Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А - Федотов Лев Федорович. Страница 8

По логической конструкции второе высказывание представляет собой энтимему, то есть усеченный силлогизм, который преобразуется в полный путем введения основания:

Силы науки обеспечат торжество человечества в бессмертии после очищения его от социального и нравственного зла.

Очищение человечества от зла состоится в результате разгрома последнего реакционного притона на земле.

Силы науки обеспечат торжество человечества в бессмертии после разгрома последнего реакционного притона на земле.

Третья фраза, хотя и не вносит новых штрихов в дескрипцию общества, способного применить эти технологии, однако же ярко выраженным эмотивным модусом (…хотелось бы мне, черт возьми, дожить…) поддерживает намеченный ранее его идеальный образ. Наконец, четвертая фраза дает его точное название как коммунизма. В сущности, все первые четыре высказывания (до упоминания имени Ленина и его сравнения с Гитлером) имеют это же понятийное вхождение. В референциальной плоскости данный концепт последовательно развертывается как человеческое общежитие, преодолевшее внутри себя субстанциональное зло в итоге уничтожения последнего оплота реакции в мире; как общежитие, опирающееся на научные технологии воскрешения умерших и утверждения бессмертного статуса человечества. Эти признаки агрегируются оценочным заключением: «Коммунизм – великолепное слово!», а далее проецируются на образы Ленина и Гитлера. (Как оно замечательно звучит рядом с именем Ленина! И когда поставишь рядом с образом Ильича палача Гитлера…)

С формальной точки зрения попытка приложения имени Гитлера к формуле коммунизма является нонсенсом. Точно так же лишено всякого смысла соединение имен Ленина и Гитлера, в Левином понимании – безграничных противоположностей, в некоем общем ментальном пространстве. Однако в свете заложенного в коммунистический проект упразднения факта смерти такая мысленная операция получала свое обоснование. В логической перспективе досрочного внедрения этого проекта политические антиподы обретали бы равные шансы, а, по-другому говоря, волею незрелого общества, завладевшего экстраординарными ресурсными возможностями, и тот, и другой получили бы право занять место в рядах бессмертных (т. е. быть поставленными рядом). Это допущение открывает еще одну сторону авторского восприятия воскресительного акта – как общественного дела, базирующегося на коллективном волеизъявлении и коллективном участии всех представителей мирового сообщества. (Грамматически эту всеохватность подчеркивает обобщенно-личный тип предложения «И когда поставишь…» с использованием глагола второго лица, всегда отражающим максимально широкую субъектную включенность в сферу описываемого действия) [17].

Последующее сопоставление двух фигур мировой политики предельно заостряет вопрос об опасности преждевременной реализации поставленной цели. В этих суждениях имена Ленина и Гитлера выступают как бинарная оппозиция, олицетворяющая метафизическую борьбу света и тьмы. Эти коннотации присутствуют в семантических полях словосочетаний: светлый ум, светлый гений Ильича и палач Гитлер, на фоне которого самая презренная тварь на Земле способна казаться ангелом. Иначе говоря, гитлеровская сущность внеположна таксономии земного зла, а стало быть, соотносима разве только с Люциферовой демиургией Космоса. Именно поэтому ее соприсутствие самому великому событию в истории землян чревато извращением крупнейшего гуманистического замысла с катастрофическими последствиями вселенского масштаба.

И все-таки в последних фразах отрывка Лева дает волю своим чувствам, пытаясь представить возвращение Ленина на историческую сцену сейчас, то есть в то самое время, когда звери-фашисты терзают родину. Он уверен: в этом случае изверги-гитлеровцы на своих шкурах сразу бы и сполна почувствовали, на что способен русский народ.

По разумению Левы, временной промежуток, который отделял его самого и его современников от этого поворотного момента мировой истории, не слишком велик, во всяком случае, он надеялся встретить его на своем жизненном веку. Он был убежден, что СССР выйдет победителем в войне с Германией, несмотря на высокую цену, которую придется уплатить за этот итог. Он был уверен в том, что в результате светоносной победы на путь общественно-политического развития, проложенный Советским Союзом, повернут и другие страны мира. Таким образом, сформируются социальные предпосылки, отвечающие предстоящим кардинальным изменениям человеческого существования. Этому не сможет помешать и вероятное противоборство СССР с США и Великобританией:

Итак, похоже, раскрыта главная интрига Левиной жизни, манившая и одновременно дразнившая некоторых его друзей (вспомним характеристику Лени Карася). Она дает основания увидеть за его исканиями влияние философии «общего дела» Н. Ф. Федорова, хотя и воспринятой в ее секулярной версии. Место, время и обстоятельства открытия им этого учения остаются «за кадром». Быть может, труды философа, изданные после смерти его последователями, имелись в библиотеке Федора Каллистратовича Федотова, быть может, к ним привлек внимание мальчика кто-то из взрослых знакомых семьи. В равной степени, возможно, что в библиотеке кого-либо из жильцов своего знаменитого дома он мог натолкнуться на сборник «Вселенское дело», положивший начало в 1914 г. постоянному федоровскому движению. Эти семена, кто бы их ни уронил, упали на благодатную почву: целенаправленный интерес к этой теме прошел через всю его осознанную жизнь.

Многие прямые и косвенные факты указывают на то, что практические устремления в этом генеральном направлении для него были сопряжены с палеонтологическими разысканиями. На палеонтологию как на страсть друга детства указывал Трифонов в романе «Исчезновение»: литературный персонаж, замещающий Леву, совершал бесстрашные одиночные вылазки в подмосковные пещеры, иногда увлекал туда друзей и даже создал конспиративную организацию «Общество по изучению пещер и подземных ходов» (ОИППХ). Правда, назначение этих обследований в романе оставалось малопонятным для привлеченных членов тайного общества. О научно-фантастическом романе, которым Лева занимался в последний плодотворный период жизни февраля– апреля 1941 г., оставил краткое свидетельство Михаил Коршунов. По его словам, в нем шла речь о скрытом под землей невредимом очаге доисторической жизни, с фауной и флорой, давно исчезнувшими на поверхности земли. Это и был «подземный клад» в гигантской пещере с зелеными окаменелостями, бывшими некогда зеленым океаном. Он был найден группой современных естествоиспытателей по своеобразным меткам, оставленным древними людьми [18]. Текст этого произведения Лева тщательно отделывал: по воспоминаниям М. Коршунова, он собирался его отдать для прочтения, а, возможно, и для публикации известному писателю и журналисту Александру Исбаху, с которым хорошо был знаком еще его отец [19]. Однако война, уход на фронт Исбаха и отъезд Левы в эвакуацию помешали этому плану.

А вот художественная иллюстрация Левы, сделанная весной 1941 г., к тому же или другому своему роману «Кобольд, или путешествие в недра земли». Название рисунка – «Кобольд, или В пещере горного короля» – дает право на отнесение его и к тому, и к другому литературному опыту Левы. Несмотря на то что рисунок, как и романы, не сохранился, подробное описание его привел сам Лева в дневнике. По его же собственным показаниям, он изобразил гигантскую пещеру, заполненную безмолвными духами подземного короля, растущими из земли и из стен в форме косматых голов каменных старцев. В отличие от тяжеловесных неподвижных подданных король духов, не имевший тела, а только голову, состоял из газообразного вещества, наподобие молочной дымки. Размеры и пещерного королевства, и его обитателей, как подчеркивал сам автор, превосходили любые наземные мегалитические сооружения. Если бы главному властелину этих мест «предложили нью-йоркские небоскребы, он их глотал целыми сотнями и только тогда бы заметил, что он действительно поглощает „какую-то мелочь“». Антропоморфные черты ископаемых, хотя бы и на иллюстрации к научно-фантастическому роману, указывают на определенный параллелизм наземных и подземных природных обителей, в частности на возможность разумной и одухотворенной населенности вторых в материальных формах, которые для первых считаются безжизненными. Конечно, это только полуоформленная гипотеза, к тому же поданная в художественно-фантастическом жанре, который вообще «заточен» на продуцирование невероятных идей. И тем не менее, судя по страстной приверженности Левы сюжету подземной жизни, превосходящей размахом и формами наземную, можно заключить: здесь для него был сокрыт важнейший ресурс человечества.