Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир. Страница 109

— Вижу моего доброго приятеля. Как ты, Егор, хорошо ли себя чувствуешь? Помнишь ли, что мы собирались с тобой побеседовать после обеда? Ты уж, пожалуйста, меня не подводи. Где девочка?

Дантес, согнувшись в поклоне, толкнул дверь. Дверь отворилась.

— Сюда нельзя! — послышался голос врача.

— Ах ты, мой Фрейд, ах ты, мой эскапист! — весело воскликнул император. — Опять за свои бредни взялся?

Император втиснулся в дверь, охрана осталась снаружи. Спина императора закрывала дверной проем, но Егору было слышно, о чем идет разговор.

— Пусти меня к ней, — сказал император.

— Она раздета. Она лежит. Я ее перевязываю.

— О, как это нежно! Дай мне поглядеть на ее тельце!

— Император, здесь я хозяин, — сказал доктор. — И раз уж мы распределили роли таким образом, ты мне будешь подчиняться в этой маленькой комнатке, а я буду подчиняться тебе на всей остальной земле.

— Ой, ты рискуешь!

— Нет, я знаю многое, чего остальным знать не дано. И жизнь многих в моих руках.

— Ах, оставь, Фрейд. Я только погляжу на нее.

Спина императора двинулась вперед. За ним втиснулись в медпункт велосипедисты. Егор слышал, как трещали куски погибшей железной дороги.

— Уйдите! — сказала Люська.

— Ты — царица этого мира, — сказал негромко император. — И я сам положу его к твоим ногам.

— Вы хотите мою кровь пить, — сказала Люська.

— Ну кто сказал тебе такую чушь! Я вижу линию твоих прекрасных бровей и линию твоих будущих бедер, я вижу, как скоро наполнятся упругой плотью твои перси…

— Император, больной вредно волноваться, — сказал доктор скрипучим голосом.

— Ухожу, ухожу, но мне хотелось бы, чтобы маркиза Люси присутствовала на аутодафе.

— Я запрещаю ей.

— Ну ладно, ладно, тебе лучше знать, старая клизма. Мы повеселимся без вас. Я ухожу. Отдыхай, набирайся сил, береги свою алую кровь, моя прелестница. Для тебя я запущу все часы, и время покатится вновь.

— Идите, идите и пришлите мне новую железную дорогу вместо той, которую сломал этот идиот Дантес, — проворчал доктор.

— Распорядитесь, — рявкнул император, кладя руки на плечи велосипедистов.

— Разумеется, — сказал Дантес, — сам сейчас пойду по магазинам и отыщу железную дорогу лучше прежней. Пускай тараканы катаются.

— Тараканов здесь нет! — завопил из кабинета доктор. — И ничего от Дантеса я не приму. Он Пушкина убил.

— На хрен мне нужен твой Пушкин! — закричал в ответ Дантес. — Я убил Марата!

Или они все сумасшедшие, или притворяются. А в самом деле они что-то таят… Бананы!

— На площадь, на площадь, — закричал издали император. — Все на площадь, у нас праздник! Аутодафе!

— Побежали? — спросил Дантес как мальчишка. — А то все хорошие места займут.

— Но это же инквизиция…

Дантес убежал, топая каблуками. Егор попытался вернуться в медпункт, но дверь была заперта.

— Откройте! — Он постучал в дверь. — Это я, Егор. Я один.

— Мне плевать на то, что ты один! — послышался голос доктора.

— Пустите Егора, — попросила Люська.

Доктор открыл дверь. Выглянул в щелку, убедился, что Егор и в самом деле один. Тогда впустил.

Бородка у доктора была седая, кривая, от этого он был похож на сказочного гнома.

Люська лежала на койке за занавеской. Она прикрылась простынкой до подбородка.

— Молодая кровь, — сказал доктор, — настоящая живая кровь. Сколько времени понадобится, чтобы она стала раствором ненужных химикалиев?

— Больно? — спросил Егор.

— Нет, совсем не больно. Только я испугалась.

— Конечно. Она так неожиданно на тебя кинулась.

— Я не ее испугалась, — сказала Люська. — Я этого толстого испугалась. Ты не представляешь, как он на меня смотрит. Он — ужасный человек!

Брови Люськи поднялись, губы дрогнули.

— Ну-ну, — сказал доктор. — Не разнюниваться. Павел Петрович ничего плохого тебе не сделает.

— Егор, возьми меня к себе, — попросила Люська.

Егор понимал, что взять ее некуда. Бежать? И скрываться в голом лесу с привидениями? Тупик… Важнее узнать, как можно выбраться из этого мира.

— Скажите, доктор, — спросил Егор, — а можно, чтобы она здесь подольше полежала? Она же раненая.

— Не бойся, — улыбнулся сказочной гримасой доктор. — Я тебя понимаю. Она еще полежит здесь. Ей нельзя вставать.

— Я могу встать, — возразила Люська.

— Ты что, не понимаешь доктора, что ли? — спросил Егор строго. — Сказано тебе — лежи! А когда будет можно, я тебя возьму.

— Ты меня не оставишь? А то он мою кровь выпьет.

— Нет, не оставлю.

— Побожись!

— Ну, честное слово. А теперь молчи и отдыхай.

Егор обернулся к доктору, который смирно стоял рядом, сложив руки на груди.

— Я не хочу здесь оставаться, — сказал он.

— Я тебе сочувствую, — ответил доктор.

— И нет возможности уйти отсюда?

— Необратима только смерть, — ответил доктор. — Но помочь тебе не могу.

Егор хотел доказать доктору, что ему обязательно надо уйти. Хотя бы ради Люськи, которую они, конечно же, погубят.

Дверь распахнулась.

— Вот вы где! — рявкнул Дантес. — А ну быстро, быстро, сам император спрашивал. Аутодафе начинается. Желательно присутствие маркизы Люси.

— И не мечтай, — сказал доктор. — Больная ослабела от потери крови. Ей прописан постельный режим.

— Ха-ха, постельный! — воскликнул Дантес. — С кем постельный?

— Иди, мальчик, иди, — сказал доктор Егору. — Он же не отвяжется.

Они быстро прошли пустым гулким залом. Все ушли на аутодафе.

— Все ушли на фронт, — сказал Дантес и рассмеялся. У него был неприятный смех.

Егор не задавал вопросов. Не может быть, чтобы такой человек был когда-то кавалергардом. Если он и убил Пушкина, то не на дуэли, а из-за угла. Или из гранатомета.

Все обитатели вокзала собрались на площади. Но если в здании вокзала они были толпой, то на площади люди потерялись в сером пространстве, лишенном теней, и казались кучкой экскурсантов, ожидающих автобуса.

Рядом с автомобильной стоянкой торчал столб — бревно от какой-то избы, вокруг была навалена куча деревяшек — большей частью сидений и ножек от стульев, палок и досок. Возле столба спинкой к нему стоял целый стул. На стуле сидела женщина-развалюха, которая хотела убить императора и чуть не убила Люську. Руки женщины были заведены назад и примотаны проволокой к столбу.

Прическа-луковица рассыпалась и превратилась в неопрятное воронье гнездо. Женщина чихала, шмыгала носом и не могла его утереть.

Неподалеку стоял рояль, которого Егор раньше не заметил. На крышке рояля было укреплено кресло — в кресле сидел император. За спиной торчали велосипедисты.

Когда Егор появился на площади, длинный сутулый мужчина в черном байковом халате и рыжем клоунском парике кончал читать приговор:

— И потому маркиза де Помпадур приговаривается к сожжению на костре живьем до исчезновения признаков жизни. Пепел ее будет развеян по ветру, а имя вычеркнуто из всех справочников и учебников истории. Госпожа маркиза де Помпадур, есть ли у вас что сказать уважаемому собранию перед началом публичной казни?

Казалось, что женщина страшно устала, голова ее немощно свисала, из гнезда-прически высовывались тряпки и концы проводов.

— Говорите, маркиза! — потребовал судья. Маркиза подняла голову. Страшное намазанное лицо с потекшей тушью вокруг глаз оглядело маленькую толпу. Маркиза постаралась что-то сказать, не получилось, и она плюнула на мостовую.

— А загорится? — громко спросил император.

— Должно загореться, — сказал чернобородый лысый человек в красном пиджаке. Егор догадался, что это палач.

— Тогда начинай.

— А причастие?

— Покойная была неверующей, — сказал император. — Я был с ней близок, я гарантирую.

Он снял корону и кружевным платком вытер лоб.

Палач поднял с земли палку, на конце которой была намотана темная тряпка. Дантес, который уже оказался у костра, вытащил из кармана зажигалку и чиркнул ею. Зажигалка загорелась. Огонек был бесцветным и маленьким. Егор заподозрил, что его обманули, — ведь говорили, что бензина здесь нет и оттого машины не могут ездить.