Инопланетянин (сборник) - Тупицын Юрий Гаврилович. Страница 112

— Наличными? Боюсь, что я не найду здесь сейчас и десятую часть такой суммы.

Теперь улыбнулся Клайнстон, не менее широко, чем Кейсуэлл.

— Это легко проверить. — И он шевельнул в воздухе своими ловкими и крепкими, как железо, пальцами.

После легкой паузы советник с ощутимой принужденностью рассмеялся.

— Я и забыл, что имею дело с чемпионом по вскрытию сейфов!

Клайнстон молча поклонился.

— Ну что ж, если я вытрясу свои карманы, то пятьдесят тысяч у меня наберется, — решил Кейсуэлл.

— Это половина пари. А поэтому вы получите взамен не тринадцать, а только семь слитков, — невозмутимо заключил Клайнстон, словно импровизацию, предлагая очередной, заранее продуманный ход.

Брови советника взлетели вверх.

— Вы согласны, мистер Кейсуэлл?

— Разумеется, — советник заколебался. — Но вы теряете на этой сделке по меньшей мере вдвое!

— Золото для меня не цель, а лишь средство, мистер Кейсуэлл.

— А цель? Какова ваша цель?

Клайнстон мягко улыбнулся.

— Мы поговорим об этом позже, если состоятся наши повторные контакты. А сейчас, извините, мы вынуждены торопиться.

— Что ж, поторопимся. — Кейсуэлл повернулся к детективу. — Надеюсь, Рэй, вы не сердитесь на меня за некоторую резкость?

— Что вы, сэр! — совершенно искренне удивился Харви. — Я знаю свое место.

И, поднявшись на ноги, уже другим, деловым тоном сказал:

— Итак, сэр, вы даете нам пятьдесят тысяч в обмен на семь слитков. Затем провожаете нас в ангар, вместе с нами осматриваете самолет, проверяете его заправку и готовите к полету. И, наконец, там же, в ангаре, засыпаете до утра.

Заметив, как изменилось лицо советника, Клайнстон поспешил добавить:

— Это будет спокойный сон под действием умеренной дозы патентованного снотворного, только и всего. Мы уже приготовили превосходный спальный мешок! Это ваш собственный мешок, мистер Кейсуэлл. В шесть часов утра будет снят отбой, вас начнут искать, и уж никак не позже семи вы примете ванну!

Ночь была звездной и тихой. В ходе последних суток наступило похолодание, и прежде неугомонные сверчки, эти крохотные кузнецы с серебряными наковаленками, затаились, примолкли. Лишь порою, когда дремотной волной накатывал порыв теплого ветра, недовольно шуршали уставшие за лето и невидимые сейчас травы. Линклейтор курил сигару, привалившись спиной к кузову автомобиля, загнанного в кустарник. Хобо нервничал, то и дело поглядывая на светящийся циферблат часов. Если операция там, в доме советника президента, прошла успешно и развивалась строго по намеченному плану, то самолет должен был пролететь над его головой около получаса тому назад. Конечно, в таких делах получасовая накладка — это не причина для серьезного беспокойства, но тем не менее Хобо нервничал. Сам категорически настаивал, чтобы никакой радиосвязи! Любая мелочь могла демаскировать и провалить операцию. Настоять настоял, а теперь нервничал, как мальчишка.

Докурив сигару, Линклейтор не бросил окурок, а распахнул оставленную приоткрытой дверцу машины, тяжело взгромоздился на сиденье, нащупал в полном мраке пепельницу и аккуратно запрятал туда окурок. Чем меньше улик, тем лучше. На секунду расслабившись всем своим рыхлым телом, Хобо ощутил флягу во внутреннем кармане плаща и уже в который раз со злобой подавил желание приложиться к ней. Еще сигару? И так уже противно во рту!

Далекий посторонний звук заставил Хобо вздрогнуть и с неуклюжей поспешностью выбраться из машины. Он не ошибся! Это был долгожданный звук предвзлетной пробы реактивных двигателей — одного, потом другого. Сердце, давно изношенное, отравленное алкоголем сердце, билось так гулко и нервно, что Хобо неверной рукой достал из кармана давно подготовленную таблетку, бросил в рот и раздавил вставными зубами. Ровный, деликатный звук маломощных двигателей окреп и тягучей, долгой нотой повис между звездным небом и темной, спящей землей. А еще через несколько секунд Хобо увидел аэронавигационные огни самолета — красный и зеленый. Они быстро приближались вместе со звенящим гулом работающих на взлетном режиме двигателей. Вот они неторопливо мигнули — раз, два и три! И снова — раз, два и три! Самолет шел всего метрах на пятидесяти, а поэтому буквально промелькнул над головой Хобо. Он повернулся вслед самолету и теперь видел уже не два, а три быстро удаляющихся огня — красный, белый и зеленый. Но видел их Хобо плохо, огни дрожали и размывались, как будто он смотрел на них через стекло, заливаемое потоками дождя. Хобо плакал. Он плакал, потому что ему уже пятьдесят лет, потому что он уже давно не Хилари Линклейтор, а Хобо. Полицейский Хобо, бродяга Хобо, пьяница Хобо. Еще он плакал потому, что сейчас в звездном небе растаял след человека, в которого он сначала грубо и нехотя, а потом нежно вложил часть своей души. Он плакал и сам не знал нечему — просто плакал, вот и все.

РАССКАЗЫ

ХОДОВЫЕ ИСПЫТАНИЯ

Транспланетный рейдер «Вихрь» готовился к старту ходовых испытаний. Матово поблескивая черным бронированным корпусом, он лежал на стартовом столе, нацелившись острым носом на Полярную звезду, а под ним неторопливо вращалась громада старт-спутника, казавшаяся снежно-белой в яростных лучах космического солнца.

Командир рейдера Ларин, опоясанный страховочными ремнями, сидел за ходовым пультом корабля, то и дело поглядывая на циферблат хронометра. В ходовой рубке было непривычно тихо, сиротливо стояли пустые кресла вахтенной группы. Ходовые испытания есть ходовые испытания. Они проводятся по однообразной и простой программе в непосредственной близости от старт-спутника. Задействовать для ее выполнения весь экипаж нет никакого смысла, особенно если учесть известный элемент риска. Вот почему в ходовой рубке рейдера так пустынно и тихо, вот почему экипаж гигантского корабля сейчас до смешного мал — командир да инженер-оператор, разместившийся далеко от него, в кормовом отсеке, у самого сердца рейдера — плазменного реактора.

— «Вихрь», я спутник, — послышался неторопливый бас руководителя испытаний, — как меня слышите?

— «Вихрь» на приеме. Слышу хорошо, — ответил Ларин.

— Андрей Николаевич, — проговорил руководитель, подчеркивая этим обращением неофициальность разговора, — вы опаздываете с запуском уже на две минуты.

— Опаздываем, — невозмутимо согласился Ларин.

— Вы бы поторопили своего Шегеля!

Ларин усмехнулся.

— Пусть повозится. Я предпочитаю, чтобы экипаж возился до старта, а не после него.

— Всему есть пределы, — сердито сказал руководитель испытаний и отключился.

Ларин снова усмехнулся, подумал и перешел на внутреннюю связь.

— Как у вас дела, Олег Орестович? — спокойно спросил он.

— Все в порядке, — флегматично пропел тенорок Шегеля. — Ну и намудрила же фирма с замком для ремней!

— К старту готовы?

— Готов! — бодро откликнулся оператор.

Ларин перешел на внешнюю связь.

— Спутник, я «Вихрь». Прошу запуск.

— «Вихрю» запуск разрешаю, — удовлетворенно пробасил руководитель испытаний.

— Понял, — ответил Ларин и подал команду оператору: — К запуску!

— Есть к запуску! — откликнулся Шегель.

Пока оператор делал подготовительные включения, Ларин уселся в кресле поудобнее, подтянул привязные ремни и внутренне подобрался — запуск плазменного реактора не шутка. Эта компактные сверхмощные ядерные машины открывают перед космонавтикой невиданные перспективы, но они еще не доведены до кондиции и полны эксплуатационных загадок. Иногда на них находит, и они начинают капризничать, да так капризничать, что становится жарко. Недаром испытания плазменных реакторов разрешены только в космосе на высоте не менее пятисот километров от Земли. Только после двухчасовой обкатки можно составить определенное мнение о годности реактора. Для этого, собственно, и проводятся ходовые испытания.