Конец подкрался незаметно - Веллер Михаил Иосифович. Страница 53
Старушка-Европа заботится обеспечить себя своими же палачами.
Террорист Ильич Рамирес Санчес в борьбе против проклятого капитализма перестрелял кучу народу? Теперь он на заслуженном отдыхе: во французской тюрьме смотрит телевизор, занимается физкультурой, читает книги и даже женится. За счет французских налогоплательщиков, буржуа проклятых, которых он недострелил. Ничего, товарищи по борьбе продолжат его святое дело. И продолжат, будьте спокойны.
Часть своих сил и средств Запад тратит на то, чтобы обеспечивать жизнь и безопасность своих убийц. Он слабеет — они крепчают. Маразм крепчал.
33. Абсурд правосудия. Убил одного — получи пятнадцать лет тюрьмы, которая иному бедолаге из третьего мира кажется санаторием. Убил двоих — двадцать пять. Троих? — пожизненное. Двадцатерых? — о негодяй, вот тебе три пожизненных. И это всерьез! — судьи в мантиях и приговор с печатью.
То есть законодатели понимают, что чегой-то с Законом не то происходит, и надо бы наказания дифференцировать. Ну, вот и дифференцируют. Подобного идиотизма не знала еще мировая история: жизнь одна, а пожизненных заключений несколько, и никто не смеется, и все это всерьез.
Дегенерация Закона. Виртуальность Закона. Разница условных формулировок для одного и того же наказания. Словно серийные убийцы лоббировали эти законы.
А дегенерация Закона — это дегенерация системы, распад ее здравого смысла и ослабление самосохранения.
Вот едет в «роллс-ройсе» знатный гангстер — наркоторговец и убийца. Все его знают. А казнить или даже посадить его нельзя: свидетелей отстреляют, дорогих адвокатов наймут, лазейки в законе отыщут, доказательств де-юре не хватит.
Параллельно с официальным государством существует по своим законам параллельное бандитское государство: обирает и убивает людей и цветет. И демократия против него бессильна. А демократия — это наше все: мир рухнет, но закон соблюден. Так сказали римляне — и рухнули.
Государство, где бандиты открыто глумятся над законом — обречено. Наши предки вздергивали бандитов там, где их находили. О темные негодяи, кровожадные беззаконники! Вы исправились, вы стали гуманнее? Вот и молодцы, скоро свои и приезжие со всего мира бандиты будут резать вас на улицах перочинными ножиками.
В гуманнейшей Голландии ты не имеешь права пальцем тронуть вора, если он не трогает тебя. Вызови полицию, она его гуманно арестует — если успеет и сумеет. А пока — пусть ворует, бедный. Ударишь?! — ответишь перед судом. Аплодисменты Голландии, пока она еще жива!
Рабская Россия по-прежнему запрещает своим полурабам иметь оружие. Оружие — привилегия свободного человека, а ты смерд и место свое помни. Власть убивает — а ты не моги. Что, и власть не убивает? Ну, тогда бандиты. Он тебя убил — ну, не повезло тебе. Ты его убил? — снова не повезло тебе. Откуда оружие? Кто позволил? Получи за одно то, что посмел купить, носить и стрелять — вот тебе десятка каторги. А там тебя опустит бандит с такой же десяткой за убийство невинного.
Современное цивилизованное государство несравненно лояльнее к преступникам, чем во все прошлые времена. А налогоплательщики содержат преступников лучше и щедрее, чем во все прошлые времена. А законопослушный труженик по гуманному Закону бесправен и унижен перед преступником больше, чем во все прошлые времена.
Общество, в котором рядовой уголовный преступник может прямо в суде, используя беспомощность закона, глумиться над честным человеком, потерпевшим от него — это больное и порочное общество. Принятие и поддержание таких законов — это самоуничтожение государства: оно само уступает бразды правления преступникам.
Эти вещи кончаются или фашизмом, или развалом своего. Кажется, фашизм мы уже проходили.
Вот предприниматель дал кредит другому. А другой его кинул, и деньги грамотно сплыли. Государство говорит: извини, это твой риск, закон бессилен. А в частном порядке чиновник сочувствует и объясняет, что ты прав, но вот несовершенен закон. И ты идешь к бандитам и говоришь: берите себе половину долга, как у вас принято, а другую отбейте для меня, а то ведь хана мне. И бандиты выбивают деньги у жулика. И жулик жалуется государству, и бандитов сажают. Не бред ли?! Бандиты страдают за справедливость — а государство защищает жулика?! Кто бандит, кто жулик, кто честный и кто государство?!
Вот это смешение и смещение социальных ролей и называется нарастанием энтропии и сползанием системы к развалу.
Организованная преступность сегодня — это класс.
Средства производства — оружие. Способ производства — насилие. Производимый общественно полезный продукт — ноль: паразитический класс. Место в государственной структуре — реальная оппозиция и замещение функций насилия и перераспределения благ.
Чем сильнее и влиятельнее преступник — тем, соответственно, слабее и менее влиятельно государство: пространство у них на двоих одно.
Вот и растет коррупция на всех уровнях.
За некоей гранью «гуманизьм» перерастает в свою противоположность: преступник получает преимущества перед честным. За этой гранью и начинается гибель государства, основы которого постепенно теряют свою жизнеспособность.
34. Абсурд искусства: распад и коммерциализация. В принципе об этом говорили всегда. Конкретнее — последние сто лет. И то сказать — с тех пор сделаны значительные шаги.
Здесь не место вдаваться в детали, а книги об этом написаны и так.
Массовое искусство было всегда, и коммерческое тоже было всегда. Примитив для толпы, лесть для богатых. А вот абсурд был не всегда. Чем эпоха и характерна.
В живописи: условность примитивных форм.
В скульптуре: условность примитивных форм.
В архитектуре: упрощенная технологичность.
В «хэппенинге»: условность примитива.
В литературе: разрушение табу, снижение интеллектуального и поэтического уровня.
А искусство, как-никак, это социокультурное пространство общества, создаваемое обществом «под себя»; форма общественного сознания.
Упрощение и абсурдизация общественного сознания — они отражают и в свою очередь влияют на общественное бытие. Банально, так ведь верно, банальные истины вообще выверены временем, которое самый приличный из критиков-оценщиков.
«Кризис искусства» означает: где идеал? к чему стремиться? старое надо рушить, но где новые вершины? Все тот же развал устоев. Упрощение. Деморализация. Путь в хаос.
Элитное искусство сегодня в основном деструктивно — являя по форме упрощение и распад формы, а по содержанию — распад морали и ценностной системы базовой, предшествующей культуры, без выдвижения иных и новых созидательных, позитивных ценностей.
Массовое искусство, где лидером и образцом остается голливудское кино — агрессивно стандартизирует общественный вкус, вытесняя прочие образцы и средствами шоу-бизнеса позиционируя себя как единственное и настоящее искусство: грандиозный лубок опускает и присваивает себе черты и функции «высокого искусства» в сознании все большей части «элиты», формирующей эстетику общества. (Вот вам «Оскар».)
35. Не десять внуков хоронят бабушку, а один печально суетится — хороня всех бабушек и дедушек. И следствия этого не только экономические и социальные.
Старые нации коснеют, костенеют. Повышение среднего возраста — это уменьшение энергии народа, не тот напор и задор, не та отвага и величие целей.
Повышение возраста — это меньшая восприимчивость к новым идеям. Идейная инертность и инерционность, пассивность.
Возрастной консерватизм предпочел бы сохранить все так, как есть. Склонность к охранительной, оборонительной политике. Инициатива в противостоянии цивилизаций отдается другому: кто моложе, энергичнее и жаднее. Речь уже не о том, чтобы захватить новое и изменить мир — а сохранить старое и законсервировать мир.
Карьеры в устоявшемся обществе затруднены — все держатся на достигнутых ступенях до пенсии, и напор энергичного молодого возраста расходуется больше на то, чтобы занять высокую должность, и меньше на то, чтобы делать дело на этой должности, по сравнению с нациями молодыми.