Таганский дневник. Книга 2 - Золотухин Валерий Сергеевич. Страница 104

Решил я сегодня поголодать, и не удалось. Съел сейчас в буфете маринованный помидор, картошку… домой не поехал, хочу посмотреть Лену Кореневу в спектакле «Лу». Начались репетиции «Живаго», спевки, многие артисты не пришли. А на спектакль зовем дивизию им. Дзержинского… Дожили — не можем билеты распространить.

В театре разлад, разброд. Если я не хочу ничего делать, если я себя не могу заставить репетировать с другим режиссером, попробовать новые моря, новые суши, — что говорить о других?! Что-то решается сегодня в арбитражном у Яковлева.

Суббота

И хватит так подолгу спать!!! Ведь надо же писать на Нобелевскую премию, ведь слово сказано уже! 2011 год заявлен.

Среда, мой день по гороскопу

Артист должен репетировать. А кто сказал, что он должен репетировать? Любимов. Не репетируют только бездельники и бездари. Умерла Р. Нифонтова. «Помни о смерти».

Суббота. Адлер

Да. Довольно все просто. Худо-бедно, но тридцать лет с небольшим перерывом (но и в этот перерыв появился тут же тоже мощный поводырь — Эфрос) нас вел поводырь, и жизнь твоя личная была в фарватере главного дела — жизни театра. Так ли сяк ли — все твои дела, семья, бабы, дети, съемки, концерты, писания — все было подчинено замыслам, действиям поводыря. Мы были за его спиной, мы привыкли, что кто-то думает, решает и в конечном счете отвечает за нас. Теперь мы остались одни, надо думать, действовать самим, а мы не привыкли и, главное, за нас никто не отвечает, и нам не с кого спросить. И есть группа артистов, с которыми Любимов отказался работать, а каждый из них чувствовал, что он останется один на обочине, в стороне от главной жизни (а жизнь — это театр, другой-то жизни ни у кого не было). Это и толкнуло их от страха и отчаяния искать выход, и они нашли его в бунте и в мнимом лидере Губенко. Их понять можно. Надо было только создавать дело — театр, а не кромсать помещение. Сейчас мы остались без поводыря. «Медея» даст какие-то доллары, если все пройдет благополучно, но дальше… И, наверное, думать надо сейчас. Не дожидаясь марта. Но, может быть, Зингерман прав — «не суетитесь, играйте, берегите то, что есть — все случится само собой». Что он имеет в виду и, может быть, не высказывает — физическое исчезновение Мастера?! Но это чепуха. А что тогда?!

Четверг

По тому, какие человек задает вопросы, можно судить о его уме.

Суббота

Какого огромного внутреннего благородства был исполнен-наполнен спектакль «Товарищ, верь!», как он много воспитал в нас, много действовал на нас — только теперь это понятно. Почему же в таком случае он не подействовал на Шацкую и др.? Или подействовал, и понятия «честь», «свобода», «долг», «достоинство» приобрели уродливый, гипертрофированный вид?! Или как?!

Пятница

Надо бы записать мой вчерашний долгий разговор с Любимовым. Хотя разговором назвать это нельзя — гневный, матерный монолог.

— У вас сознание — «все равно мы ему нужны». Не нужны!!

— Взять и выручить, а не ахать, не охать, не «ой, какой ужас!» (про «Тень»).

— Дама приехала… Три дамы в одной — Марлен Дитрих, Грета Гарбо и Комиссаржевская.

— С апреля не играет, пусть уходит… Она и не хотела на «Таганку», хотела в Вахтанговский — Рубен не принял… А она потихоньку создает свой театр… «Ю. П., вы у нас что-нибудь поставите?.. Мы найдем 20 тысяч, сейчас можно найти спонсоров». Нет, Алла, не поставлю… Они со своим недоделанным Гурьяновым 30 миллионов неустойки с «Таганки» хотят взять. Как не стыдно?

— А Сережа поедет (осветитель). Вы его не знаете?.. Да я с ним «Живаго» выпускал… я знаю больше, чем вы думаете…

— Ты работаешь, я знаю… Но есть театральный устав какой-никакой… Что это такое! Беляев не хочет с Шаповаловым играть… Найдется артист, который будет прилично играть Шуйского, Желдин плохо играет… будешь играть «Годунова», Шаповалов только раз будет… Вы не можете поговорить с Бугаевым, чтоб у него челюсть отвисла, сказать Коробченко: «Вы поставили театр на грань уничтожения…» Только не со Смеховым, который занимается самоутверждением и саморекламой… Вы можете прийти и сесть в приемной у Лужкова… Он не может вас не принять — пусть вызывает полицию… и чтоб выполнились его собственные решения. Иначе мы объявляем голодовку..

— Кстати, что там с Чечней? Не знаешь?

— Этот Граббе — ходячая пунктуальность… меньше говорить надо, пусть играет лучше. И эта дама. Выше вас, выше театра себя поставила… А кто ее сделал? Как я выбивал в «Электре» из нее этот манеризм, и играла она более-менее, пока следил за ней. Ездит, вещает по миру — дива, бл… Ну и пусть катится на х… после этого, она думает — я с ней репетировать буду… Соберитесь и заявите: «Для нас он — глава, как он скажет, так и будет, так мы и сделаем». На старости лет от вас мордобой получать…

Реплики написаны вразброс. Но текстологически — точные тезисы его матерщинного и потому для меня радостного все равно монолога.

Я перечитываю свой «роман» в дневниках и внутренне рыдаю, переживаю в который раз пережитое.

Суббота. Вечер

Я нянчил внучку. Красота. Маленький человечек, но уже женщина. Или уж мне мерещится?

1995

Понедельник

Целый день провел в театре. Говорил с Любимовым.

— Вы все на меня сваливаете.

— А на кого нам сваливать, Ю. П., конечно, на вас.

Вторник. Театр

Хейфец, видно, польщен разговором, предложением работать с «Таганкой». Но, естественно, он полон сомнений. И в вопросе дележа театра… не дележа, собственно, а скандала, у него своя позиция. Она касается отношения Любимова к своему театру: «Это не в русской традиции руководить театром из-за океана по телефону…»

И если Хейфец оговорил вопрос возможного привода с собой своих двух-трех учеников, которым надо помочь, значит, он внутри себя рассматривает наше шестое предложение (МХАТ, Малый и пр.) всерьез.

Четверг. Театр

Говорил с Матреной. Что-то тяжело. Плохо слышит, разговора никакого. Видела меня по ТВ: «Хорошо». Ну, и то хорошо.

Суббота. За рабочим столом

А Солженицын между тем живет в России, Любимов — в Израиле, Максимов — в Париже, а Солженицын — в России, и все тут.

Понедельник. Петербург

Любимов. Мой фильм о нем. Какие вопросы ему задать, что выудить из него, какие новые признания? Радов предлагает, опять же с моей подачи, сделать непременно портрет Любимова, но не в форме традиционного интервью и всех знакомых рассуждений и идей. А мой взгляд, актерский, человеческий, бытовой. Как это организовать? Что написать к моменту съемок? Какие вопросы заготовить? Каких людей спросить? «Этот разный Любимов». Ну, это уже было. Подобный подход. Разный — это понятно. А вот мой — это дороже («Мой Пушкин»), Отсюда и танцуй — мой Любимов. За что ты любишь Любимова?

1. «Ты, русский артист, пляшешь под еврейский оркестр на православных могилах». От себя ли это он говорил или цитировал кого-то из друзей театра?

2. «Не приди на спектакль один раз — тебя выгонят, а я тебя возьму».

3. Понять, осмыслить Любимова — зачем мне это надо, пусть это делают другие. Они это сделают лучше. У них будет на то время. Одиночество Любимова. Любовь Любимова. Страсть Любимова. Дети Любимова. Жены Любимова.

Но не мне ведь этим заниматься?! А почему? Без клюковки нельзя.

4. Без Боровского не обойтись. Триумф Боровского — это триумф Любимова. Кажется, жюри в лице Вознесенского пришло к выводу, что оно оплошало, и в этой ситуации как нельзя кстати надо было Любимову дать триумф. Ведь за все время существования «Таганки» Любимов не получил ни одной престижной отечественной премии. Это что же такое делается, господа хорошие?