Семья Усамы бен Ладена - бен Ладен Наджва. Страница 70

Но до этого надежды и доверие отца были обращены ко мне. Помню, как-то он пришел поделиться со мной проблемой, становившейся все более насущной. Речь шла о нехватке продовольствия и других припасов. В то время все уже понимали, что отец больше не был богачом. И хотя созданная им система обеспечивала определенные средства от тех, кто поддерживал джихад — были еще друзья, родственники и даже члены королевских семей, которые оказывали ему финансовую поддержку, — но временами его казна оказывалась совсем пустой.

Как-то выдалась тяжелая неделя. Члены семьи начинали испытывать муки голода. Отец пришел ко мне и сказал:

— Омар, я заметил, что ты справедливый юноша. Мне нужен кто-то, кому я смогу доверить раздавать еду. С этого дня твоей обязанностью будет определять количество пищи, необходимое каждой жене и ее детям. Прими во внимание, что подросткам нужно больше еды, чем другим, — они ведь быстро растут. Ты должен рассортировать все виды продовольствия и делить его по справедливости.

Я понимал, почему отец выбрал меня. Абдул-Рахман постоянно искал уединения, он не смог бы так часто общаться со всеми членами семьи, распределяя еду. А на Саада нельзя было положиться — он сам съел бы самые вкусные куски.

Я отнесся к своей задаче серьезно. Я не мог допустить, чтобы мать, тети и дети в нашей семье голодали. И хотя наша диета в целом была скудной и однообразной, случалось, что отца навещали королевские особы. Приезжая в Афганистан, они охотились с отцом и привозили с собой ящики фруктов, рыбу, мясо и овощи. Это были счастливые дни, когда малыши получали особое угощение.

Через какое-то время отец сказал, что доволен. Никто ни разу не жаловался на то, как я распределяю еду. Вскоре после этого отец признался, что выбрал меня своей правой рукой и будущим преемником.

Лицо отца побледнело, когда я ответил:

— Отец, я сделаю все, чтобы помочь матери, тетям, братьям и сестрам, но я не тот сын, которому ты сможешь передать дело своей жизни. Я стремлюсь к мирной жизни и не приемлю насилия.

Но даже после этих слов отец не желал отступиться от своих планов сделать меня своим преемником. Вскоре он повез меня с собой в район боевых действий, на линию фронта. Очевидно, отец надеялся, что, если я почувствую вкус сражения, его азарт, война станет для меня страстью, как стала для него, когда он боролся с русскими. Но его ждало жестокое разочарование.

Со временем я стал более дерзким, чем мог когда-то помыслить в самых смелых мечтах: я откровенно выступал против решений отца. Но эти непримиримые конфликты стали возникать позже.

Через несколько месяцев после нашего переезда в Кандагар я навещал мать, и тут ко мне прибежал один из братьев и сказал, что отец хочет меня видеть. Послушный приказу отца, я перекинул через плечо «Калашников», поправил висевшие на поясе гранаты и вышел.

Я думал, что отец хотел обсудить вопрос относительно запасов продовольствия или отдать какие-то распоряжения касательно семейных дел. Мне было всего шестнадцать, но уже тогда я взял на себя значительную часть ответственности за жен и детей.

Проходивший мимо солдат сказал, что отец находится в здании, которое использовал в качестве офиса. Там я и нашел его. Отец сидел, скрестив ноги, на полу вместе с группой бойцов. Я тихо подошел к нему, не говоря не слова, потому что так было заведено.

Отец бросил на меня взгляд, по которому было невозможно понять, рад ли он меня видеть, и сказал только одно:

— Сын, я сейчас уезжаю туда, где идут бои. Ты едешь со мной.

Я молча кивнул. Я не боялся, но чувствовал волнение. Прожив больше года в стране, где шла война, я испытывал любопытство, думая о фронте, ведь слышал столько рассказов о доблестных подвигах от вернувшихся с войны солдат. «Талибан» все еще продолжал бороться с «Северным альянсом», возглавляемым Ахмадом Шахом Масудом — гением военного дела и известным героем русско-афганской войны. После возвращения отца в Афганистан два бывших соратника и героя той войны стали противниками. После того как мулла Омар предложил свое покровительство отцу, отец обязался предоставить свои боевые силы в распоряжение муллы Омара. А мулла Омар и «Талибан» были смертельными врагами Масуда.

День прошел совсем буднично. Мужчины, отправлявшиеся в эту поездку, не распределили заранее машины и места. Отец выбрал первую попавшуюся машину и шофера. Я последовал за ним. За рулем был Сахр аль-Ядави (Салим Хамдан). Поездка была короткой, всего тридцать или сорок минут, но весьма неприятной из-за ухабов на дороге — как и все поездки по дорогам Афганистана. Не могу вспомнить ничего примечательного за время пути, разве что Сахр смешил меня веселыми историями, и я ненадолго забыл о своей обычной серьезности. Сахр был одним из тех людей, которые постоянно шутят и лучше других умеют наслаждаться жизнью. Трудно не расслабиться в его обществе.

Как только мы прибыли на передовую, каждому нашлось дело. Отец встречался с кем-то из командиров, удерживающих оборону. Мы с Сахром просто слонялись туда-сюда, и от скуки Сахр предложил пострелять по мишеням.

Он установил пустую консервную банку и начал стрелять. Мы обсудили его достижения, а потом он решил продолжить свою тренировку. Сахр выстрелил снова. И тут мы испытали настоящий шок. Звук от выстрела был таким громким, что мы на мгновение смутились. Что случилось? Мы никогда не слышали, чтобы «Калашников» производил такой сокрушительный шум. Пока мы рассматривали оружие Сахра и обсуждали странное происшествие, в воздухе неподалеку от нас взорвался снаряд. Только тогда мы осознали, что не «Калашников» был источником этого оглушительного шума.

Через несколько секунд началась массивная бомбардировка: снаряды градом сыпались с неба. Потом наступил короткий перерыв, и я услышал крик отца:

— Назад! Назад!

Мы с Сахром прилипли к земле. Я был так потрясен, что не мог пошевелиться, а Сахр проявлял чрезмерную осторожность, он прикидывал, как отступить, не нарвавшись на один из этих снарядов.

Мысли наши неслись галопом, и ни один из нас не понимал, как людям Масуда удалось подойти так близко. Мы ведь, слава Богу, находились позади линии фронта! Как же люди Масуда смогли пробраться между отрядами «Талибана» незамеченными?

Скорчившись перед лицом смерти, которая могла настичь меня в любое мгновение, я оглянулся и увидел, что отец с друзьями укрылся в бетонном здании. Все они беспомощно смотрели на сына Усамы бен Ладена, такого уязвимого для ударов врага. Снаряды свистели над головой, лицо осыпали пыль и мелкие камешки. Я был искренне убежден, что настала последняя минута моего земного существования. И величайшее сожаление в тот момент вызвала у меня мысль, что весть о моей смерти убьет мою мать. Как ни странно, я не чувствовал обычного страха. Вероятно, выброс адреналина вызвал обманчивое ощущение храбрости.

Я снова оглянулся на отца, может быть, в последний раз. Он стоял в проеме своего импровизированного убежища, рискуя жизнью, и жестами подзывал меня к себе. В конце концов я собрался с духом и бросился в укрытие. Потрясенный отец выглядел очень счастливым, когда я оказался в безопасности.

Мы не были готовы к масштабному сражению, так что пришлось отступать. Оправившись от шока, отец внезапно осознал, что на нас напали не люди Масуда. В нас стреляли талибы! Мы оказались жертвами своих союзников.

Никогда еще я не видел отца в такой ярости.

— Сахр, — распорядился он, — возьми машину и поезжай в объезд к их лагерю. Скажи, чтоб прекратили огонь, а то они нас всех тут перестреляют!

Слава Богу, Сахр добрался благополучно и сообщил командиру талибов, что тот обстреливает Усаму бен Ладена и едва не убил сына шейха. Командира чуть удар не хватил. Когда он услышал, как Сахр стреляет по мишеням, то решил, что началась неожиданная атака с тыла. Он подумал, что людям Масуда каким-то образом удалось обойти его дозоры.

Но это объяснение не удовлетворило отца. Я еще не видел его таким взбешенным. Он кричал, что в такой ситуации опытный командир посылает проверить территорию, которая считалась безопасной, прежде чем начинать бомбардировку.