Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты - Павлов Сергей Иванович. Страница 99
— Да, я старый осел, — проговорил Аганн, и на лице его рельефно, как никогда, обозначились скулы и желваки. — Деликатничал, это верно. А надо было выставить тебя отсюда в первый же день. Отправить обратно на том же люггере, на котором ты прилетел, черт бы побрал мою деликатность.
— Капитан, мне не нравится тон разговора.
— А я теперь сожалею, что не взял такой тон с самого начала и не вышвырнул тебя за борт вместе с твоим мандатом. Это избавило бы нас обоих от… — Аганн не сказал от чего, только поморщился. — Прежде чем принимать мандат от Морозова, надо было вызвать меня на связь и спросить совета. Я бы тебе посоветовал…
— Бывает, я сам решаю, как мне поступить.
— Извини, но есть полезное правило: обсуждать кандидатуры экспертов с капитанами. Я пока еще капитан.
— Никому и в голову не приходило, что моя кандидатура тебе окажется не по вкусу. Грешным делом, и я, принимая мандат, свято верил в твое дружелюбие.
— Существуют разные ситуации. Одно дело — наши контакты в отеле “Вега”, другое — на борту мертвого корабля в условиях Дальнего Внеземелья.
— Дружелюбие — это не ситуация. Это, я бы сказал, особая категория отношений в мире людей. — Андрей отхлебнул из бутылки. Добавил: — В нашем мире. — На капитана он не смотрел.
— Философствовать будешь у себя на “Байкале”, — сказал Аганн. — А здесь я в ответе за твою безопасность. Ясно?
— Не очень. Перед кем?
— Перед собственной совестью. Этого довольно?
— Интересно, как вела бы себя твоя совесть, если бы экспертом на “Анарде” был кто–либо другой?
Ответа на этот вопрос капитан, по–видимому, не имел. Впервые за время беседы его ресницы затрепетали.
— А принципиальнее “если бы” у тебя ко мне ничего нет?
— Принципиальнее уже просто некуда, — заметил Андрей. Спросил: — А почему твоя совесть молчала так долго?
— То есть?
— То есть десять лет помалкивала после Оберона.
Аганн пошевелил белесыми бровями. Угрюмо пробормотал:
— Угум… Тогда иной разговор.
— Нет, — сказал Андрей, — разговор тот же. Только в ином тоне.
Уже в душевой, поливая себя антисептиками, он предчувствовал, что сегодняшний разговор зайдет далеко. Кончилась игра в безмолвного космического детектива, ну ее к лешему. Не он затеял эту беседу, но коль скоро начало положено, он доведет ее до конца. Чего бы это ни стоило. Никаких эмоций сентиментального свойства он сейчас не испытывал. Было такое ощущение, будто ему предстоял логический поединок с совершенно чужим человеком. Или нечеловеком. Даже привычному облику Мефа Аганна он больше не доверял.
— Не понимаю, — сказал Аганн, — ты экспертируешь танкер или нравственность его капитана?
— Одно другого не исключает. Танкер — будущая орбитальная база, ты — ее потенциальный комендант.
— Ты парень настойчивый, умный… но неопытный.
— Смотря в чем.
— В делах прощупывания нервных узлов человеческого несчастья. Наверное, потому, что в жизни твоей все было гладко.
“Человеческого…” — подумал Андрей. Ответил:
— Мне простительно, я еще молод, все у меня впереди. — Он кивнул на изображение “Лемура”. — Ремонтник застал зеркальные кляксы?
— Ты их видел? — резко спросил Аганн.
Тон вопроса, лицо и глаза капитана Андрею в этот момент не понравились еще больше.
— Две из них финишировали на моей спине, — пояснил он, с тревогой вглядываясь в лицо обеспокоенного экзота. — Не будь я в жестком скафандре, мне сломало бы позвоночник.
— Позвоночник, — пробормотал Аганн. Тронул на ротопульте клавиш возврата: “Лемур” покачнулся и поплыл среди звезд к приемному бунку — скользнул вдоль борта, как привидение, пропал за овалом входной двери. — Удивительно, как ты вообще уцелел.
— Что это было?
— Это была дьявольщина.
— А точнее? Мне показалось, это была струя тяжелого, как ртуть, вещества.
— Зеленую вспышку видел?
— Вспышку? — Андрей вспомнил зеленый отблеск, мелькнувший сразу после удара. — Видел.
— Дьявольщина!.. — повторил Аганн с каким–то ожесточением. И внезапно спросил, останавливая на собеседнике очень внимательный взгляд. — Ты как себя чувствуешь?
Холодея от ужаса, Андрей попытался прислушаться к своему состоянию. С трудом удалось расслабить парализованные страхом мышцы.
Вроде бы ничего подозрительного… Никаких особенных ощущений… Понемногу это его успокоило.
— Чувствую себя нормально.
— Вполне? — усомнился Аганн.
— У меня все в порядке.
— И никаких непривычных для тебя ощущений?
— Решительно никаких. Все в норме.
— Странно. По меньшей мере загадочно…
— Даже для тебя? Аганн отвернулся.
— А что я должен был ощутить?
— Что? — рассеянно переспросил капитан, глядя в сторону двери координаторской. — А… Ну, прежде всего — неприятный такой… ядовито–железистый привкус на языке. Тем более что луч, как ты говоришь, угодил тебе прямо в спину.
— Так это был луч?.. Откуда?
— Не знаю. Гадать не берусь.
Андрей отпил из бутылки, задержал глоток. Обычный вкус березового сока. Ничего такого, что напоминало бы “ядовито–железистый” привкус… “На этот раз обошлось, — подумал Андрей, опорожняя бутылку до дна. — Пейте витаминизированный березовый сок — и вам не страшна никакая блестящая мерзость!”
Капитан, по–видимому, заметил перемену его настроения, предупредил:
— Не слишком себя обнадеживай. Самое занятное, вероятно, ждет тебя впереди.
— Впереди — это значит когда?
— Это значит — потом.
— Н-да, предсказатель из тебя… как из меня зоотехник.
— Тем не менее я рискнул предсказать твое будущее, — равнодушно возразил Аганн. — По линиям твоей спины… — Взгляд его был рассеян, глаза блуждали. Было ясно: Аганн катастрофически теряет интерес к разговору. Или уже потерял.
— А я раскусил твое настоящее в холодильнике. По отпечаткам твоих ладоней и голых ступней.
Подбросив в угасающий костер беседы это смолистое и сухое полено, Андрей был готов к обострению отношений. Капитан поднялся. Однако на эксперта он не смотрел: стоял, глядя в сторону двери координаторской рубки, и явно к чему–то прислушивался. Андрей невольно тоже прислушался, но ничего, кроме шелеста вентиляции, не уловил.
Быстро и молча обогнув ложемент с тыла, капитан бросился в координаторскую. Сбитый с толку Андрей почти инстинктивным движением рукоятки развернул спарку на четверть окружности влево, проводил его взглядом. Не задерживаясь в координаторской, Аганн через проделанный сегодня пролом нырнул в рубку связи, пропал из виду. Секунду спустя Андрей услышал оттуда неразборчивое бормотание голосов на фоне уже знакомого стрекота радиопомех. Громкий голос Аганна:
— Танкер “Анарда” радиоабонентам Сатурн–системы, прием!
“Внеочередной сеанс? — подумал Андрей с досадой. Взглянул на часы. — Вот некстати!”
— “Анарда” слушает вас! Прием, прием!
Бормотание, стрекот… Автоматы системы радиофильтров по дееспособности нисколько не выделялись среди остальной автоматики танкера. Логический блок автосистемы РФ так долго вырабатывал программу устранения помех, что Андрей десять раз успел пожалеть будущих орбит–связистов этой развалины. Стрекот наконец угас. Но о чем бормотали радиоголоса — уловить на таком расстоянии все равно невозможно.
— Алло, шкип! — крикнул Аганн. — Включи–ка тонфоны* там, у себя.
Андрей покосился на отлетевшее к пилот–ложементам надувное кресло Аганна, вернул спарку в исходное положение, тронул кнопку кольцевой связи.
“…Минус две тысячных”, — внятно сказал женский голос.
“Диона, это опять я — Энцелад, — нежно проблеял чей–то лирический тенор. — Повторите свой результат”.
“Энцелад, не мешайте! Я говорю не с вами, я говорю с орбитальным Титаном. Максим Петрович, зачем он мешает!”
“Затем! — возмутился лирический тенор. — У нас результаты не совпадают! Ваше альбедо Пятна — это сверкающая белизна, почти метановый снег, а наше — на сорок процентов ниже!”
“Ну погодите вы, ну не все сразу, — страдальчески проговорил молодой баритон (очевидно — Титан–орбитальный). — Мы вот уже десять минут мусолим элементарные характеристики Пятна и делаем из этого проблему. Кира, вы по какой таблице берете?”