Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А - Федотов Лев Федорович. Страница 37

Видя, что я чересчур усердствую, Гага хотела меня остановить, но я сказал, что она тут ни при чем, и что, хотя игра создается для нее, я все таки разрисовываю планеты для себя, для своего удовольствия.

3-го декабря. Когда я сегодня пришел из школы, то неожиданно встретил у нас дома дядю Исаака. Оказывается, он приехал сегодня утром и теперь уходил куда-то по делу. Вечером он пришел, и мы все уговорились, кто и где будет проводить ночь. Мне все-таки досталось место на стульях, чего я и добивался.

4-го декабря. Сегодня утром Монька был у Бубы, и я попросил его захватить с собою ту самую игру «Путешествие на Луну», которую я желал еще окончить.

Вечер у нас сегодня был веселый! К нам пришел Геня с Бертой и с Софой, чтобы повидаться еще раз с дядей Марком и Исааком! Софка что-то пищала, не отходила от меня ни на шаг, прыгала по полу и под конец что-то нарисовала на бумаге, наподобие домика с гигантскими ромашками, венчики которых были на вышине двух-трех этажей. Это произведение искусства я спрятал себе в ящик, когда наши гости уже отправились домой.

5-го декабря. Ввиду того, что сегодня был день Конституции и божьи силы освободили меня от школы, я решил встретиться с Женькой Гуровым. Он привел с собой своего товарища, некоего Леву. Мама вытащила мое пальто, и я с проклятием натянул эту тюрьму на себя.

– Первый раз в эту зиму пальто одеваю! Ей богу! – сказал я Женьке. – Черт меня возьми, если я не чувствую в карманах целые глыбы нафталина! – И я выпотрошил данное вещество из карманов.

– И охота вам, мошенники, таскать на своих телесах такую хламиду, как пальто? – спросил я, в порыве веселости хлопнув Евгения по плечу. – А ну, сдергивай его сейчас же! То ли дело я! Декабрь, а я в майке в школу хожу! Эх, вы, подлецы! Нужно быть закаленными против холодов, а то, что это такое – парни не промах, а они, знай, кутаются!

Кое-как оправившись в своем необычном наряде, я сказал своим друзьям:

– Хотите верьте, хотите – нет, но сегодня я клянусь вам сатаною, дьяволом и одной третью черта, что завтра я уже эту тюрьму носить перестану! Ради вас я одеваю его, чтобы на нас на улице олухи не глазели! Умные-то ведь, понятно, не будут раскрывать на нас глаза!

Покрутивши часа полтора по городу, мы разошлись по домам.

7-го декабря. Сегодня в школе ко мне неожиданно подошла Маргаритка и изъявила желание получить мой доклад по Италии. Зная, что она большая мошенница, я отказался и пожелал узнать причину. Я заранее знал, что с ответом она не поспешит, и на этот раз я не ошибся. «Век живи – век учись» – ведь это уже не впервой.

Вообще на этой неделе нам давали такую уйму уроков, что мы, несчастные труженики, не имели и продохнуть. Понятно, что я отправился к М. Н. с недоученным уроком, о чем я его и предупредил. Услыхав, как я «ползаю» по клавиатуре, он сделал обиженное лицо и проговорил:

– Бегемот ты этакий!

Я действительно был бегемотом!

…Вернувшись домой, я застал дома дядю Марка, ужинавшего за столиком; Лизу, священнодействующую у плиты, и Моньку, который готовился мыться. К нашему несчастью. Монька сегодня что-то взбунтовался. Бултыхаясь в ванне, он налил на пол целое море воды, орал песни, хотя мы с Лизой то и дело говорили, что у дяди болела голова, и, наконец, он отказался ложиться спать, хотя уже было десять часов. Он злобно заявил нам, что «прынципьяльно» не будет сегодня спать до двух часов, и, если мы его засунем под одеяло, то все равно назло нам не закроет глаз. Он стал натягивать на себя одежду, и, оставив после себя в ванной разбросанные полотенца, начал прохаживаться по комнате, насвистывая какую-то песенку. Мне надоела вся эта волынка, и я энергично воздействовал на него, после чего, бормоча проклятия по моему адресу, он залез под одеяло и начал насвистывать какую-то дребедень. Чего это он вздурил, я не понимаю; по крайней мере, вся вина этой катавасии пала на него полностью.

8-го декабря. Сегодня – благодать: выходной день! Я позвонил Женьке, чтобы узнать, говорил ли он о билетах со своею знакомой.

– Да ведь еще же рано! – ответил он.

– Экой же ты, черт! – сказал я. – Да ведь разве ты не понимаешь ценности зараннего предупреждения? (Так! Изд.) Ведь тогда у нас больше шансов будет на то, что мы получим билеты! А будет разве хорошо, если ты перед самыми каникулами ошарашишь ее этим?

– Хотя верно! Нужно будет сказать об этом маме, чтобы она переговорила с ней. А знаешь, еще в чем загвоздка?

– А в чем? – спросил я.

– Я ведь еще не знаю, осталась ли она работать на этом вокзале!

– Ну, а мы унывать не станем, – сказал я. – Наверное, «шарлатан Юпитер», как некогда сказал Спартак, поможет нам! – Женька сказал, что, наверное, к следующему воскресенью все уже будет известно и что он известит меня об этом.

– Мне это все не важно, – ответил я, – мне важно, чтобы мы в каникулы оба были в Ленинграде!

Под вечер пришел Исаак. Он сегодня уезжал обратно в Киев, и поэтому весь вечер мы укладывали его багаж.

– Ну, как у тебя дела? – спросил он меня, когда надевал чистый дорожный пиджак.

– Да так. Ничего, – ответил я.

– Когда окончишь школу, куда думаешь попасть? Что тебя вообще влечет?

– Больше всего меня влекут к себе биология и геология – природоведческие науки; природа, короче говоря.

– Да, природа – это самое интересное! – согласился мой дядя. – Тут я с тобой согласен. Если бы мне не удалось встретиться с газетой нашей, я обязательно бы избрал себе какую-нибудь отрасль биологии! Зоология, ботаника – это самое занимательное из того, что я знаю. В природе нет каких-нибудь злых хитростей, там все просто – умей только правильно разглядывать и открывать ее законы!

Эти слова Исаака мне очень понравились. Когда он уже собрался на вокзал, я спросил его о его билете. Он ответил мне, что рано утром отправился на вокзал и сделал заявку на билет, за что заплатил рубль. Через некоторое время он получил этот билет и теперь спокоен за свою судьбу.

– Если я в Ленинград достану так же легко билет, как ты достал в Киев, то это будет прекрасно; но к несчастью, я мало верю в это!

Горячо попрощавшись со своим братом, дядей Марком, он уехал на вокзал в сопровождении мамы, Бубы и Лизы.

Дядя Марк был очень огорчен и удручен отъездом Исаака, и мне было дано поручение поехать с ним к Гене, куда после вокзала приедут мама и Лиза. Мы собрались и тронулись в путь.

На улице было ветрено. Земля была покрыта островами замерзшего снега, и небо было чистым, хотя и без звезд.

Еле-еле дождавшись 26-го, мы вдоволь потолкались в вагоне, покрутили по темным, кривым переулкам и очутились перед нужным нам домом. Пройдя множество дверей и лестниц, мы, наконец, очутились у Гени.

Дома были все: и Геня, и Берта, и Софа, которая особенно была нам рада. Софка утащила меня во вторую комнату и стала показывать мне свои книжки.

Когда пришли мама и Лиза, разговор зашел о Ленинграде. Геня сказал, что туда очень трудно достать билет, что народ днями стоит в очередях и что никаких заявок, кажется, на билеты в Ленинград не принимается.

– Боюсь, что ты проклянешь эту поездку, – сказал он мне. – Засядешь ты в этом Ленинграде и не видать тебе Москвы.

– Ну, нет, этого, наверное, не будет, – сказала мама. – Моня нам еще летом говорил, что, пусть он к нам только приедет, а уж билет мы ему достанем.

Когда я уже был дома, я почему-то вспомнил то, что было со мной ровно год назад – 8 декабря 1939 года.

Мне представились Олег, Мишка и я сам, которые из-за любопытства копались в церковных подвалах… Да и что об этом вспоминать?! Ведь нам уже там не быть!

13-го декабря. Сегодня я узнал, что Буба достала билет для дяди Марка на сегодняшний вечерний поезд и что он сегодня выезжает через Харьков в Николаев. Мне было не очень-то легко прощаться с ним… Я также поехал на вокзал, в одном из модных вокзальных залов мы простились, и я вернулся домой. Ибо дома меня ждали уроки… Я задавал себе вопрос, увижу ли я когда-нибудь своего дядю или нет?… Мне теперь все в нем было дорого…