Дочь палача и ведьмак - Пётч Оливер. Страница 17

– Полагаю, самое время цирюльнику сообщить, что он увидел, – заговорил тощий приор, крючковатый нос и колючие глаза которого напоминали Симону орла.

«Орел, готовый ринуться на маленькую, парализованную страхом мышь на пшеничном поле, – пронеслась мысль в голове Форнвизера. – Хорошо, если этот Иеремия – лишь заместитель аббата».

– И вообще, кто сказал, что он никак не связан с этим происшествием? – продолжал приор. – Ведь брат Мартин и брат Якобус видели их на месте преступления. И другие монахи сообщили, что цирюльник еще вчера заходил к Виргилиусу. К нему и брату Йоханнесу! – добавил он грозно.

Пятеро монахов недоверчиво воззрились на Симона, казалось заглядывая в самую его душу. Лекарь снова почувствовал огонь под ногами.

– Прошу вас, позвольте мне объяснить, как все произошло, – начал он неуверенно. – Я… я все могу объяснить.

Когда настоятель благосклонно кивнул, Симон начал рассказывать. Он начал со вчерашней встречи с братом Йоханнесом, упомянул его спор с Виргилиусом и под конец достал запачканный кровью окуляр, который нашел в мастерской. Настоятель Рамбек принял его и показал остальным монахам.

– Эта вещь действительно принадлежит брату Йоханнесу, – произнес он задумчиво. – Цирюльник еще перед собранием поделился со мной своим предположением. И я после этого послал за Йоханнесом.

– И что же? – спросил старый библиотекарь.

Маурус Рамбек вздохнул.

– Он исчез.

– А может, просто собирает травы в лесу? – вмешался наставник.

Это был молодой еще человек с приятными чертами лица и живыми глазами, хоть и немного красными. Симон предположил, что он недавно плакал.

– Собирает травы ранним утром? Брат Йоханнес? – Келарь Экхарт злобно рассмеялся. – Тогда это первый раз, когда наш любезный собрат встал так рано. Обычно он собирает в полнолуние, да потом еще заливает это дело кружечкой-другой пива.

– В любом случае я отправил несколько человек из деревни, чтобы они разыскали его и задержали, – сказал настоятель. – Прежде чем я переговорю с ним, крайне нежелательно обременять этим происшествием земельного судью. Все вы знаете, что бы это означало.

Монахи молча покивали, и даже Симон мог представить себе, что последовало бы за приездом земельного судьи. В Шонгау тоже несколько лет назад приезжал на суд над ведьмой представитель курфюрста – вместе со свитой и шумливыми солдатами. Город после этого еще несколько месяцев терпел издержки.

– Речь идет об убийстве, Маурус, – предостерег приор и покачал головой. – Быть может, даже двойном, если Виргилиус не объявится.

Он пожал плечами, и взгляд его, как показалось Симону, выражал некое удовлетворение.

– Боюсь, судьи из Вайльхайма нам не избежать.

Лекарь подступил на шаг и прокашлялся.

– Прошу прощения, но возможно, что на совести брата Йоханнеса даже три человека.

Приор наморщил лоб.

– Как это понимать?

Симон нерешительно вынул отчет из сумки и передал совету. Затем, не вдаваясь в подробности, поделился своими соображениями насчет смерти послушника Келестина.

Воцарилось молчание.

Тишину в конце концов нарушил настоятель, лицо его стало мертвенно-бледным.

– Значит ли это, что брат Йоханнес убил сначала своего подручного Келестина, а потом Виталиса и, быть может, Виргилиуса? Но… но почему?

– Как будто мы сами не знаем! – прошипел брат Экхарт. Лысина его побагровела, и на ней вздулись тонкие вены. – Разве оба они не предавались то и дело богохульным экспериментам? Йоханнес и Виргилиус? Разве мы всего пару недель назад не запретили брату Йоханнесу изучать вещи, подвластные одному лишь Господу? А он все не унимается!

Он тяжело поднялся со стула и с такой силой врезал ладонью по столу, что монахи взглянули на него с испугом.

– Вот что произошло на самом деле: славный послушник Келестин попытался воспрепятствовать дьявольским промыслам своего учителя. И тогда Йоханнес просто убил его! Далее между двумя колдунами, Йоханнесом и Виргилиусом, разгорелся спор. Они метали друг в друга серу и огненные шары, пока Виргилиус не растворился наконец в дыму и не отправился в ад, а его подручный был сражен заклинанием противника!

– Вздор, – пробормотал молодой наставник. – Никто не может раствориться в дыму. Это следует объяснить как-то иначе.

– Вспомните об увечьях бедного Виталиса, помилуй Господи его душу, – заметил приор. – Они явно неестественного происхождения.

– Для этого их нужно осмотреть подробнее… – возразил было Симон.

Но старый библиотекарь перебил его, подняв кверху палец.

– В этой связи стоит упомянуть еще кое-что, – сказал он хриплым голосом. – Все вы знаете про этот автомат, столь любимый Виргилиусом. Эта жестяная мелодичная женщина.

– Очень надеюсь, что он поломан, – проворчал брат Экхарт. – Хоть в этом было бы просветление. Создание жизни доступно одному лишь Господу, но не человеку.

– Ну… все гораздо хуже, – продолжил нерешительно библиотекарь. – Добрые собратья Мартин и Якобус сообщили, что… ну, что автомат исчез.

– Исчез? – Приор покачал головой. – Как Виргилиус? Но как такое возможно? Эта кукла ростом с человека и наверняка дьявольски тяжелая. Кто смог бы…

– Господи! – Брат Экхарт по-прежнему стоял, он молитвенно сложил руки и театрально поднял взгляд к потолку. – Вы что же, не понимаете, что произошло? Не осознаете всего ужаса? – Голос его задрожал. – Это… существо! Оно ожило и поработило своего создателя. Голем бродит где-то по монастырю и творит бесчинства! Господи, защити нас…

Монахи испуганно зашептались, некоторые крестились, другие похватали четки, Симон почувствовал, что и у него по спине побежали мурашки. Ему вспомнился автомат из мастерской часовщика, его безжизненное лицо и хлопающий рот, чуть фальшивая мелодия колокольчиков, звучащая внутри. Кукла снова возникла перед его взором, как она жужжит и катится по комнате.

«Как призрак, невесомо скользит, движимая жаждой мщения, – пронеслась в голове мысль. – Вечно и без остановки, пока цель не будет достигнута…»

Стук настоятеля вернул Симона в действительность. Маурус Рамбек встал и несколько раз хлопнул ладонью по столу.

– Спокойно! – крикнул он. – Дорогие собратья, прошу тишины!

Монахи постепенно притихли, и настоятель, сделав глубокий вдох, продолжил надломленным голосом:

– Полагаю, мы сможем разобраться в этом деле, только если… когда брат Йоханнес вернется в наши ряды. Не говоря уже о том, что мы должны быть рады любой подсказке. – Он повернулся к Симону: – Я внимательно ознакомлюсь с вашим отчетом. Кроме того, буду рад, если вы и впредь станете помогать нам в расследовании этого случая. До сих пор вы выказали себя человеком весьма смышленым.

Приор Иеремия возмущенно фыркнул:

– Чтобы бесчестный цирюльник помогал монастырю в расследовании убийства? Прошу тебя, любезный брат…

– А я прошу тебя помолчать! – перебил его Рамбек. – Бесчестный или нет, этот цирюльник высказал больше благоразумных мыслей, чем все мы, вместе взятые. Глупцом я буду, если пренебрегу такой помощью. Пусть он и далее составляет отчеты.

Настоятель, казалось, погрузился в собственные мысли, и у него опять задрожали руки. Поколебавшись немного, он снова обратился к лекарю:

– И вот еще что, мастер Фронвизер. До меня дошли слухи, что некоторые из паломников нездоровы. И теперь, когда в нашем распоряжении не осталось аптекаря, о них нужно кому-нибудь позаботиться…

Просьба его повисла в воздухе, и Симон покорно кивнул:

– Разумеется, ваше преподобие. Как вы пожелаете.

«Замечательно! – подумал он. – Еще вчера я был порядочным пилигримом, а теперь мне велят писать отчеты о таинственном убийстве и выхаживать хворых паломников! И как я только не отправился с Магдаленой в Альтеттинг…»

Настоятель закрыл глаза и перекрестился.

– Тогда помолимся Господу – за наших умерших и пропавших братьев.

Пока Маурус Рамбек затягивал псалмы на латыни, Симон переводил взгляд с одного монаха на другого. Святые отцы сложили руки, опустили глаза и забормотали молитвы. Казалось, каждый из них излучал недобрую ауру, столь неестественную для атмосферы монастыря.