Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир. Страница 108
Люська стояла, пошатываясь. Она прижимала руку к боку, и меж пальцев текла кровь. Вырвавшись из рук старика Кюхельбекера, который старался его поймать, Егор кинулся к Люське.
— Егорушка, — заплакала Люська, — Егорушка, за что меня?
— Все будет хорошо, Люська, ничего страшного не случилось.
— Я умру, да?
Дантес оказался перед Егором.
— Сюда! — приказал он. — Скорее.
Он шустро побежал по залу. Толпа любопытных раздалась в стороны.
Егор подхватил легкую Люську на руки и побежал следом за Дантесом. Он успел заметить табличку «Медпункт». Дантес толкнул дверь. Они оказались в небольшой комнате, где за занавеской стояла кушетка, покрытая белой простыней, стол с наваленными на нем бумагами, стеклянный шкаф с медицинскими приспособлениями. На полу была разложена детская железная дорога, когда-то такая была и у Егора. Человек в белом халате и белой шапочке с красным крестом стоял на коленях и подталкивал последний вагон поезда. Поезд подъезжал к вокзалу, и человек в халате начал гудеть, чтобы предупредить народ в игрушечном домике, что поезд прибыл по назначению.
Люська тихо плакала.
— Ты что здесь разыгрался, Фрейд! — завопил от двери Дантес. — А ну срочно за дело! Покушение!
— Подождет, — сказал человек в халате, не поднимая головы. — Ничего с ней не случится.
— Идиот! — кричал Дантес. — Она — новая избранница императора.
— Не первая и не последняя. У-у-у-у-у! — загудел снова доктор.
— Доктор, пожалуйста, — взмолился Егор. — Ей же плохо!
Доктор наконец-то поднял голову.
Он был маленький, из мятого лица торчала седая бородка, а над ней блестели голубые глаза.
Дантес в бешенстве ударил ногой по вагончику, тот взлетел и развалился.
— Вот этого я вам никогда не прощу, — сказал доктор, отпрыгнув в сторону, — вы изверг!
Егор положил Люську на кушетку.
— Уберите ее! — Доктор метался между остатками железной дороги и кушеткой. — У меня же простыня чистая. Где я другую найду!
— Я тебе сотню принесу, — сказал Дантес.
— А вы молчите! Вы не жилец на свете. Я вас уничтожу!
Дантес не испугался:
— Император срежет вам голову, прежде чем вы меня отравите.
Доктор потянул за край простыни, стараясь вытащить ее из-под Люськи.
— Не надо, — попросила Люська, — больно же!
— Странно, — сказал доктор. Он словно проснулся от звука Люськиного голоса. — Такое обильное кровотечение. Девочка, разденься, я тебя посмотрю.
Люська уже заняла все его внимание.
— Я не могу, — захныкала Люська, — мне больно.
— Ну так помогите ей!
Егор приподнял Люську и стащил с нее пальто. Люська помогала ему. Под пальто было голубое платье, мокрое на боку от крови.
— Больше не надо, — сказала Люська, — лучше я сама.
— Ты не стесняйся, — сказал Егор.
— Я все равно стесняюсь. — Брови Люськи поднялись чуть ли не к волосам. Ей было больно и неловко.
— У вас сестры, что ли, нету? — спросил Егор у доктора.
— Сестра нам не нужна. Мы же все бессмертные, — сообщил доктор. — А вы давно к нам прибыли?
— Сегодня первое января, — напомнил Дантес доктору.
— Ах, боже мой, совсем забыл. Значит, вы свеженькие и ваша кровь еще не успела смениться той влагой, которая течет в наших жилах. Тогда дело серьезнее, чем я предполагал. Твоя кровь требуется его величеству для поддержания себя в форме. Ну что ж, постараемся остановить кровотечение. Пускай ему будет чем напиться.
— Прекратите глупые шутки, доктор! — рассердился Дантес. — Есть вещи, о которых в приличном обществе не говорят.
— А есть вещи, которые в приличном обществе не делают, — ответил доктор.
Тем временем он задернул занавеску у кушетки и продолжил, уже не видный Егору и Дантесу:
— Терпи, девица, мы тебя еще замуж выдадим. Не мешай мне! Я доктор! Ты когда-нибудь в своей жизни доктора видела?
— Ну ничего, опомнился, — сказал с облегчением Дантес. — А то совсем психованный.
— Оставьте свое мнение при себе, — огрызнулся доктор из-за занавески. — И лучше будет, если вы покинете кабинет. Нечего вам тут делать. Рана у девочки поверхностная, кожу порезало, пустяковые сосудики задело. Будет жить, так и скажите своему кровососу.
— Пошли, пошли. — Дантес потянул Егора к двери.
Егор подчинился.
Они вышли в зал ожидания. Егор ожидал увидеть толпу, но вокруг было пусто — густело народом там, где стоял обеденный стол, словно обед продолжался.
Мрачный велосипедист шагнул к ним. Он отдал Дантесу честь и спросил:
— Его величество интересуется, будет ли жить его избранница?
— Будет жить! — бодро ответил Дантес. — Обязательно будет жить и радовать его величество.
Велосипедист развернулся и тяжело затопал прочь. Дантес задумчиво погладил волнистую прядь волос, падавшую на плечо. Затем сильно дернул себя за волосы, сморщился и криво усмехнулся.
— Порой полезно причинить себе боль, чтобы убедиться в том, что ты еще жив.
— Скажите мне, — взмолился Егор, — только честно. Чего он на самом деле хочет от Люськи?
— Это секрет.
— Я никому не скажу, честное слово.
— Я и без того знаю, что ты никому не скажешь, — согласился Дантес. — Кто тебя будет слушать? И секрет… это секрет Полишинеля. Вряд ли кто-то здесь не знает его.
— Тогда скажите.
— Есть такая оса там, на Земле, я забыл ее название, она парализует свои жертвы, а потом откладывает в них яйца. Получаются живые консервы. Из яиц выводятся осята и начинают пожирать спящую жертву изнутри, пока от нее не останется сухая оболочка. Страшно?
— Я об этом знаю.
— А я, когда услышал об этом впервые, ночь плакал. Современная молодежь бесчувственна.
Дантес замолчал и ждал, что ответит Егор. Егору не хотелось спорить, потому что он думал о Люське — на что намекает этот Дантес?
— Не бледнейте, юноша, не понимайте меня буквально. Наш император верит в то, что его долголетие, бодрость, даже мужские возможности зависят от пищи и любви. Слышите, от пищи и любви. Он жрет изысканные кушанья, и, поверьте мне, нам нелегко их раздобыть здесь, где не растут бананы… Не надо, не задавайте лишних вопросов. Все равно я отвечу только на те из них, на которые хочу ответить. Но главная его забота — соединиться с невинными, непорочными, живыми девушками, которых в наших краях, как вы сами понимаете, не водится. И тут вот такое везение — твоя Люська.
— Он хочет изнасиловать ее?
— Ни в коем случае! Чтобы Павел Петрович решился на это? Нет, он романтик!
— Так чего же ему нужно от Люськи? Кровь ее сосать?
— Прекратите говорить гадости, Егор! Немедленно прекратите! Наш дорогой Павел Петрович ищет истинной любви. Любви, понимаете, мальчишка? Будь его воля, завел бы себе гарем! Его агенты первого января объезжают всю страну, глядят, не выкинуло ли бурей на наш пустынный берег еще одну девицу.
— Ну скажите же, что ему нужно?
— Ты нетерпелив. А император влюбился. Раз император влюбился, то он намерен заполучить твою Людмилу. Но он не может этого сделать, потому что она еще девочка, — он должен ждать, когда ей исполнится шестнадцать, семнадцать… не знаю уж сколько лет! И тогда он женится на ней! У нас все как у людей.
— А до этого? — У Егора отлегло от сердца, но внутреннее напряжение оставалось. Здесь не бывает сказок с хорошим концом.
— А до этого мы будем пасти эту овечку.
— Четыре года? Пять лет?
— Сколько понадобится. Император влюблен.
— Нам нужно отсюда уехать, — сказал Егор.
Вельможа пожал плечами:
— Все в свое время и по воле императора.
Но Егор уже ничему здесь не верил.
— Если вы Дантес, — спросил он, — то почему не умерли во Франции?
— Я приехал к родственникам в Россию, — сказал вельможа. — У меня здесь остались родственники. В семействе Гончаровых. Впрочем, это уже не играет никакой роли.
Послышался шум. Егор оглянулся. К ним приближался император. Два велосипедиста поддерживали его под локти.
Сзади толклись придворные и просто зеваки. Император добродушно заговорил: