Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А - Федотов Лев Федорович. Страница 38
14-го декабря. Сегодня Маргаритка вырвала у меня нужный ей мой доклад «Италия». Я это позволил лишь из-за того, что она открыла мне причину, зачем он ей стал нужен. Он ей понадобился для какой-то статьи о музыке или об астрономии… да это и не важно! Главное то, что здесь не было ничего преступного!
Дома я застал Бубу, которая как раз в это время уже уходила домой.
– Ты не забыл, Леван, что у нас будет завтра? – спросила она, намекая на день рождения Галы. – Гляди, не забудь, что завтра 15-ое декабря!
– Помню, помню, – ответил я. – Я также прекрасно помню и знаю то, что сегодня 14-ое декабря!
К М. Н. я сегодня не пошел, о чем я его известил заранее, ибо я сегодня шел с классом на экскурсию в музей Дарвина. Я зашел за Мишкой, и мы направились в школу, где встретили почти всех членов нашего класса. Дотянувшись пешком до трамвая, мы вползли в сороковой номер и, вылезши на нужной станции, всей гурьбой двинулись по какому-то захолустному переулку. Вечер был морозный, холодный, но, к счастью, не ветреный, так что нам эта прогулка принесла только пользу. Крутили мы долго, пока не натолкнулись впотьмах на заветное здание.
…И вот перед нами замелькали залы, лестницы, покрытые вековой пылью статуи чудовищ, зеркальные шкафы с чудесами природы и прочие прелести музея, вплоть до профессора, который прочитал нам в одном из залов обширную и увлекательную лекцию об эволюции. Это был солидный старичок, с длинными серыми волосами и с некрасовской узкой бородой. Шутник он был большой, так что речь его была переполнена веселыми и истинно остроумными выражениями, благодаря чему мы частенько растягивали рты до ушей.
На обратном пути мне удалось встретиться с Анной Васильевной, которая также возвращалась из музея. Будучи с ней в трамвае, я на ее вопрос о лекции профессора сказал, что я остался доволен. Ударившись в раж, я рассказал ей еще о музее ленинградской Академии наук, в котором я бывал не раз, когда проживал в Ленинграде. Анна Васильевна также не осталась в долгу, и я услышал от нее целую историю о том, как этот шутник-профессор создал этот дарвиновский музей. Таким образом, я узнал, что этот старичок был чрезвычайно энергичный смертный.
15-го декабря. Сегодня вечером я отправился к Гаге. Много народу у нее не было, но зато я встретился там с Сережей. Я показал ему свой план «Аиды», мы с ним поболтали о музыке, а затем он меня попросил нарисовать ему что-нибудь.
– Я знаю, тебе удается исторический жанр… особенно восточный, – вот ты мне бы и начиркал какую-нибудь мечеть или храм. – И он набросал у меня в книжечке примерный набросок какой-то мечети, который и сейчас еще красуется в моей книжице.
– Только раньше лета не жди! – предупредил я его.
Под самый конец, когда уже многие разошлись, у мамы, Бубы и Кости зашел разговор о моей поездке в Ленинград. Они то и дело звали меня к себе из другой комнаты, где я играл во что-то с Гагой и Монькой, чтобы попилить меня за то, что я не хотел и не хочу ехать туда разодетым, как барин. Другое дело быть опрятным! А опрятность и простоту костюма я больше ценю, чем разные глаженые галстуки, пиджаки и т. д. Пусть на мне будет простая рубашонка, но, если она будет опрятной, мне ничего и не нужно больше. Я, как дурак, слушал наставления взрослых, излагающих мне свои предложения насчет одежды, но я и признавать не хотел их всякие пиджаки, да какие-то там части хламиды…
– Мое решение твердо! – сказал я потом Гаге и Моньке, которые были на моей стороне. – Я хозяин своего слова. Все-таки я возьму верх!
16-го декабря. Сегодня на уроке Георгий Владимирович напомнил нам о картах, которые класс брался сделать еще с конца I-ой четверти. Он так нам и сказал: буду, дескать, ставить «плохо», кто не выполнит своего задания. Говорят, что нужда – лучший учитель в мире! Так оно и случилось! Нежелание заработать плохую отметку влило в Мишку и меня столько энергии и желания, что мы за один только сегодняшний вечер сделали всю карту Англии, за исключением некоторых значков, обозначающих промышленность в городах. Короче говоря, работой своей мы остались довольны и думаем, что получим за нее, по крайней мере, неплохую отметку.
18-го декабря. Сегодня ввиду того, что, вопреки обычному, я не пошел к Виоле, так как она перенесла празднование своего дня рождения на субботу, я отправился к Стихиусу, и мы окончили карту Англии. Сработали мы ее лихо, так что теперь нам остается узнать, что скажет завтра нам на это наш дорогой Верблюдашка!
19-го декабря. А сказал наш Верблюд следующее:
– Вообще карта очень хорошая! Только вы еще добавьте обозначения сельскохозяйственных р-онов (так! Изд.) и различных культур – тогда будет все хорошо!
Мы не заставили его долго ждать и сегодня же вечером уничтожили свои грехи.
20-го декабря. Сегодня после уроков меня поймал десятиклассник Азаров, который притащил мою душу под взоры уже известной читателю редакции, состоящей из его сотоварищей по классу: Борьки Кравцова, энергичного плотного парня с широким ртом и с каким-то певучим голосом; затем Лены Тооц и Сучковой. Оказывается, меня кто-то там выбрал в редакцию, и мне пришлось вместе с вышеназванными существами обдумывать, какими нужно сотворить новогодние газеты. Мы уселись у окна в голубом зале и заслушали импровизацию Борьки, который воодушевленно и, жестикулируя, объяснил нам, что газеты будут под названием «Ха-ха-хи!», в которых он думает обдурачить честной народ, обещая ребятам в крупном шрифте: и «великолепный концерт», который будет идти некогда в консерватории; и «роскошный фейерверк», которого не будет, ибо потом авторы газеты отказались от подобной мысли; и джаз-оркестр, который, к сожалению, не будет приглашен на новогодний бал, и множество другой всякой всячины.
Мы со всей этой волынкой согласились и решили уже завтра приступить к делу, держа всю эту кутерьму в полной тайне.
Вечерком я съездил к Генриетте, чтобы она объяснила мне кое-что по немецкому, что она и сделала с удовольствием. Виола все время мне напоминала, чтобы я не забыл завтра прийти к ней на день рождения; я уверял ее, что не забуду, но она не успокоилась до тех пор, пока ее не послали спать!
21-го декабря. Сегодняшний день был для меня одним из самых тяжелых и страшных, которые я только переживал на своем пути… К несчастью, то, что привело меня в неописуемо тревожное состояние, еще не окончилось…
У меня даже нет особенного желания и расписывать об этом много… Дело началось с урока литературы. Давид Яковлевич выбрал меня, чтобы я читал в классе роль Кулигина в «Грозе» Островского. Я напрямик отказался, тем более, что с роли Кулигина и начинается пьеса. Для меня это было непреодолимой работой, ибо, когда я выступаю перед многими людьми, у меня отнимается язык. Я теряюсь и не могу выдавить из себя ни одного слова… это было хуже пытки!
Учитель сказал, что, если через 2 минуты я не начну читать, он уйдет из класса… Я чувствовал приближающуюся грозу, хотел было начать, но я не имел силы воли открыть рот!.. Что я мог сделать с этой слабостью! Давид Яковлевич покинул класс… Я был полностью уничтожен!.. Потом я узнал, что он отказывается от нашего класса… Я знал, что Давид Яковлевич потому так упорно и добивался моего выступления, так как думал, что я из-за гордости упрямствовал… А зачем мне это? К чему мне эта гордость!?… Я был самым несчастным человеком… Из-за меня класс лишался лучшего преподавателя. Класс был взбудоражен, и одни встали на сторону Д. Як., а другие – против. Но я знал, что никакого преступления в моем отказе нет, что я просто не мог побороть свою моральную слабость, что я не упорствовал из-за какого-то дурацкого принципа, который мне совершенно не был нужен. Что же тут преступного, если я не могу выступать перед многими, что я теряюсь, что меня смущает и сковывает мысль о том, что множество людей – все таращат на меня свои зрачки… Я был до того уничтожен, что даже и не старался брать себя в руки, чтобы успокоиться…