Дар дождя - Энг Тан Тван. Страница 69
Остров стал обиталищем привидений. Многие местные жители отправились в джунгли и отдаленные деревушки в горах, надеясь избежать встречи с японскими солдатами. Те, кто остался в городе, ходили с потерянным видом.
В последующие дни на улицы продолжали со свистом сыпаться бомбы, взрывая здания и сотнями убивая людей. Я сидел в конторе, пытаясь уничтожить еще больше документов, когда услышал и почувствовал взрывы. От взрывной волны здание пошатнулось, несмотря на то что по звуку до места взрыва было не меньше мили. Подойдя к окну, открытому, чтобы впустить ветерок, невзирая на уличную вонь, я увидел клубы дыма, поднимавшиеся над казармами британской армии. В небе хищными птицами кружили самолеты. Люди на улицах стали кричать. Раздались новые взрывы, от которых задрожали оконные рамы, покрывшись зубцеобразными трещинами, словно замерзшими вспышками молний. Впервые с начала войны меня охватил настоящий страх. Скоро мне в ноздри потянуло едким запахом дыма, и я закрыл окно, не способный ни дышать, ни думать.
Зазвонил телефон, отчего я вздрогнул. Звук звонка был чудовищно неуместным. Город ровняли с землей, а у меня звонил телефон. Я отупело смотрел на аппарат. И наконец снял трубку.
Это был Эндо-сан.
– Что ты делаешь в конторе?
– Просто навожу порядок, – слабым голосом ответил я.
– Езжай домой. В городе оставаться опасно. Скоро войдут войска. Уезжай сейчас же. – Он повесил трубку.
Скоро должны были войти войска. Я этого ждал, но это все равно казалось невозможным. У нас же была армия, хорошо экипированная и хорошо обученная. Неужели она не могла дать бой?
Меня тряхнуло очередным взрывом. На этот раз он прогремел ближе. А потом еще одним. Нужно было ехать домой. Бог знает, что мне было делать, если бомбили Бату-Ферринги. Я выбежал на улицу и тут же чуть не решил вернуться в контору и спрятаться там.
Дорога была испещрена воронками. Некоторые машины провалились в них носом, и их кузова торчали вверх, как корма накренившихся кораблей в порту. По асфальту текла кровь, густая, как машинное масло. Окна во всех домах были выбиты, и осколки стекла рассыпались по разорванным телам, как кристаллизованный дождь.
Прозвучал свист ветра, сверкнула обжигающая световая вспышка, и часть здания «Эмпайр-трейдинг» оторвало прочь. Меня швырнуло на землю, где я сделал кувырок укэми и вскочил на ноги, потеряв ориентацию в пространстве; в ушах безумно шумело.
Я добежал до сарая за зданием, где охранник-пенджабец обычно держал свой велосипед. Я надеялся, что он оставил его там, когда эвакуировался в горы. К моему облегчению, велосипед стоял на месте, прислоненный к стене. Вся одежда охранника исчезла, остался только «чарпой» – холщовая раскладушка, на которой он спал.
Я забрался на велосипед и покатил домой по улицам, запруженным велорикшами и повозками, на которых люди бежали из города. Каждому пришла одна и та же идея – убраться подальше и спрятаться в горах или отдаленных деревнях. Солнце жалило плечи, словно кнутом, и рубашка скоро прилипла к телу. Позади раздался новый каскад взрывов, сотрясавших землю и самые потаенные уголки наших сердец.
По пути мне не встретилось ни одного военного, и я гадал, куда они подевались, почему бросили нас на произвол судьбы. Я подобрал оброненную какой-то женщиной соломенную шляпу, радуясь хоть такой защите от полуденного солнца, и сердце мое ныло при виде лиц, охваченных ужасом.
На Эспланаде я остановился, последовав примеру многих. В небе над проливом два брюстера «Буффало» – с военного аэродрома в Баттерворте – давали бой японским истребителям, но у тех было явное численное превосходство. Японцы преследовали «Буффало», поливая трассирующими пулями, которые снизу казались вспышками света. Один из самолетов загорелся. Пока он падал, огонь набрал аппетит и поглотил его от носа до хвоста, превратив в пылающего мотылька. Самолет упал в море, и, когда пламя поглотила вода, до нас донеслись громкий всплеск и змеиное шипение.
Оставшийся «Буффало» заложил вираж и улетел прочь, и у меня вырвался стон, слившийся со стонами сотен других людей, которые, как и я, молча его приветствовали. Много лет спустя я узнал, что те два самолета было всем, что осталось от нашей воздушной обороны: два стареньких «Буффало» против японских военно-воздушных сил.
Несколько дней спустя я узнал, что британская армия заранее оставила свои позиции, бросив нас, когда стало понятно, что череда японских побед в северных штатах продолжится на юг, до самого Джохора. В арьергарде оставили только горстку младших офицеров, остальные части отбыли морем в Сингапур. Именно там армия планировала оказать последнее сопротивление. Не здесь, не на Пенанге. Здесь никакого сопротивления не планировалось.
Когда я добрался до Истаны, отец мерил шагами веранду.
– Слава богу, с тобой все в порядке. Я пытался тебе позвонить, но телефон не работает.
– В городе теперь опасно. – Я описал увиденный воздушный бой, и отец уныло покачал головой.
– Изабель удалось дозвониться. Станцию фуникулера на Горе разбомбили.
– Непонятно зачем. У японцев там радиостанция.
– Откуда ты знаешь, что у них на Горе радиостанция? – резко спросил он.
– Я ее видел.
– Тогда они должны были целиться в «Бель-Ретиро», – сказал он, имея в виду официальную резиденцию резидент-советника.
– Остальные слуги разошлись по домам?
– Нет.
– Думаю, пока им безопаснее оставаться здесь. Они смогут вернуться к семьям, когда закончатся налеты.
Отец согласился, но когда он предложил это прислуге, остаться решили только несколько человек. Когда я пожелал остальным удачи, некоторые, те, кого я знал с самого детства, посмотрели на меня с подозрением. Отец заметил это и, когда они ушли, сказал:
– Они считают, что ты помогал японцам.
– Ты тоже так думаешь?
Он помолчал.
– Да. Возможно, господину Эндо нужны были сведения от кого-то, кто знал Пенанг и Малайю. И ты ему их предоставил.
Я упал в кресло и закрыл лицо руками. Это был хороший повод все ему рассказать.
– Когда японцы займут остров, я буду работать на их правительство. – Несмотря на мое намерение говорить медленно и спокойно, слова выкатились кубарем.
Отец склонил голову и закрыл глаза. Его плечи поникли, словно от поражения, и его разочарование во мне повернулось у меня в сердце клинком кериса, рассекая дыхание и кровоток. Все время до этого он сохранял силу, и теперь я увидел, что у меня получилось то, что не удалось японцам, – поразить его дух, сделав надрез, от которого он стал уязвимым.
– Тогда ты превратился в того, кем господин Эндо научил тебя быть. Вот что он с тобой сделал. Ты предал всех нас, всех жителей Пенанга, – сказал он.
И ушел, оставив меня сидеть в одиночестве и размышлять о том, что я наделал.
Глава 4
На улицах Джорджтауна японские войска не встретили никакого сопротивления. Британские солдаты давно эвакуировались, в спешке оставив аэродромы и нефтехранилища нетронутыми, словно в подарок новым хозяевам на новоселье.
Ночью мы по очереди сторожили дом. По всему острову прекратилась подача электричества; отец был уверен, что мародеры ограничатся магазинами в городе, но нам всем было спокойнее, если кто-то следил за происходящим.
На следующее утро я надел строгий костюм и отправился на велосипеде в Джорджтаун. Во время поездки запах росы на траве и на листьях деревьев и тишина на дорогах прояснили мой разум.
На улицах было тихо; ни шума лоточников, разжигающих печи, ни металлического грохота открываемых ставней над магазинами. Даже бродившие по улицам бездомные собаки казались запуганными. Без криков кули и снующих туда-сюда судов порт казался безмолвным. Те, кому хватило храбрости или глупости, вышли из домов поглазеть; я присоединился к людям на обочине.
До нас донесся еле слышный топот марширующих ног. Постепенно звук становился громче – и на улице, ведущей в гавань, показались первые шеренги японских солдат. Кое-кто в толпе вокруг меня разразился приветствиями – это были те, кто верил, что страна освободилась от колониального владычества. В конце концов, японцы обещали вернуть ее под малайское правление. Некоторые подняли самодельные японские флаги, на многих красный кружок в центре был нарисован из рук вон криво, словно цветок, который насильно заставили расцвести.