Кобзарь - Шевченко Тарас Григорьевич. Страница 8
Петербург, 1839
ПЕРЕБЕНДЯ
Перебендя слепой, старый, —
Кто его не знает!
Он повсюду скитается,
На кобзе играет.
Кто ж играет, того люди
Знают, привечают:
Он тоску им разгоняет,
Хоть и сам страдает.
Горемыка, он ночует
И днюет под тыном —
Нет ему угла на свете;
Горькая судьбина
Насмехается над старым,
Что ни день — то хуже!
А ему — ничто: затянет
«Ой, не шуми, луже!..»
Станет петь, да и припомнит,
Что он сиротина;
Погорюет, потоскует,
Прислонившись к тыну.
Вот таков-то Перебендя —
Старый он да странный!
Запоет о Чалом — кончит
Горлицей нежданно;
С дивчатами на выгоне —
Гриця да Веснянку;
В шинке, с парубками вместе, —
Сербина, Шинкарку,
С женатыми на пирушке
(Где свекровь презлая) —
О недоле, вербе в поле,
А потом — У гаю;
На базаре — о Лазаре,
Или — чтобы знали —
Тяжко, скорбно запоет он,
Как Сечь разоряли.
Вот таков-то Перебендя —
Старый он да странный!
Начнет шуткою, а кончит
Слезами нежданно.
Ветер веет, повевает,
По полю гуляет.
Сидит кобзарь на кургане,
На кобзе играет.
Вкруг, как море широкое,
Зеленеют степи;
За курганами курганы
Вдаль уходят цепью.
Чуб седой, усы седые
Треплет ветер яро;
Вдруг уляжется послушать,
О чем поет старый;
Как сердце смеется, слепой старик плачет…
Он слушает… веет…
Укрылся вдали
На степном кургане от людей, незрячий,
Чтоб по полю ветры слова разнесли,
Чтоб людям не слышать — ведь то божье слово,
То сердце неспешно с богом говорит,
То сердце щебечет господнюю славу,
А дума по свету на туче летит.
Орлом сизокрылым летает, ширяет,
Небо голубое широкими бьет;
Присядет на солнце, его вопрошает:
Где оно ночует? Как оно встает?
Послушает море, о чем: плещет в споре,
И гору он спросит: молчишь почему?
И снова на небо — на земле ведь горе,
Ведь на ней, широкой, нет угла тому,
Кто сердцем все знает, кто сердцем все чует:
О чем ропщет море, где солнце ночует —
Пристанища нету на свете ему!
Один, точно солнце на небе высоком;
О нем молвят люди: «С живыми — живой!»
А если б узнали, что он, одинокий,
Поет на кургане, шепчется с волной,
То божие слово давно б осмеяли,
Его бы глупцом обозвали, прогнали.
«Пусть бродит, — сказали б, —
над морем, шальной!»
Хорошо, кобзарь, отец мой,
Хорошо, что ходишь
На курган и словом, песней
Душу там отводишь!
И ходи, мой голубь сизый,
До поры, покуда
Не заснуло сердце, — пой там
Вдалеке от люда.
А чтоб люди не чурались,
Тешь их иногда ты…
Что ж, пляши под дудку пана —
На то он богатый!
Вот таков-то Перебендя —
Старый он да странный!
Начнет свадебной, а кончит
Грустною нежданно.
Петербург, 1839
КАТЕРИНА
Василию Андреевичу Жуковскому на память 22 апреля 1838 года
I
Чернобровые, любитесь,
Да не с москалями,
Москали — чужие люди,
Глумятся над вами.
Позабавится и бросит —
Поминай как звали.
А дивчина погибает
В горе да в печали.
Пусть сама б она погибла,
Кляня долю злую,
Но еще и то бывает —
Губит мать родную.
Если есть за что увянуть —
Сердце с песней вянет,
Люди в сердце не заглянут
И жалеть не станут.
Чернобровые, любитесь,
Да не с москалями:
Москали — чужие люди,
Смеются над вами.
Ни отца, ни мать родную
Слушать не хотела —
С москалем слюбилась Катря,
Как сердце велело.
Полюбила молодого,
В садик выходила,
Пока там девичью долю
Не запропастила.
Мать звала вечерять дочку —
Дочка не слыхала;
Где встречалась с любимым,
Там и ночевала.
Много ночек кари очи
Крепко целовала,
Пока вдруг не зашумела
Недобрая слава.
Что ж, пускай дивчину судят
Люди в разговоре:
Она любит и не слышит,
Что подкралось горе.
Весть недобрая примчалась —
В поход затрубили.
Уходил москаль, а Катре
Голову покрыли.
Не заметила позора,
Пропустила мимо:
Словно песня, сладки были
Слезы о любимом.
Обещался чернобровый:
Буду цел — вернуся.
Ожидай его, дивчина,
Ожидай, Катруся!
С москалями породнишься —
Горе позабудешь,
А пока — пускай болтают
Что угодно люди.
Не тоскует Катерина —
Слезы вытирает,
А на улице дивчата
Без нее гуляют.
Не тоскует Катерина,
А ночной порою
Берет ведра молчаливо,
Идет за водою,
Потихоньку, незаметно
Дойдет до криницы,
Тихо станет под калиной,
Запоет о Грице.
Так зальется, что калина
Плачет от печали.
Возвратится — и довольна,
Что не увидали.
Не тоскует Катерина,
Ничего не знает,
Из окна в платочке новом
Смотрит, ожидает.
Ожидала Катерина,
А время летело,
Захворала Катерина,
Слегла, ослабела.
Занедужила, бедняжка,
Еле-еле дышит…
Отлежалась — и за печкой
Колыбель колышет.
А соседки злые речи
С матерью заводят:
«Мол, не зря в твой дом ночами
Москали приходят.
У тебя родная дочка
Стройна и красива,
И не зря она качает
Солдатского сына:
Что искала — получила…
Уж не ты ль учила?…»
Дай вам боже, цокотухам,
Чтоб вас горе било,
Как беднягу, что вам на смех
Сына породила.
Катерина, мое сердце!
Ой, беда с тобою!
Как ты жить на свете будешь
С малым сиротою?
Кто расспросит, приласкает,
Кто вам даст укрыться?
Мать, отец — чужие люди,
С ними не ужиться!
Отлежалась Катерина,
Встала понемногу,
Под окном ласкает сына,
Смотрит на дорогу.
Смотрит Катря — нету, нету…
Может, и не будет?…
Хоть бы в сад пошла поплакать —
Так увидят люди.
Сядет солнце — Катерина
В садике гуляет,
К сердцу сына прижимает,
Тихо вспоминает:
«Здесь его я поджидала,
Здесь его встречала,
А вон там… сынок, сыночек!..»
И не досказала.
Зеленеют, зацветают
Черешни и вишни.
В тихий садик Катерина,
Как и прежде, вышла.
Но уже не запевает,
Как тогда бывало,
Когда друга молодого
Ждала-поджидала.
Приумолкла Катерина
От тоски-печали,
А соседи, а соседки
Уши прожужжали.
Пересуды да насмешки
Злобою повиты…
Где ж ты, милый, чернобровый?
В ком искать защиты?
Ой, далеко чернобровый,
И ему не видно,
Как враги над ней смеются
И как ей обидно.
Может, лег он за Дунаем
В могилу сырую?
Иль в Московщину вернулся
Да нашел другую?
Нет, не лег он за Дунаем
На глухом кладбище,
А бровей таких на свете
Нигде он не сыщет.
Пусть в Московщину поедет,
Пусть плывет за море —
С кем угодно Катерина
Красотой поспорит.
Черны брови, кари очи,
Молодая сила.
Только счастье мать родная
Дать ей позабыла.
А без счастья ты на свете,
Как в поле цветочек:
Гнет его и дождь и ветер,
Рвет его кто хочет.
Умывайся ж, Катерина,
Горькими слезами!
Москали давно вернулись
Другими путями.