника вновь ждала ответа, но Хуан еще оборонялся, искал неясное выражение, выход, чтобы не признаться:
- Я говорю это не из-за себя… Я думаю лишь о том, что ты в опасности, это из-за тебя, ради тебя…
- Ты никогда не говоришь прямо, Хуан?
- Иногда, но не с тобой, - Хуан колебался. – Не думаешь, что достаточно вопросов для раненого?
- Возможно… Но у тебя вид не слишком больной… Раньше я ошибалась… Ошибалась насчет тебя… Я думала, что ты без сознания, и тем не менее ты слышал все, до самого последнего слова, сказанного вполголоса… Я думала, у тебя нет сил открыть глаза, а ты подходил к окну… Я воображала, что ты нуждаешься в моих заботах, и вероятно, ты решительно отрицаешь случайность, которая привела меня сюда…
- Я не отрицаю…
- В таком случае, что с тобой? Говори…!
- Просто ты подавляешь меня, Моника. Ты всегда берешь путь самый суровый, тернистый, самый трудный, и когда кто-то думает, что у тебя есть какая-то личная причина, чтобы делать это, как происходит на белом свете, и оказывается, что ты действуешь лишь в согласии со своей совестью, чтобы полностью исполнить долг. Понятно, почему ты хотела спрятаться в монастыре… Он такой совершенный для нашей печальной и грубой жизни…
- Почему ты так говоришь? Твои похвалы знают только сарказм, Хуан Дьявол!
- Вот ты и сказала: Хуан Дьявол… Сказанное тобой в такой форме, что мне приходится сожалеть об этом имени…
- Если я скажу Хуан Бога, то ты ответишь то же самое… С тобой не угадаешь… Так или иначе, ты все равно протестуешь…
- Почему ты должна говорить Бога или Дьявола? Зови меня Хуан и все… Тебя это будет мало утруждать…
- И будет более точным. Думаю, ты прав… Ты не Бога и не Дьявола… Ты такой, какой есть… Суровый, закрытый, такой же эгоистичный, как эти скалы, которые неподвижно стоят под ударами моря тысячи лет… Ладно… Что мы будем делать? Полагаю, так лучше…
- Куда ты, Моника?
- Позвать Сегундо, чтобы остался с тобой… Что с тобой? Чего ты хочешь?
- Не уходи так… Посиди еще… Я хочу сказать тебе кое-что, но… у меня нет слишком много сил, знаешь?
- Полагаю, ты притворяешься слабым, чтобы снова посмеяться…
Несмотря на свои слова, она заботливо подошла, потрогала его лоб, пульс; с беспокойством посмотрела на кровь, пропитавшую бинты, и заметила:
- Нужно сменить повязки… Рана опять кровоточит… Конечно, если бы ты лежал тихо… Какая у тебя нужда приподниматься и выглядывать везде? Ты хуже ребенка… В сотни раз хуже…
- Уже прошло… не беспокойся… На самом деле, я хочу, чтобы ты осталась… Ты не ответила мне, о чем я тебя спрашивал…
- Не говори мне пока ничего… Думаю, ты на самом деле ослаб… - и отойдя немного, она открыла дверь и позвала: - Колибри… Колибри…! Поищи Сегундо… Скажи, чтобы принес горячей воды и повязки, которые я дала ему раньше, которые уже просохли… Иди. Беги… - она закрыла дверь и подойдя к кровати, предложила: - Вот немного вина… Выпей немного… это единственное, чем мы располагаем…
Она поддержала темную голову на коленях, заставляя выпить немного вина из стакана, которое вновь окрасило загорелые щеки… Мягко она отодвинула влажные и вьющиеся волосы ото лба и вытерла пот своим платком, и неизведанное чувство, как огромное счастье, почти ослабило его:
- Моника, я должен кое-что сказать тебе, хотя и не прошу никакого ответа… Мне необходимо сказать… О, Моника! Ты плачешь?
- Плачу я? – пыталась отрицать Моника, скрывая нежность. – Какая глупость! Почему я должна плакать…?
- Не знаю… Иногда я ничего не знаю… Я грешу невежественностью или перехитрил себя…
- Будет лучше, если ты закроешь глаза и попытаешься поправиться… Если то, что ты мне должен сказать – это условные знаки скрытого сокровища на каком-то острове, подожди, когда старший помощник твоего корабля привезет их… Это классика, не так ли? Наследство пирата Хуана… Тебе так нравится больше? Ни Бога и ни Дьявола…
- Моника, раньше я не отвечал тебе, как должен был… Иногда у меня есть ощущение, что я веду себя с тобой как дикарь… Я уже просил тебя, чтобы ты ничего не отвечала мне… Послушай только меня, слушай, и если тебе не нравится слушать, забудь об этом… Я буду тебе бесконечно благодарен в любом случае, лишь ты не уходила… Не говори ничего… Я хочу представлять, что сам отвечу на то, что хотел бы от тебя услышать…
- Могу я узнать то, что ты хочешь, чтобы я ответила? – спросила Моника, не в силах сдерживать напряженное волнение.
- Вот бинты и горячая вода… Капитану хуже?
Сегундо посмотрел в глаза Моники, влажные от слез; затем посмотрел в землистое, бледное лицо Хуана… посмотрел на кровь, пропитавшую белую рубашку и, встревожившись, посоветовал:
- Нужно сменить бинты, хозяйка, снова рана открылась…!
И с мастерством солдата Сегундо принялся менять повязки, в то время как Моника приблизилась к распахнутому над морем окну и вдохнула свежий воздух, который, казалось вернул ее к жизни…
- Сегундо, где Моника? – спросил Хуан слабым и тихим голосом.
- Вон там, у окна, смотрит на море, капитан. Вы хотите ей что-то сказать…?
- Нет… Не мешай ей… Послушай, Сегундо, если ты любишь женщину больше жизни и думаешь, что она любит другого и рядом с другим может быть счастлива, ты будешь удерживать ее? Ты бы последовал печальной судьбе, только бы видеть ее рядом, слушать ее, чувствовать, мечтать иногда, что она полюбит тебя? Ты бы это сделал, Сегундо?
- Не знаю, как правильно ответить вам, капитан… Но я… Какое значение может иметь женщина, которая не любит? Не знаю, ответ ли это, но…
- Это ответ, Сегундо… Ты ответил…
Упавший духом Хуан закрыл измученные веки, будто отягощенный внезапной усталостью. Сегундо закончил работу и сделал несколько нерешительных шагов, пока с вопросительным выражением Моника приблизилась к нему, ничего не подозревающая…
- Вот… Думаю, капитану нужно поспать… У него сильная лихорадка, и мне кажется, он бредит… Он должен бы… успокоиться...
- Я останусь, Сегундо. Иди… Я буду с ним…
Долгое время Моника ждала, а затем приблизилась к кровати. Издали она смотрела на него до тех пор, пока ритм дыхания не стал размеренным, пока тот не стал казаться спящим. Тогда она приблизилась шаг за шагом, сердечно глядя на него. Теперь она могла окружить его огромной волной нежности и невольно подумала, что под этим низким, жалким и треснувшим потолком, протекали очень горькие дни жизни этого человека, который не знал в детстве улыбок и ласк… Возможно он был много раз болен в этих суровых стенах, и лишь Провидение хранило его жизнь… Как же она хотела опуститься над темной головой, покрыть поцелуями его лоб, щеки, теперь бледные губы, убаюкать на руках, словно он снова стал ребенком… Она хотела быть рядом, дышать тем же воздухом, каким дышал он… Ее колени подогнулись, и она съежилась рядом с ним, у его обнаженной шеи, и прошептала: