Мой «Современник» - Иванова Людмила Ивановна. Страница 2

Ефремов очень много знал о нашей профессии. В школьные годы он дружил с Сашей Калужским, отец которого был актером и заведующим труппой МХАТа. Саша и привел Ефремова в Школу-студию МХАТ в 1945 году.

Олег Николаевич всерьез изучал систему Станиславского, был последователем Михаила Чехова, очень много читал. Ночами он подолгу сидел под зеленой лампой, считая, что должен читать не менее четырехсот страниц в день.

В то время МХАТ был ведущим театром страны, и хотя в пятидесятые годы в репертуар проникали конъюнктурные пьесы, все еще шли «Три сестры», которые когда-то поставил Немирович-Данченко, «Дядя Ваня», «Лес», «Анна Каренина» – мощные театральные постановки. Играли великие артисты – Хмелев, Москвин, Массальский, Кторов, Ливанов, Топорков, Тарасова, Степанова, Андровская, Еланская. Школьницей я посмотрела все спектакли МХАТа – «Воскресение», «Последнюю жертву» с Тарасовой и Чебаном, «Платона Кречета» с Болдуманом. Это была жизнь человеческого духа.

Те, кто, видел дипломный спектакль Ефремова «Без вины виноватые», утверждают, что он играл Незнамова бесподобно, что это было событие. Ефремова не оставили во МХАТе, и он попал в Центральный детский театр, где прославился в роли Ивана-дурака в «Коньке-Горбунке» и где начал заниматься режиссурой.

Ефремов знал жизнь страны не понаслышке – после окончания Школы-студии он вместе с артистом Центрального детского театра Геннадием Печниковым решил пройти по России. Ехали они как туристы: можно было плыть на пароходе только туристической группой, но не менее трех человек. Записались Печников, Ефремов и еще один актер ЦДТ, Щукин – для проформы, но поехали только Печников и Ефремов.

В Ярославле они сели на пароход. Плыли по Волге, сходили на пристанях, шли в ближайший колхоз, договаривались с председателем и давали концерт. Подготовили они рассказы Чехова «На чужбине», «Жених и папенька» и другие. В начале концерта Печников рассказывал зрителям о том, как он снимался в фильме киностудии им. Довженко «Мичурин». Вместе с Бондарчуком они играли ходоков. Роль небольшая, но зато люди видели живого артиста, снимавшегося в кино! Их кормили, давали ночлег, иногда платили небольшие деньги – как раз на билеты на следующий пароход.

Зато они видели жизнь народа: как трудно живут люди на селе, как отбирают паспорта у колхозников, а за тяжелый труд им платят копейки.

Я думаю, что героем надо родиться. Человек от рождения должен быть запрограммирован на подвиг – я убеждена в этом. Подвиг можно совершить где угодно: и на поле брани, и в обычной жизни. И мне кажется, что Ефремов мог бы быть вождем абсолютно в любой области. Но он стал вождем в театре.

Работать с ним было нелегко: сам он обладал колоссальной энергией, работал двадцать четыре часа в сутки, и, кроме театра, для него ничего не существовало. Никто даже заикнуться не смел при нем о своих проблемах – о семье, о детях. У него даже лицо становилось несчастным: «Я вам о вечном, а вы…». И нам становилось стыдно.

Он проявил в нас, в артистах «первой волны» «Современника» лучшие человеческие качества. Через два-три года организовалась блистательная труппа – и поэтому зрители так полюбили наш театр.

Любимыми героями Ефремова были Дон Кихот и Сирано де Бержерак. Олег Николаевич воспитывал наше мировоззрение: карьера, материальное благополучие – об этом не могло быть речи. Ефремов был позитивным созидателем по натуре. Вспомним его спектакли, все они – жизнеутверждающие, гимн человеку, который способен преодолеть любые трудности, а главное – победить и себя.

Папа Веня

Ректором Школы-студии МХАТ был Вениамин Захарович Радомысленский, очень мудрый человек. Он постоянно присутствовал в студии, и поскольку количество студентов – чуть больше ста, все про всех знал, следил за ростом своих подопечных, был хорошим организатором.

Папа Веня вникал в нашу жизнь, помогал нам. К нему всегда можно было обратиться за поддержкой. Когда я училась на первом курсе у меня умер отец, а мама попала в больницу. Вениамин Захарович поехал со мной к главному врачу больницы и попросил его позаботиться о маме, потому что у меня больше никого не было, а училась я хорошо.

Он был строгим, нетерпимым к лодырям, к нерадивым ученикам, зато талантливых нянчил, пестовал, заботился о них. Он сразу понял, что Ефремов – незаурядная личность, надеялся, что Олег останется во МХАТе. Этого не случилось. Но когда Ефремов задумал создать свой театр, Радомысленский помогал ему, предоставлял помещения для репетиций, и первый спектакль Студии молодых актеров (которая и стала впоследствии театром «Современник») состоялся на учебной сцене Школы-студии МХАТ в ночное время, потому что днем там шли занятия.

Радомысленский приглашал зрителей, которые могли бы помочь в создании нового театра, связывался с руководством МХАТа. Безусловно, Радомысленский является одним из основателей театра «Современник». Однажды он позвал меня посмотреть новый спектакль Студии молодых актеров «Вечно живые», ночью, на студийной сцене, сказав, что Ефремов – человек будущего, артист необыкновенной индивидуальности. Вот-вот выйдет фильм с его участием, «Первый эшелон», и все узнают, что родился новый великий актер.

Я пошла на спектакль – и навсегда полюбила этот театр, этот коллектив, режиссера, абсолютно приняв его идеи, его отношение к миру и к искусству. Поэтому я считаю себя счастливым человеком.

Любовь

С детства я всегда была влюблена. Влюблялась в героев книг, а позже и в героев спектаклей.

Однажды меня повели в детский театр на спектакль «Белеет парус одинокий». Гаврика играла тетенька, еще там была девочка в розовом платьице, ее тоже играла большая тетенька. Обмануть меня им не удалось. В детский театр после этого я не ходила. До той поры, пока там не появился замечательный спектакль «Друг мой, Колька», поставленный Анатолием Эфросом.

Но я влюблялась не только в героев книжек и спектаклей – я была влюблена в наш сад на даче, и в кусты сирени, где прятались мои качели, в ландыши – их моя бабушка принесла из леса и посадила в тени, и в пионы, которые расцветали в мой день рождения, в июне. Когда мы уехали в эвакуацию в город Миасс, я влюбилась в Уральские горы, в лес и могла одна, в восемь лет, бесконечно бродить по берегу горной реки, подниматься по тропинке на высокую гору и сидеть на вершине, обдуваемая ветром, и думать. И мне было не скучно.

А уже в школьные годы, конечно, я влюблялась в учителей. Долго была влюблена в учителя математики – впрочем, как и все девчонки в классе. И в театр, который стал моей радостью, моим счастьем. Наша школа находилась недалеко от Театра Красной Армии, и я смотрела там все спектакли. В «Давным-давно» мне казалось, что я Шура Азарова и это я убегаю из дома на войну. Любовь Ивановна Добржанская великолепно играла – мы, зрители, плакали, смеялись. Конечно, я была влюблена в Ржевского, которого играл Даниил Сагал. А «Учитель танцев»! В Альдемаро был влюблен весь зал.

Спасибо моей маме – она была настоящей театралкой и показала мне все театры, всех знаменитых актрис и актеров. Во МХАТе я видела Тарасову, Еланскую, Степанову, Андровскую. В театре Вахтангова – Мансурову, в Ленкоме – Серову, в Малом – Пашенную, Зеркалову. И все они играли про любовь!

Я и в Большом театре слушала все оперы. Музыка тоже помогала мне жить. Я училась в музыкальной школе им. Шапорина на Самотёке. Я уже не помню, как звали учителя по музыкальной литературе, но мы называли его Сыроежкой. Он был такой невзрачный, худенький, с рыжеватыми волосами, но именно он открыл нам прекрасный мир музыки, играл и пел нам оперы, сонаты, симфонии. Однажды в мае он сыграл нам на рояле соль-минорную симфонию Моцарта. Эта божественная музыка произвела на меня такое впечатление, так взволновала меня! Я вышла на улицу, напевая. Только что прошла гроза, Неглинка «вышла из берегов» – видно, где-то прорвало трубу. Вся Трубная площадь и Самотёка были затоплены, люди шли по колено в воде. И я пошла. Вода была довольно холодная, но я шла совершенно счастливая и думала: «Пусть я даже простужусь, заболею и умру – я уже слышала соль-минорную симфонию Моцарта!»