Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир. Страница 125
— Ладно, попросим ее мать прийти с заявлением.
Он мог бы показать записку. Но боялся ее потерять. Майор наверняка отберет записку. Приобщит к делу. Тогда у Егора не останется вообще никаких цепочек, связывающих его с Люськой. Егору казалось, что в самой бумаге, в пасте, которой написана записка, могут таиться ключи к разгадке. Нет, он не отдаст записку милиционеру, который вежливо попрощался с влюбленным мальчишкой. Изменила, ушла, а он безумствует. Ведь мог бы и сказать это открытым текстом, но сдержался, и на том спасибо. Даже улыбка была снисходительной, но не гадкой.
Оставался старый друг Серега.
Старый друг тоже не захотел выходить за пределы разумного. Он, конечно, не знал о путешествии Егора в мир без времени. А не зная и не поверив некогда в неправду, которую придумал Егор, он с тех пор предпочитал не принимать на веру слов Егора.
Сереге Егор показал записку и рассказал об обстоятельствах исчезновения Люськи — оставив в стороне лишь тот мир. Серега записку прочел и спросил, давно ли они с Люсей знакомы?
В вопросе таился подвох. Если ты не поделился со старым другом тем, что у тебя роман, это плохо говорит о твоей искренности.
— Недавно, — ответил Егор. И это было правдой. Когда-то он был знаком с девочкой. Сегодня — совсем с другим человеком.
— Надо обратиться в милицию, — сказал лучший друг.
— Я там был. Меня отпустили домой.
— Она, наверное, скоро вернется.
— Но ты же читать умеешь? Тут написано: «Егор, спаси».
— Пятьдесят процентов за то, что это шутка.
— Прости, что я тебя побеспокоил.
— Егорка, ну пойми, я ничего не могу придумать.
Но через час после того, как Егор ушел от Сереги, тот позвонил ему:
— Ты не помнишь, у меня девушка была? Такая курносая? Тамара.
— Не помню.
— Из НИИ экспертизы! Она мне столько всего рассказывала про свою лабораторию! Еще хорошо, что я скептик. Они берут проблемы, которыми не стал бы заниматься ни один уважающий себя институт.
— Теперь сколько угодно не уважающих себя институтов, — сказал Егор.
— Ты меня не понял! Этот институт — в системе Академии наук. У них в лаборатории шеф — доктор наук, биолог. Ну что тебе стоит — загляни к ним!
— Они по запаху находят преступников?
— Я не знаю, кого и по какому запаху они находят. Но если в твоей речке рыбы нет, то рак становится лососем!
Серега в последнее время приноровился пересказывать народную мудрость собственными словами. Порой получалось забавно.
— Сходи, я тебе Тамаркин телефон дам.
Идти не хотелось. Еще один майор милиции? Но Егор понимал, что записка — серьезное событие.
Он решил: «Пойду посмотрю, что там за люди. Рассказывать им лишнего не буду. Вернее, буду рассказывать только то, что они смогут переварить».
Домашний телефон Тамары был занят два с половиной часа подряд. Егор лежал на диване и читал книгу Шноля «Герои и злодеи российской науки» и через каждые полчаса набирал номер.
Наконец дозвонился.
— Вы долго разговариваете, — упрекнул Егор девушку, которая призналась, что она и есть Тамара.
— Вы ошибаетесь, — ответила Тамара, — я многостаночница. Я провела шесть разговоров, и все короткие, как летний дождь.
Так Егор познакомился с оригинальной манерой изъясняться, свойственной Тамаре.
Тамара отказалась выслушивать проблему Егора до конца, а спросила:
— С вашей точки зрения, нашему институту это по плечу?
Егор спросил, может ли он встретиться с кем-то из научных сотрудников. Он просит помощи в решении сложной проблемы.
— Надеюсь, у вас не сексуальные проблемы? — спросила Тамара. — Мы на них махнули рукой.
— Не бойтесь.
— Тогда встретимся завтра у метро, — сказала Тамара. — В девять тридцать. И вместе опоздаем на работу.
Тамара выговаривала слова значительным, почти дикторским голосом, но неправильно ставила ударения в словах «понять» и «звонить». Видно, приехала в Москву с юга. Все проблемы она была готова решить разом, ей очень хотелось показаться важнее, чем она была на самом деле. Но при том в голосе ее звучало сочувствие ко всем страдающим мужчинам.
К месту свидания у метро Тамара опоздала на двадцать минут. Егор угадал ее издали по умопомрачительной фигуре и походке, которой может позавидовать любая итальянская модель. Простое и милое лицо Тамары было загублено толстым слоем косметики, а ногти были такого цвета, будто их только что сорвали.
— Вот именно таким тебя рисовало мое воображение, — сказала она Егору. — Интеллектуал с гуманитарным уклоном. Такие люди, как ты, одиноки, как паруса в море голубом, читал?
Егор не знал, что Тамара имела обыкновение влюбляться в каждого второго из новых знакомых.
— Вы вернулись из поездки? — спросила она Егора и взяла его под руку.
Он не стал объяснять ей, что вернулся из поездки уже шесть лет назад.
Тамара повлекла Егора к институту, прижимая его руку к своей груди. Она потащила его в парадный подъезд бывшего особняка Гиреевых, а ныне Института экспертизы РАН, мимо проспавшего их появление вахтера Матвеича, по кривым коридорам в нашу лабораторию. Разумеется, сцену встречи Егора с Тамарой я домыслил, но ручаюсь за близость к жизни.
Тамара втолкнула Егора в нашу комнату. Там было тесно — на десяти метрах не разгуляешься — и почти пусто, если не считать приятного вида молодого мужчины с волосами странного, почти платинового цвета, из-за чего этот мужчина везде, от детского дома до мотострелковой роты, получал прозвище Седой.
Этим мужчиной был я, младший научный сотрудник без степени Георгий Гагарин, подкидыш, названный так в детском приемнике в честь первого покорителя космоса.
— Гарик, — сказала мне Тамара, — познакомься с Егором. Это наша морская свинка, потому что на нем мы, наверное, будем ставить опыты, как Дарвин на собаке.
Высказывание говорило о том, что Тамара стремится к знаниям, но еще не добралась до их сути.
Егор мне приглянулся настолько, что я не стал задавать ему вопросов, а предложил кофе.
Мы не успели толком познакомиться и разговориться, как распахнулась дверь и ворвалась Калерия Петровна.
Слово «ворвалась» к ней не подходит, очевидно, вежливей сказать «впорхнула» или «влетела». Но Калерия — человек размашистый. Она широко шагает, резкими жестами помогает себе в споре, но остается при том человеком крайне сдержанным, воспитанным и располагающим к себе даже самых недоверчивых клиентов.
А если добавить к тому, что Калерия благородно красива, у нее звучный низкий голос и слишком яркие глаза, то неудивительно, что Егор был счастлив излить перед ней свою душу.
После первых же фраз Калерия попросила его остановиться, включила видео, и начался допрос Егора, который продолжался до вечера и занял еще два дня.
Когда Егор, выпотрошенный и даже похудевший, ушел от нас по завершении третьего дня работы, мы начали анализировать услышанное.
Мы с Калерией сидели, обставленные чашками с кофе. Чашками у нас служат пластиковые стаканчики. Тамара где-то раздобыла тысячу штук, и поэтому их не экономили, жили, как американцы.
— Я знаю, с чего начну завтра, — сказал я.
— Правильно, — согласилась Калерия. И я не стал ставить под сомнение, что она правильно прочла мои мысли. Она умела это делать, хотя, что любопытно, начисто не верила в телепатию, телекинез и прочие необъяснимые явления. Она была земной, как патологоанатом.
Но я все равно высказался вслух, потому что надо было проверить на коллегах, правильно ли я все спланировал.
— Лучше всего начинать с «Мерседеса», — решил я. — То, что не удалось сделать Егору, нам нетрудно, правда, Калерия Петровна?
— Я позвоню, — сказала Калерия. — Машина нестандартная. Синий «Мерседес» и три первые цифры номера известны.
— А я пойду в Музыкальный театр, — заявила Тамара, — завтра с утра.
— Ты думаешь, что отверстие в заднике тебя ждет?
— Она права, — сказала Калерия. — Надо поговорить с людьми, узнать, что необычного они замечали там в последние месяцы. А Тамарочка у нас обаятельная.