В заколдованном лесу - Буало-Нарсежак Пьер Том. Страница 6

Понадобилось довольно много времени, чтобы дойти до двора и увидеть при обманчивом свете луны фасад здания с закрытыми окнами по обе стороны которого возвышались башни. Во дворе никого не было видно. Над подъездом неподвижно висела цепь, привязанная к языку колокола. И ни души! Я принялся бранить себя. Так кого же я ожидал встретить здесь в столь поздний час? Как и всякий бретонец, я был суеверен и в детстве не раз содрогался от поэтичных и полных ужаса сказок, которые любят рассказывать по вечерам в стране Амор [ 6]. Однако, будучи на открытом пространстве и чувствуя над своей головой небо нашего Господа, я не был склонен подобно малолетнему, испытывать страхи Я смело пошел вперед и обнаружил свет в «Башне Маршала», названной так потому, что знаменитый маршал Тюренн провел там как-то одну ночь. Эта башня возвышалась с левой стороны здания и прежде служила моему отцу библиотекой.

Большая стеклянная дверь вела оттуда во двор. Я пошел в сторону этой двери, приглушая шум своих шагов. «Вероятно, кто-то заболел», — думал я и тут же вспомнил слова метра Меньяна о том, как часто вызывали врача к изголовью Клер. Мои опасения возросли, и с неописуемой тревогой я опрометью бросился к башне.

Стеклянная дверь оказалась закрытой, однако сквозь ромбы стекла мне все же удалось рассмотреть стоящий на столике канделябр. Я тут же увидел основные детали интерьера, мебель, картины, все еще стоящий накрытым столик на колесиках, однако мое внимание приковала находящаяся в комнате странная компания в глубоких креслах, расставленных кругом, сидели три человека. Я тотчас же узнал сидящую ко мне лицом Клер. Мужчину и женщину сидящих в пол-оборота ко мне, я раньше никогда не видел, но у меня имелись все основания полагать, что передо мной сидели барон и баронесса Эрбо. Все трое сидели неподвижно, однако эта неподвижность походила скорее на неподвижность восковых фигур, чем на неподвижность задремавших людей. Их руки лежали на подлокотниках кресел, а головы были слегка склонены набок. Пламя свечей колебалось под дыханием сквозняков и отбрасывало от застывших тел пляшущие тени. От моего дыхания стекло запотело, но я был до того ошеломлен, что даже не догадался прислониться к нему в другом месте. Недоверчиво я пялил глаза ожидая, что один из спящих пошевелит хотя бы пальцем. Я желал этого изо всех сил и в глубине души увещевал Клер: «Встаньте! Заговорите! Это же ужасно!…»

Однако все трое продолжали ночное бдение, поражающее своей молчаливостью и отсутствием признаков жизни. Они все мертвы! Эта мысль, словно удар молота, вбилась мне в голову. Мертвы! Да быть не может этого!… Я тихонько постучал пальцем по стеклу. Вот сейчас они все трое повернут головы. Что же я им тогда скажу? Какое приемлемое объяснение своему появлению я мог бы дать? Но смертельное забытье всех троих вовсе не было потревожено издаваемым мною звуком, не вздрогнула ничья рука, не всколыхнулась ничья грудь. Ничто не могло потревожить их безмолвного совещания. Свет от канделябров падал на лоб и щеки девушки, и я отметил их крайнюю бледность. Можно было подумать, что Клер и ее родители были внезапно, мгновенно околдованы во время своей беседы и превращены в изваяния. Теперь я был уверен, что веки их сомкнулись под тяжестью смертельного сна. Необходимо было действовать немедля. Но что же делать? Позвать на помощь? Разбудить Антуана? Но у этого малого слишком подлая физиономия. И я принял решение действовать самостоятельно. Я налег на дверь и чуть было не влетел в комнату, так как она оказалась всего лишь прикрытой. Войдя на цыпочках, я взял канделябр и поднял его над головой, чтобы получше рассмотреть всю сцену. Увы! Я сразу же убедился в бесполезности каких бы то ни было действий. Барон, которого легко было узнать по элегантности наряда и по перстню с выгравированной короной на правой руке, представил моему взгляду затылок воскового цвета, при виде которого моя рука с канделябром дрогнула. Кроме того, я увидел еще одну деталь, за достоверность которой полностью ручаюсь: вокруг его бакенбардов кружилась муха, а затем села и поползла по уху, не вызывая при этом ни малейшей дрожи на его теле. Ступив шаг вперед, я взял барона за руку, пытаясь нащупать пульс, однако ледяной холод запястья, к которому я прикоснулся, вырвал из моей груди лишь стон. Отступив, я наткнулся локтем на кресло баронессы. Последняя медленно завалилась на бок, словно манекен, чье равновесие оказалось нарушенным. Стоя перед этими тремя людьми, сраженными каким-то несчастьем, более скорым, нежели чума, но гораздо менее объяснимым, я пошатнулся от ужаса. Легкий ветер, ворвавшийся в открытую дверь, склонил огонь канделябра, который моя дрожащая рука не в силах была удержать, и капли воска усеяли ковер. Отставив канделябр в сторону, на карточный столик, я машинально поднял веер мадам Эрбо и так же машинально положил его рядом с ней на столик, после чего обратил свой взгляд к Клер. На ней было все то же зеленое платье с буфами, изящностью которого я восхищался несколько часов назад. Ее волосы соскользнули на одно плечо, а руки покоились на коленях.

Погрузившись в глубокое кресло, обивка которого была с набивным рисунком в виде кувшинок, она походила на Офелию, заснувшую среди цветов и водяных листьев. Я изнемогал от отчаяния, глядя на нее, похищенную у моей любви в ее первые весенние дни. Итак, мое предчувствие не обмануло меня. Значит, колокол звонил как раз в ту минуту, когда моя любимая испускала свой последний вздох. И там, на аллее, ее душа что-то жалобно шепнула мне, убегая вдаль и доверяя ветру свое печальное прощание. О несчастный! Я осмеливался жить, осмеливался дышать подле той, которая навсегда покинула меня! Подавляя слезы, я напрасно призывал к себе смерть. В течение некоторого времени, показавшегося жутко долгим, а на самом деле продлившимся, возможно, не более минуты, я находился в полной прострации и даже думал, что потеряю сознание и упаду бездыханным. Я приложил руку к покрывшемуся потом лбу, и рассудок постепенно начал возвращаться ко мне. Я еще раз окинул взглядом эту невероятную сцену, посмотрев на барона, его жену, Клер, на всех троих, еще недавно совершенно незнакомых мне и занимающих теперь такое большое место в моем сердце. Я стоял здесь, среди них, словно друг, чьего прибытия они ожидали. Но, по-видимому, при моем приближении их беседа оборвалась, и я нашел лишь три бездыханных тела. Что же я медлю? Нужно ведь скорее бежать в поселок за врачом! Это было самым разумным решением, но уйти не хватало сил.

В этой тройной смерти было что-то необычное, какой-то смутный ужас, который остановил меня, и я начал сомневаться в себе. Наконец я решился, несмотря на отвращение, еще раз ощупать руку барона. Дотронуться до руки Клер я бы ни за что не осмелился. Мне лишь пришлось признавать очевидное. Смерть забрала эти три жизни, предварительно отняв их у Мерлена и де Дерфа, предыдущих владельцев замка. Этот факт только умножил мое замешательство, и я направился к порогу, охваченный паникой, которую уже ничто не могло предотвратить. В тот момент я услышал, как где-то в глубине замка скрипнула дверь, и я опрометью вылетел во двор. Совершенно потеряв голову, я уже не знал, бегу ли я за помощью, или же сам пытаюсь спастись. Я сбежал и должен в этом признаться! Я бежал, не зная, что мчусь навстречу еще более нестерпимому ужасу.

После тяжких недель, проведенных в глубоких размышлениях, я дал клятву, читатель, ничего не опускать и скрупулезно описать все, что произошло в первой половине этой ненавистной мне ночи. Моя память навсегда отпечатала невероятные события, невольным свидетелем которых я стал. Поэтому сколь нереальным ни показался бы мой рассказ, я все же продолжу его, так как я уверен в том, что видел все это собственными глазами. И именно потому, что я видел ЭТО, я и готовлюсь сейчас умереть.

Глядя прямо перед собой, я бежал по аллее, приведшей меня в замок. Мною руководило лишь одно желание поскорее удалиться от этого проклятого места, потому что среди живых уже не было возлюбленной. Сильная душевная боль довела меня до безумия и, охваченный растерянностью, в которой позже мне пришлось раскаяться, я несся, полностью отдав себя на волю случая. Не помню, когда именно я очутился в лесочке. Лунный свет заполнял его миражами, вырисовывая заросшие колючим кустарником тропинки, словно потешался, вводя меня в заблуждение. И вот я уже начал путаться в этом заколдованном бледным светом мирке, то открывавшем, то закрывавшем мне путь к спасению. Помню лишь, что из-за сильного удара я упал у подножия какого-то дерева, на которое видимо, я налетел на бегу. Почувствовав приступ головной боли, я поднес руку ко лбу и увидел, что на ней остались какие-то темные следы, вероятно, крови. Еще долгое время я лежал неподвижно, пытаясь собраться с силами и превозмочь эту слабость, приковавшую меня к земле. Постепенно я начал приходить в себя и уже собирался встать и продолжить свой путь, как вдруг какой-то странный звук остановил меня. До моего слуха донеслось какое-то мерное поскрипывание. Источник звука двигался на некотором расстоянии от меня. Оно походило на поскрипывание качающегося на ухабах неровной дороги экипажа. Заинтригованный этим звуком, я спрятался получше за ствол сбившего меня с ног дерева. Скрип все приближался, сопровождаясь звуком, похожим на стук лошадиных копыт по газону.