Чужой (СИ) - Герман Сергей Эдуардович. Страница 16
* * *
Кафе «Кавказ» держали не чеченцы, а армянин Самвел Меликстян. Это был полный представительный мужчина, с большой золотой печаткой на пальце. Воплощенная мечта одинокой женщины после тридцати пяти, о солидном женихе. Но Самвел был женат. У него было пятеро детей. Самвел воспитывал их по армянским законам.
- Дети для армянского мужчины — это святое, — говорил он. — Ты можешь изменять жене, иметь две или три любовницы, но ты никогда не должен забывать своих детей. Армянин, бросивший семью и не помогающий детям это позор.
Сегодня кафе было закрыто на спецобслуживание. Старшему сыну Гарику исполнилось четырнадцать лет. Ребятам, которые пришли в кафе, было лет по тринадцать- пятнадцать. Это были одноклассники, мальчики из одного двора, одна девочка из музыкальной школы. У Элины были черные волосы, зелёные глаза и необычная фамилия — Россолимо. Она была гречанка из Крыма, но любила говорить, что её предки из Италии.
Девочки крутились около зеркала. Мальчики переговаривались грубыми голосами и безостановочно ходили в туалет курить. Гарик- толстый, смуглый, в галстуке бабочка — сидел во главе стола и громко стучал по бокалу столовым ножом.
- Друзья мои, прошу всех к столу. Сейчас будет тост.
Столы были заставлены вазами с цветами, зеленью, блюдами национальной кухни- путук в горшочках, чанахи, хачапури, обязательные шашлыки.
Женька в это время грузил в тачку мешок с рисом.
Раздался звонок в дверь. Самвел, чертыхаясь в полголоса, закричал:
- Закрыто! У нас спецобслуживание- Приоткрыл дверь.
У порога стояли двое мужчин в форме.
- Всем предъявить документы! Милиция.
- Какая милиция- полиция дорогой? У нас спецобслуживание, дети... день рождения.
- Ты что, не понял меня? Какие на хрен дети! Этот жирный тоже ребёнок? Ну-ка руки в гору!
Мирошниченко ухватил Гарика за руку, стал выкручивать её приёмом. Самвел бросился на защиту сына. Схватил Мирошниченко за грудки и они упали на пол, покатились, опрокидывая столы и стулья.
Прапорщик Смышляев выхватил гранату. Девочки завизжали.
Услышав шум драки и крики, Женька выглянул из подсобки. Увидел забившихся в угол людей, какого-то человека с гранатой в руках, перед собой.
Что было сил ударил его по голове стеклянной бутылкой с минеральной водой. В это время, Самвел, сидя верхом на Мирошниченко, стянул со стола скатерть, и ударил Мирошниченко по голове каким то блюдом.
Женька осмотрел упавшую гранату. Чека была на месте. Накрыл её толстой, эмалированной кастрюлей. Бросил Самвелу:
- Гранату не трогай. Отдашь её ментам, иначе у тебя будут проблемы.
Похлопал по карманам лежавшего Смышляева. Из нагрудного вытащил удостоверение, отпускной билет. Хмынул.
-Проблемы будут обязательно. Это менты. Хоть и пьяные. Звони 02, но сначала вызывай адвоката и журналистов. А я пойду.
Самвел запричитал:
- Спасибо брат, дай Бог тебе здоровья. Спас детей, тебе это зачтётся. Что я могу для тебя сделать?
- Дай денег, сколько сможешь. И, постарайся про меня ничего не рассказывать, хотя бы сегодня.
Стараясь не бежать двинулся к железнодорожным путям, на которых стояли товарные вагоны.
Отъехав от города, утром на рынке он купил новенький камуфляж и электричками двинулся в сторону Моздока. Через два дня Женька был уже в Чечне.
* * *
В тесной клетке для задержанных на полу спал Мирошниченко. Ему снился убитый прапорщик Голенков. Он укоризненно качал головой и говорил, вот ты проявил беспечность, а меня убили!
А потом он неожиданно вновь увидел, как задержали они на блоке ржавые жигули с двумя чеченцами в камуфляже и с оружием. Парни показали удостоверения, что из чеченской милиции. Надо было бы их отпустить. Но старшему на блоке не понравилось, что чехи ведут себя слишком дерзко. Будто это не Россия в Чечню вошла наводить конституционный порядок, а наоборот, Чечня наводит порядок в России. Тогда и вызвали по рации подкрепление. Через десять минут примчались два БТРа, бойцы скрутили задержанных, натянули им на голову мешки и умчались. А на следующий день поднялся переполох до небес. Пропали задержанные чеченцы. На джипах приезжали крутые чеченские мужики, все обвешанные оружием. Заходили на блок нагло, как к себе домой. Разговаривали, как допрашивали. И странно, робел Мирошниченко в разговоре с ними. А потом прошёл слух, что нашли ту машину, а в ней обгоревшие трупы. Парни те оказались родственниками очень больших людей в чеченской администрации и тех, кто шастает по горам.
Родственники поклялись найти и кровно отомстить убийцам. Ровно через неделю у Мирошниченко закончился срок командировки и он вернулся в родной УВД. А ещё через неделю ребят, с которыми он на блоке был, расстреляли в городе.
И страшно было Мирошниченко во сне. Как жить теперь в своей стране?
В соседней камере с перебинтованной головой храпел Смышляев.
* * *
Однажды вечером Ахмад Хаджи вместе с Аликом и Андреем уехали в соседнее село. Ночью в Женькину коморку пришла Марьям. Она погасила свет, разделась в темноте. Её горячие соски, выпроставшиеся из под лифчика, твёрдо упирались ему в грудь, и он пугался. Такое с ним было в первый раз. Женька опускал руку на ее горячий и на ощупь бархатный, как у щенка живот, блуждая пугливой ладонью задевал жёсткий завиток чёрных волос. Потом, незаметно для себя, застигнутые полудрёмной чередой образов и воспоминаний, засыпали прижавшись друг другу.
Ему и ей снились одинаковые сны. Они состояли из запахов и звуков.
Сначала появлялся запах лета, короткого обжигающего дождя и такой же нежности. Затем густо и лениво наплывал запах осени, холодной осенней свежести и печали. А потом приходило чувство опасности и страха, карабкающееся холодным пауком на вершину всех сновидений, распугивая нестерпимо ласковое тепло, тревожа блаженное онемение и такую счастливую и доверчивую слепоту. По каждому движению, по нарочитой случайности, а на самом деле, прямой целенаправленности блуждающих касаний как бы спящих - рук, они оба понимали, что проснулись, но какое-то время не подавали виду. Потом Марьям поднялась, отвернувшись к стене спешно оделась.
- Это было первый и последний раз, Женя. Считай, что это благодарность за сына. Больше такого не будет, иначе убьют и тебя и меня. Запомни это.
* * *
Через несколько дней приехал Ризван.
После ужина они сидели на нагретых солнцем камнях и Ризван говорил Женьке.
- Так получилось, что ты живёшь в моей семье. А я уже много лет живу в Москве. У меня свой бизнес, семья Почему я стал воевать? Просто приехал из Москвы в Грозный и увидел бомбёжку. Русский лётчик сбросил бомбу на школу. Я видел как плакали люди, которые собирали то что осталось от их детей. Как они проклинали этого лётчика, и Ельцина и Павла Грачёва. С того дня я дал себе слово, что ни одного лётчика не оставлю в живых. Каждую весну, я еду в Чечню и воюю здесь за свой народ, за погибших детей.
Когда умирают русские, это называется «потери» — или еще говорят «погибли». Когда умирают чеченцы, они называют это «уничтожены». Потому что чеченцы- враги. Я тоже чеченец — значит, враг. И когда я умру, они назовут это «уничтожен».
Виноваты в том, что случилось со всеми нами не русские и не чеченцы. По большому счёту и мы и вы похожи, мы одинаково любим, ненавидим и умираем. Ты попал в мой дом не по собственной воле, да и я не звал тебя в свою республику. Но за это время у нас было очень много такого, что связало нас кровью. И ты стал близким человеком для нашей семьи, поэтому очень прошу присмотри за моими близкими. Будь мужчиной, а я тебя не забуду.
Переговорив с Ахметом и Марьям, он забрал Алика и уехал с ним в Москву. У Ризвана в столице был свой бизнес, мальчику нужно было идти в школу. Старый Ахмет болел. Марьям и Женька осталась вместе с ним.
Однажды, уже под утро приполз раненый Аслан. В зелёнке его внедорожник поджидала засада. Автоматная очередь снесла водителю голову. Телохранитель Иса успел перехватить руль и вильнувший было тяжёлый джип на пробитых прополз ещё несколько метров по дороге, пока с правой стороны ему не влепили следующую очередь в бок. Пуля пробила Аслану плечо, грудь и повредила легкое. Иса крикнул: