Таганский дневник. Книга 2 - Золотухин Валерий Сергеевич. Страница 105

Четверг

Он (Любимов) делал мне вчера замечания, а я думал про себя: «Господи! Какое это счастье, что он в таком уме, в такой форме и что он опять с нами. Да пусть ругается! Ни одно замечание, ни одна ругань не впустую — все по делу, все с огромной для артиста, для спектакля пользой». Присутствие Любимова на гастролях сделало гастроли событием, а не просто прокатом спектаклей. И то, что Собчак представлял нас и выжал из Любимова скупую мужскую слезу, а после спектакля сам вынес корзину цветов, — все это будет иметь для биографии и жизни театра колоссальную роль, значение и последствия. И вот уже выяснилось вчера, что в Москву он приедет не 15 марта, а 15 февраля. И требует к этому времени подготовить для показа все заготовки, все работы начатые. Вот она — перспектива.

— Я с теми властями не ладил, а с этими вообще не хочу иметь дело.

Шаповалов:

— Значит, в интересах артели — уговорить вас?

Любимов:

— Это вы и делаете косвенно. Но для этого надо хотя бы приходить вовремя. А вы «Подростка» на всем готовом не можете сыграть. А вы «Пир во время чумы» умудрились сыграть хуже, чем шведы… Вы думаете, что у меня это проходит бесследно?! Потому что вы забегали в театр… Вы высосали все из фирмы. Вы думаете, вы — «Таганка»? Вы давно не «Таганка». Артист должен сердцем понимать. Трагедия глубже. Вы довольны уровнем.

«Деньги его не интересуют, потому что у него их много».

Вторник

«Борис» явно и везде принимается намного лучше, чем «Живаго». Михайловский замок С каким-то странным чувством страха объезжаю его я всякий раз после спектакля ночью. Где-то там, в глубине его, в темноте его, меня убили, когда я был Павлом I.

Суббота

Бедная Нинка. Ей не позавидуешь. Муж в больнице — и он ей дороже, прости Господи! Мать при смерти, но тут уж помочь никак нельзя… Что-то тут неправильно, но не нам судить.

Понедельник. Театр, вечер

Сегодня премьера «Чонкина» в Доме Кино. Мы собирались, но…

Любимов не подписывает контракт.

— Только на «Медею». Делайте, что хотите. Надоели. Ваш вопрос рассматривается в правительстве Москвы. Пусть они решают, что с вами делать.

Вторник

Почему-то радуюсь, что много снимают Смехова. Вот, говорят, была замечательная его беседа с Листьевым. В театре за ним хвост телевизионных камер, людей. Снимают его везде: и на сцене, и в кабинете Любимова, и среди зрителей.

В Донском монастыре замаливал я свое сонное наваждение. Ставил свечку во здравие Филатова. И плакал.

Среда, мой день

Сегодня ночью прилетает шеф.

Четверг

Приехал, и поднимается. Хочу, чтоб он меня застал на этом месте, месте домового.

Сейчас он довольно миролюбиво делает замечание по первому акту «Тартюфа».

Пятница

Сегодня на «Таганке» первая репетиция «Медеи» с Мастером.

— Я думаю, мне дан последний шанс работать с русскими… со своим театром бывшим. Приехал в бывший Театр на Таганке. Властей нет, они занимаются подводной охотой друг на друга. Они все время врут. Я с ними разговаривать не буду, не о чем. Они могут второй раз меня выслать.

— Я и делаю это, чтоб вас подкормить. Но я стараюсь сделать приличный спектакль. А следствие, чтоб вас пригласили снова в поездку.

— Я хочу все, что я имею в профессии, вам отдать. А не то, что я хочу вас обидеть.

— И цензура есть интрига.

— Господа разных национальностей знают и слышат одно слово — «водка».

Понедельник. Театр

Надо найти выход и подход к калмыкам. Быть может, Илюмжинов станет спонсором, нашему театру благодетелем. Может быть, он подарит коня не только Паваротти, но и Любимову.

Вторник

После «Поисков жанра» получил я письмо в стихах от эмигранта в Америку, вот два четверостишия:

Пятница

Антипов:

— Имеет значение, в кого мы играем, где, когда?

Любимов:

— Имеет. Потому что в Америке мать сдает ребенка учительнице за руку, крадут детей… и так же учительница сдает матери… Смотрите эти хроники страшные, раненые, их глаза, беженцы из Дубровника… Пир во время Чечни — вы помните, кто там был?.. Заповедник, историческое место, превращенное в развалины… А у нас Руцкой кричал: «Ребята, взлетайте, бомбите Кремль!» Я ответил тебе на твой вопрос?

— Ну, в общем, да.

Вот какое обстоятельство. Любимов вчера призывал высказаться откровенно — как каждый думает и чувствует. Так вот, я не очень верю в «Медею» и поэтому тихо рад, что я не Ясон. В связи с этим у меня нет ответственности за происходящее и будущее спектакля, да простит меня Бог. Для меня это возможность скоротать время, что-то успеть написать, и, главное, заработать, обеспечить себе валютный запас.

— Театр гибнет от эгоизма артистов. И тут вы не сможете меня переубедить. Это дело артельное, и я открыт к вам, как вы должны быть открыты ко мне. Мы уже находимся в цейтноте.

— Россия, как раскоряка, — между Западом и Востоком… и все пытается всеми руководить. Россия должна сужаться, а не захватывать.

— Греки жалуются, что у них ничего нет, кроме моря, фруктов и женщин.

— Мы живем две жизни — до обеда и после.

— Явлинский — кто мама, папа, какова вера? Отец русский, мама еврейка.

— Начали все евреи и евреям исправлять.

— «В России еврей-президент — нонсенс». А цари-немцы — не нонсенс?

— Эстетика должна быть смелая.

— У советских людей всегда найдется оправдание всякой мерзости.

— Мне позволили надеть перстень Пушкина. Он мне на фалангу мизинца только подошел. Я сразу представил, какая рука была маленькая у Александра Сергеевича… тонкая и женская, поэтому он и тренировал ее с палкой.

Если Лермонтов родился в 1814-м, а я в 1941-м, то умру я в 2014-м, то есть 73 лет. Значит, 20, даже 19 лет жить мне осталось. Хватит.

Четверг

Убит Листьев. Все акционирование Останкино, рекламные структуры… Так и не пришлось мне с ним встретиться в кадре. Его все любили. Это была наша «звезда № 1». Господи!

«Послание одного сердца к другому» — так можно охарактеризовать нашу с Ленькой переписку. «Ужасный век, ужасные сердца…»

Почему-то нет звонка, а я жду, жду…

Антипов:

— Отменяется?

Любимов:

— Чтобы отменилось у меня?! Для этого надо меня убить.

Здесь многое, если не все. Отменить ему что-нибудь почти невозможно — премьеру, спектакль, жизнь…