Старый дом - Климов Михаил. Страница 16
– Ничего себе не важно… – возмутилась Надежда. – Только это и важно по-настоящему…
– А тут был просто бардак, – он не обратил внимания на ее слова, – каждый тянул, что мог и если один другому мешал, тот просто калечил или убивал его… Такое царство Емельяна Пугачева или Стеньки Разина…
– И Горох – это один из них? – она отхлебнула маленький глоток.
– Нет, тут все хуже… – он думал – кофе себе сделать или чай, решил все-таки кофе: день был и еще предстоит непростой, нужен какой-то стимулятор. – Когда государство, точнее, некоторые его представители, прорвавшиеся к власти, очнулось и начало отнимать все обратно, то действовало оно примерно такими же методами. И из тех, первых, кто все тащил, отнимал и убивал, остались только самые злые, умные и хитрые. Ну и еще везучие… Вот Горох из этих как раз…
– Красивая картинка… – сказала она задумчиво. – И как же вы тут живете? Неужели не можете навести порядок?
– Скажи… те… – спросил он, едва успев перехватить собственную фамильярность, – у вас там – все в порядке?
– Нет, конечно…
– Ну и почему вы не можете его навести?
– Потому что у нас – царь, то есть, по большому счету, от обычного человека ничего не зависит. А у вас – народовластие…
– Я уже имел честь вам рассказывать, – сказал он и сам удивился непривычному обороту речи, который всплыл откуда-то из подсознания, – что стало, когда от царя удалось избавиться. Не в царе дело, уверяю вас: вон в Голландии и в Англии, да еще в Швеции, кажется, есть короли и королевы, а они ничего, живут как люди…
В дверь позвонили и вошли Маринка с Володей.
Дочь была в длинном, в пол, цветастом сарафане, голые плечи прикрывала тонкая джинсовая куртка. На голове – широкополая летняя шляпа, а в руках довольно большая сумка.
– Насчет шляпы, это ты хорошо придумала, волосы у вас разного оттенка… – кивнул отец вместо приветствия. – А тут что? – спросил он, указывая на «багаж».
– Кое-что еще прихватила… – сказала Маринка и, предупреждая возможные вопросы, добавила: – Должна женщина иметь право выбрать наряд, в котором выйдет в незнакомое общество?
– Ну, а как же с теми, – не понял Слава, – кто должен понять, что Надежда Михайловна – это ты?
– А почему у тебя не может быть в доме каких-то моих тряпок? – удивилась дочь. – Оставим обязательно куртку и шляпу, они запоминающиеся, а остальное – по выбору Надежды Михайловны…
– Разумно… Вы туда пойдете? – спросил Прохоров, указывая на проем. – Тут вам и расположиться негде…
Дамы ушли, а Володя присоединился к «тестю», взял чашку, насыпал кофе, налил себе кипятку.
– Я позвонил знакомым нумизматам, – сообщил он. – Сказал, что есть такой странный заказ на банкноты. Они просили точно сформулировать, сколько нужно бон, хоть примерно и сколько платим за «катю» и за «петю», я обещал вечером позвонить… Только с годом никак не могу придумать, по какой причине этому тупому новому русскому нужны боны исключительно до тринадцатого года…
– А почем они в среднем?
– Сейчас посмотрю, – он прошел к компу, – но, кажется, рублей по сто, однако при нашем заказе цены должны вырасти…
– Что-то мало…
Он защелкал клавишами и через несколько секунд вздохнул расстроенно:
– Ты прав, – он покачал головой, – все-таки в любом деле надо быть профи, чтобы рот открывать…
– А что там?
– Смотри: сотни, то есть «катеньки» – от трехсот до полутора тысяч, в зависимости от того, кто подписал, и состояния. А на «петенек» – вообще караул: от шестисот до восьми тысяч…
– А что значит, кто подписал? – не понял Слава.
– Как мне кажется, это фамилия министра или управляющего казначейством. Их тут два – Шипов и Коншин. И любой Коншин дороже Шипова…
– И что нам мешает объявить, что нужны эти, которые подешевле, и состояние нас не пугает – не в коллекцию, а на стену приклеивать?
– Логично… – «зять» еще раз взглянул на монитор. – Но есть и хорошие новости: судя по их данным, после двенадцатого года наши банкноты не выпускались, значит, в дело идут любые…
– А сколько нам нужно-то, ты не прикидывал?
– Если без Фаберже и всяких «Византийских эмалей», то вполне хватит ста рублей, ну двухсот от силы. А что вы там, на Пречистенке купите, откуда мне знать…
– Так чего мы огород городим?
– Внимание, – послышался голос дочери, – демонстрация моделей одежды образца тысяча девятьсот тринадцатого – две тысячи тринадцатого года…
Мужчины обернулись и увидели входящих дам. Маринка была в рубашке и дырявых джинсах, а Надежда Михайловна – в вышеупомянутых куртке и шляпке, а на ногах… тоже джинсы, только без дыр…
Слава даже рот раскрыл.
– Я решила попробовать, как это в брюках… – смущенно сказала «гостья». – Тем более Марина Вячеславовна сказала, что у вас все так ходят…
– Ладно… – сказал «зять», который, похоже, вообще ничего не заметил. – Пора отправляться…
И они отправились…
21
Хотя нет, вру, до того, как они тронулись в путь, состоялся еще один важный разговор, о котором просто необходимо упомянуть.
– Доча… – попросил Прохоров, – а ты не можешь, пока мы таскаемся по магазинам, книги поописывать?
– Ага, – обиделась Маринка, – как «Муму» писать, так Тургенев, а как памятник, так Чехову… Вы, значит, по Москве гулять, а я – трудиться в поте лица?
– Ну ты и нахалюга… – отец даже руками развел от такой наглости, дочь отлично знала, что он не любитель ходить по магазинам и подбирать гардероб, особенно себе. – Просто надо, чтобы работа шла, а то ведь Горох с меня спросит, да и меньше по квартире будешь шляться, сквозь окна могут заметить движение и прийти посмотреть – кто тут в отсутствие хозяев шебуршится…
– А я и не умею… – все еще сопротивлялась Маринка.
Тут уже возмутился «зять»:
– Как не умеешь? Я же тебя учил, и ты вполне прилично несколько десятков книг описала, когда я каталог готовил…
– Автор, название, год и место издания… – скучным голосом запричитала дочь. – Количество страниц и иллюстраций, переплет, особые приметы данного конкретного экземпляра…
– А давайте я, – вдруг вступила Надежда. – Мы вернемся, и я смогу чем-нибудь помочь…
– К вам другой вопрос, – Володя повернулся к «гостье», – и одно, нет, два предложения. Вопрос такой: с вашей стороны никто не придет? Проем-то открыт, заходи любой…
– Нет, – Надежда Михайловна отрицательно покачала головой, – я всех, кто мог прийти, предупредила, что на два дня уезжаю…
– А предложения такие, – Володя посмотрел на «тестя», – выходить будете со мной. Знаю, знаю, – прервал он возможные Славины возражения, – «почему дочь не может выйти вместе с отцом?» Теоретически – бывает, но вы так никогда не поступали, и это могли заметить. Почему-то вы никогда не ходите рядом с Маринкой, а всегда несколько спереди или сбоку…
– Занятно… – задумался Прохоров. – Никогда не замечал, но если это так – то предложение принимается…
Маринка хмыкнула, отец согласился так, как будто его невеста выйдет из дома с другим.
– А второе? – спросила она, чтобы никто не успел заметить двусмысленности ситуации.
– Я понимаю, – начал Володя, – что мы как могли вас подготовили к новому миру. Но когда выйдем из дома, все равно, мне кажется, вы будете несколько ошарашены. Вонь, грязь, высокие дома, множество тачек…
– Каких тачек? – почему-то ужаснулась Надежда Михайловна. – Тут, в центре Москвы – рудники?
– Он имеет в виду, – объяснила Маринка, – автомобили…
– Но я видела бензомоторы неоднократно, – возразила гостья, – и на одном даже ездила два раза…
– Я думаю, – вступил Слава, понимая, что «зять» прав, – что во всей Москве в ваше время машин было примерно столько же, сколько сейчас на одной улице. К тому же другие мощности, скорости, рев моторов, выхлопные газы…
– Сколько сил? – спросила вдруг Надежда Михайловна.
– Каких сил? – не понял Прохоров.
– Ну, у нас так говорят, – смутилась гостья, – я не знаю, что за силы, но у какой машины их больше, та и лучше, и дороже. Та, на которой я ездила, была в пятнадцать и считалась довольно хорошей… – честно призналась она.