Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир. Страница 169

— Посмотрим, — сказал я.

У нас — Пыркина, Партизана и меня — были длинные железные штыри. Тяжелое и, надеюсь, действенное оружие.

Кюхельбекер водил пальцем по острию финки, он быстро дышал, и ноздри у него раздувались — боевой конь вспомнил о сражениях.

Я подошел к двери.

И вовремя.

Нападающие подбирались к нашей крепости.

Я не сразу сообразил, что же мне это напоминает, потом вспомнил: один к одному — кадры из экранизации одного из бессмертных романов Фенимора Купера. Индейцы подбираются к бревенчатой крепости белых поселенцев. Но белые поселенцы не так просты, как кажутся, — и начинается бой!

Веня топал в строю, как настоящий командир, чуть отставая от передней линии. К моему удовлетворению, пистолета у него в руке, как говорится, не блестело. Он штурмовал нас голыми руками.

Остальные гуроны, они же могикане, сверкали саблями и кинжалами.

Они рассыпались по склону, скользя по голой и чуть влажной земле.

Жулик кинулся на них в атаку. Он полагал, что защита дома — его прямая обязанность.

Почему-то из всех врагов Жулик выбрал самого главного, Веню, и попытался тяпнуть его за ногу. Веня стал отмахиваться от него, и тут я впервые увидел — и не поверил глазам своим — цепочку привидений. Сколько Егор нам о них рассказывал!

Зеленоватые прозрачные тени покачивались, с любопытством наблюдая за нашим конфликтом. Издали они не казались страшными — некое электрическое развлечение.

Но Веня, видно, почувствовал жжение или удар током и бросился обратно.

Вот эти его метания, которые я описываю слишком подробно, заняли от силы три-четыре секунды, но внесли хаос в действия атакующих. Я получил отличную возможность спрыгнуть с крыльца и использовать очевидное преимущество перед бегущим на меня бандитом. Он и не подозревал о существовании восточных единоборств, а я увлекался ими со школьных лет и только в институте, достигнув определенных успехов, стал жалеть время на совершенствование. И хоть я многое позабыл, мне удалось достаточно эффектно, подобно Ван Дамму, взлететь в воздух, правой ногой вперед, и ударить бандита так, что до конца боя его можно было игнорировать.

Движение мое было рассчитано и на то, чтобы после столкновения с бандитом завершиться встречей с веснушчатым знакомцем, чтобы он не сообразил, кто и как его ударил.

Я успел подхватить его саблю — хорошую саблю, красивую саблю, он был недостоин такой сабли. Вторая валялась у моих ног. Она принадлежала моей первой, временно бездыханной жертве.

Я подобрал ее и, отпрыгнув к дверям нашего убежища, протянул моему основному помощнику Кюхельбекеру.

Тот саблю принял, но держал ее в левой руке — не выпуская из правой финский нож, который, как я понял, был ему больше по душе.

— Молодец, лейтенант! — сказал он мне.

Потери в рядах наших врагов были невелики, и реально они все еще превосходили нас численно.

Кюхельбекер обернулся и передал саблю Партизану.

— У-у-ух! — закричал Партизан и, оттолкнув Кюхельбекера, кинулся в бой.

Пыркин тоже вышел на крыльцо и стоял, неуверенно держа в руке железный штырь.

И вот тут началась свалка.

Мне теперь трудно вспомнить, кто с кем сражался. Для этого надо было снять все на видеопленку, а затем мотать ее на экране в замедленном темпе.

Вот клочки: Партизан сражается на саблях с бородатым черным бандитом — словно они на сцене «Гамлета», Кюхельбекер — вот это я помню — отводит руку с саблей Григория Михайловича — ну чего он, дурак, полез во взрослые игры? — и, сблизясь с ним, с каким-то наслаждением втыкает ему под ребро нож так, что рукоять упирается в плоть. И тут же вырывает нож обратно, давая возможность Григорию Михайловичу схватиться за грудь и, забормотав что-то невнятное, упасть ему под ноги. Кюхельбекер прыгает вперед, выискивая следующую жертву, а еще один пират, о нет, это разбойница, та самая, с тяжелым угорским лицом, кидается на порог, и Пыркин еле успевает поднять свою железную палку, чтобы отбить удар саблей. Я понимаю, что Пыркину не удержать второго удара, и достаю разбойницу кулаком. В ухо. Очень сильно. Она падает как подкошенная.

Видно, у меня такая роль — подбирать сабли. Правда, я делаю это вполне сознательно. Я уже знаю, что мы в этой битве народов победим, потому что в наших рядах есть по крайней мере три человека с опытом рукопашного боя — Кюхельбекер, Партизан и я, а разбойники — шайка хулиганов, совершенно необученных и непривычных встречать сопротивление. Так что чем больше оружия мы соберем, тем дольше они будут собирать следующую экспедицию за нами. Мне не хотелось, чтобы в этой войне убивали. Это явно противоречило целям моей научной экспедиции. Но остановить Кюхельбекера я не мог — иначе бы сам получил финкой в бок. В этом опасность случайного подбора союзников. Кюхельбекер убивать умел и любил.

Остались два разбойника. Еще один сражался с Партизаном, и Партизан его никак не мог одолеть. Я хотел было также свалить его без оружия, но меня неожиданно опередил Пыркин. Еще не опомнившись толком после своей схватки с разбойницей, он вдруг завопил: «Атанда!» — вспомнив слово из древнего дворового лексикона, и кинулся на помощь Партизану. Он раскроил разбойнику щеку, пошла кровь, хотя рана была неглубокой, разбойник завыл и побежал прочь. И этот вой послужил сигналом к бегству оставшемуся разбойнику и Вене, который до того в битву не вступал, ожидая благоприятного развития событий.

Подошло время считать раны, потери и трофеи.

У нас: один раненый более или менее серьезно — Егор. Он так и не принял участия в бою, потому что бессильно лежал на лавке. За время краткого боя Люся перевязала его и остановила кровь.

Партизан был ранен легко, даже не заметил этого в пылу боя, — у него было рассечено предплечье. Ничего страшного. Он даже гордился этой раной. Наконец-то бой и победа. И это понятно — маленькая бытовка была аванпостом империи. И ее жители находились в постоянном страхе перед бандитами. Время от времени бандиты совершали набеги и убивали или калечили кого-то из них.

Пыркин тоже был счастлив. Он ходил вокруг бытовки, размахивал саблей, вел себя словно пьяный, а Жулик не понимал, в чем дело и почему некоторые люди лежат на земле, прыгал вокруг них, нюхал кровь и лаял с визгом. А когда разбойница очнулась и на четвереньках поползла к реке, побежал рядом, тявкая.

— Пошли, — решил я. — Они обязательно вернутся. Может быть, Партизану и Пыркину пойти с нами?

— И не думай! — возопил Партизан. — Мы же теперь вооруженные!

— Погодите, Георгий, — сказал Кюхельбекер. — Эти люди — мои подчиненные. Они берегут форпост.

— Это точно, — согласился Пыркин.

— Веня не посмеет повторить нападение. Он не так глуп, как вы думаете, — добавил министр.

— Я не думаю, что он глуп, но он уже захватил ваш вокзал и убил императора.

— Зачем ему возвращаться сюда? Он же знает нашу цель — Детский театр. Если он и повторит нападение — то на театр. Но, насколько я знаю, людей у него осталось — кот наплакал. Несколько человек он потерял на площади Киевского вокзала, других — здесь. Остальные банды его не будут теперь поддерживать. Больше того, боюсь, что ему придется биться за жизнь с бывшими союзниками, а то и с собственными бандитами. Так что забудь пока о нем.

Я понял, что Кюхельбекер прав.

Мы попрощались с гарнизоном бытовки. Меня больше всего беспокоило, дойдет ли Егор до университета. Егор твердил, что дойдет. Он стыдился того, что не принял участия в сражении. Это было глупо.

Он поднимался медленно, хотя старался превозмочь боль и слабость.

— Ничего, — говорила Люся, — дома тебя быстро вылечат. Там врачи настоящие.

Егор не спорил с ней больше. Мне казалось, что он смирился с неизбежной разлукой. Мы по очереди поддерживали Егора.

Тропинка сначала шла довольно круто, но затем мы вышли на асфальт Воробьевского шоссе, и сразу стало легче идти.

Мы несколько раз останавливались отдохнуть. Впрочем, ощущение вневременья охватывало уже и меня — в сущности, куда спешить?