Дар дождя - Энг Тан Тван. Страница 46

У Эндо-сана вдруг тоже появилось много работы; он все чаще отсутствовал на Пенанге, и нам было трудно придерживаться регулярных занятий, поэтому он очень сердился, если мне приходилось опаздывать, пусть даже совсем чуть-чуть.

Я понимал, что Ноэль использовал работу как средство заставить меня пропускать занятия. Однажды я вошел к нему в кабинет и сел напротив.

– В те вечера, когда запланирована тренировка с Эндо-саном, ты всегда заставляешь меня задерживаться на работе.

Он не стал это отрицать.

– Я бы предпочел, чтобы ты ездил к нему пореже. Мне делают замечания насчет компании, которую ты водишь.

– Кто?

– Люди в городе. Наши партнеры.

Отец имел в виду представителей китайской торговой диаспоры, с которыми у него были давние и обширные связи.

– И что ты им ответил?

– Что это их не касается.

Несмотря на раздражение, я был тронут его заступничеством.

– Моя дружба с японцем вредит компании? – осторожно спросил я.

– В настоящее время нет. Но рано или поздно тебе придется выбирать между обучением у господина Эндо и сохранением лица нашей фирмы.

– Этот выбор для меня невозможен. Я обещал, что выучусь у него всему, чему он может меня обучить, а ты сам нас всегда учил, не могу нарушить слово.

Я встал.

– Мне пора. У меня тренировка.

– Я беспокоюсь не только о фирме. Мне совсем не хочется, чтобы ты оказался между двумя враждующими сторонами и из-за этого пострадал.

Я остановился на пороге.

– Я найду способ удержать равновесие.

Мой голос прозвучал увереннее, чем я себя чувствовал.

Несмотря на первоначальное нежелание работать в семейной компании, Уильям, к удовлетворению отца, постепенно втянулся в работу. Я знал, что эта вынужденная капитуляция перед отцовскими требованиями по-прежнему его раздражала, но брат хорошо это скрывал.

Так или иначе, у Уильяма появилась другая страсть. Однажды в воскресенье, когда я не поехал к Эндо-сану из-за слишком сильного дождя, он вошел ко мне в комнату с маленькой коробкой и положил мне на кровать. Открыл ее и достал фотоаппарат.

– Посмотри! Я заказал его в Сингапуре, только что привезли.

Я взял у него «лейку» и стал ее рассматривать. Фотоаппарат Эндо-сана был предыдущей модели, но в целом такой же. Уильям разорвал коробку пополам.

– В чем дело?

– Здесь нет инструкции!

Он в отчаянии потряс коробкой, и я заметил:

– Ты сейчас похож на мартышку из ботанического сада, которая разорвала пакет с едой.

Вид у него был несчастный, и мне стало его жаль. Внезапно меня снова резанули отцовские слова, сказанные больше года назад в библиотеке, когда я помогал расставлять книги: «Ты всегда отстраняешься, пытаешься не быть частью семьи».

– Постой, – сказал я. – Я умею им пользоваться.

Брат не поверил, но я показал ему – и он скоро убедился, что я был почти профессионалом. Да и как было не быть им, после того как я столько наблюдал, как это делает Эндо-сан, и помогал ему.

– Ты мастер, – соизволил признать он.

– Должен же я был чему-то научиться за все то время, пока ты заставлял меня помогать разбираться с твоими игрушками и постройками.

– А ты всегда отлынивал. Тебе больше нравилось в одиночку слоняться по пляжу.

Я понял то, чего он не высказал. Уильяма всегда влекло к механизмам или чему-то затейливо сконструированному. Всякую новую штуковину он всегда показывал мне в надежде, что разделю его восторг. Но я не разделял, и мне сейчас пришло в голову, что на самом деле он не игрушками хотел меня увлечь, а укрепить то, что нас связывало. Мне захотелось сказать это, показать, что я все понял, но годы самоизоляции мешали сломать возведенные баррикады. Я чувствовал себя узником, который видит мир за пределами камеры, но не может до него дотянуться.

Да и смог ли бы Уильям понять мое положение? Он никогда не сомневался в собственном месте в жизни, занятом с рождения. Ему никогда не приходилось драться с одноклассниками из-за происхождения, никогда не приходилось ловить снисходительные взгляды окружающих, будь то слуги, или друзья, или деловые партнеры отца. Ему никогда не приходилось чувствовать себя подкидышем в собственном доме.

Под моим пристальным взглядом Уильям явно чувствовал себя неловко. Мне хотелось заговорить, сказать, что его усилия не пропали даром. Но тогда я не смог открыть ему, насколько сильно меня изменили уроки Эндо-сана, благодаря которым я все лучше понимал свои отношения с семьей. Мне казалось, что Уильям не поймет чувства уверенности, которое вселил в меня мой сэнсэй. Укрепляя мое тело, Эндо-сан, как и обещал, укреплял мой разум. Постепенно это дало мне способность объединить противоборствующие стихии своей жизни и достичь равновесия.

Уильям подошел к окну.

– Тучи уходят. Пошли, посмотрим, как он работает. Если ты его не сломал.

Остаток для мы провели в саду. Новый фотоаппарат оказался намного лучше того, что был у Эндо-сана. Делая снимки, Уильям сказал, что он рад тому, что я тоже начал работать у отца, потому что мы теперь сможем вместе обедать в городе. Эдвард часто бывал в отъезде в Паханге, или Селангоре, или в Куала-Лумпуре. Война в Европе повысила спрос на олово и каучук, и мы все, включая Изабель, были заняты заполнением заказов и организацией транспортировки и отправки грузов.

– Уже слишком темно, и дождь, кажется, пошел, – сказал я часом спустя.

Мы прикончили весь запас пленки, но теперь, по крайней мере, Уильям чувствовал себя с фотоаппаратом уверенно. На подъездной аллее, у фонтана, я остановился и рассказал брату про поездку к деду.

– Помнишь, когда мы…

– Ловили стрекоз? Конечно, – ответил Уильям. – Мы были просто засранцами.

– Теперь я знаю, почему мама так строго нас за это наказывала.

Он выслушал мой рассказ и вздохнул.

– Мне жаль.

– Мне тоже. Но теперь уже слишком поздно.

Он закинул руку мне на плечи и обнял. На миг я снова стал маленьким мальчиком, а он – старшим братом, с которым мы всегда влипали в неприятности, тем, кого отец встречал вопросом: «Ну, что вы на этот раз затеяли?»

Я протянул ладонь и поймал начало нового ливня.

– Твой фотоаппарат намокнет. Пошли в дом.

В течение дня мы с Уильямом редко виделись, хотя и работали в одном здании. Он предложил ходить вместе обедать в китайский ресторанчик за углом от конторы. Платил всегда он. «Я зарабатываю больше, чем те крохи, которые отец тебе платит. Нет, не спорь. Я тоже через это прошел». И я всегда заказывал фирменные банановые блинчики. «Ты каждый день ешь одну и ту же дрянь», – жаловался Уильям.

Обычно мы встречались в ресторане перед обедом, чтобы занять столик получше. Как-то раз он опоздал. Я сидел в ресторане и наблюдая за прибывающей толпой.

– Почему ты задержался?

Уильям сел, и я понял, что он чем-то взволнован.

– Тебе придется как-то исхитриться и сообщить старику, что я записался на флот.

Я знал, что Уильям по-прежнему был недоволен тем, что уехал из Лондона, хотя с тех пор прошло уже больше года, и на работе я старался облегчить его участь, перетянув на себя самые скучные обязанности, которые раньше доставались ему. Но его новость меня обескуражила. Если он покинет Пенанг, мне будет его не хватать.

– Черт, он будет в ярости! Почему я?

– Ну, потому что ты – самый младший, и я могу тебе приказать, и, э-э, еще… потому что он склонен тебе потакать.

– Он не мне склонен потакать. Эта честь принадлежит Изабель. Кстати, почему бы тебе не попросить…

– Мы так не думаем, – парировал Уильям. Было очевидно, что с Изабель он уже все обсудил. – В любом случае, не думаю, что он прямо полезет на стену. В Англию меня не пошлют. Это местный флот. Ну… в Сингапуре. На случай, если японцы сойдут с ума и нападут на нас. И я обещал проработать здесь год, и год прошел. Обещание я выполнил.

Он обвел рукой ресторан. Несмотря на заляпанный жиром плиточный пол, грязные лопасти вентиляторов под потолком и грубых официантов, еда в этом заведении была лучшей в городе.