Собрание сочинений. Т. 5. Странствующий подмастерье. Маркиз де Вильмер - Санд Жорж. Страница 32

Высказав все это, Пьер по-братски поцеловал Савиньену, а затем подошел к кроватке, где спали дети, чтобы поцеловать и их.

— Благословите их, мастер Пьер, — прошептала Савиньена и, опустившись на колени рядом с кроваткой, приподняла полог. — Вы сущий ангел, и благословение ваше принесет им счастье.

ГЛАВА XV

Пьер передал другу весь свой разговор с Савиньеной, и тот, воспрянув духом, сразу почувствовал себя здоровым и заявил, что завтра же отправляется в Вильпрё, где намерен оставаться не менее года. Он твердо решил запастись терпением и мужественно добиваться своего счастья. Таким образом, Пьеру, занятому хлопотами по делу арестованных товарищей, пришлось на следующий день еще срочно заниматься поисками второго подмастерья, который мог бы сопровождать Амори, а по приезде на место помогать ему там в работе. Никаких особых талантов, впрочем, от этого второго подмастерья не требовалось, — в этом отношении Амори стоил двоих. Нужен был простой, расторопный, добросовестный работник, способный строгать, пилить и обтесывать доски. Старейшина рекомендовал Пьеру отличного парня, родом беррийца, правда довольно неказистого на вид, несмотря на прозвище Сердцеед, данное ему, вероятно, в насмешку, но по отзывам товарищей предоброго малого и превосходного работника. Пьер быстро договорился с этим добрым малым, рассказал, что от него требуется, и тот, собрав свои пожитки (что было не столь уж долгим делом, ибо их было не много) и получив у вербовщика расписку в том, что он никому в городе не должен, так же как никто не должен ему, готов был отправиться немедленно. В тот день Пьер предпринял новые шаги для облегчения участи арестованных и сумел добиться некоторых обещаний. Все, таким образом, понемногу улаживалось, и когда вечером они с беррийцем вышли из города по направлению к «Колыбели мудрости», на сердце у Пьера было легче, чем все эти последние дни. Разговаривая со своим спутником, он, между прочим, предупредил его о неприязненном отношении своего отца к компаньонажу и посоветовал вести себя так, чтобы старый мастер не догадался о его причастности к союзу. Может быть, Сердцеед и в самом деле был превосходным работником, но дипломатом оказался никудышным. Впрочем, простодушный малый искренно считал себя отъявленным хитрецом и уверял Пьера, что сумеет выйти из любого щекотливого положения. Пьер совсем не знал его и не очень верил его словам. Однако берриец продолжал уверять его, что уладит все на славу, и Пьер, глядя на него, подумал: «Что ж, может, и в самом деле не такой он тупой, как кажется, несмотря на эту глупую рожу и эти тусклые гляделки; право же, они точь-в-точь как те нарисованные окна, что приходится иногда делать в домах, где нельзя прорубить настоящих…»

Было уже совсем темно, когда они подошли к дому Швейцарца. Дверь оказалась на запоре, и открыли ее лишь после того, как Пьер назвал себя.

— Что за предосторожности? — шепотом спросил Пьер, обнимая открывшего ему хозяина. — Уж не напала ли полиция на след Коринфца?

— Нет, пока что бог миловал, — отвечал тот, — но он сейчас не на чердаке, а внизу, разговаривает с нашим путешественником, так что приходится быть начеку. Тут ведь харчевня, всегда может зайти кто-нибудь посторонний.

— С каким путешественником? — удивленно спросил Пьер.

— Уж ты-то, я думаю, знаешь с каким, раз пришел к нему на свидание. Он уже здесь вместе с другими — тебя ждут.

Ничего не понимая, Пьер вошел в комнату и, к своему великому изумлению, увидел за столом того самого таинственного незнакомца, который три дня назад заговорил с ним на берегу Луары. Тут же сидел Романе Надежный Друг, рядом с ним старик слесарь, один из четырех старейших членов Союза долга и свободы, и молодой адвокат, которого Пьер Гюгенен знал еще во времена первого своего пребывания в Блуа. При виде Пьера адвокат встал, радостно устремился к нему навстречу и, взяв за руку, подвел к столу.

— Как же это так, мастер Гюгенен? — укоризненно сказал он. — Уже восемь дней вы обретаетесь в наших краях и не нашли даже времени навестить меня! Почему же вы не пришли ко мне? Я мог бы взять на себя защиту ваших товарищей в этом судебном деле. Вы, видно, совсем забыли, что мы были с вами друзьями два года тому назад.

Такая радушная встреча и слово «друзья» в устах этого человека несколько удивили Пьера Гюгенена. Он помнил, правда, что ему пришлось как-то работать у молодого адвоката и тот отнесся к нему хорошо, был с ним всегда приветлив, однако он не припоминал, чтобы тот когда-нибудь держался с ним так запросто, как сейчас. Поэтому ему трудно было отвечать на его любезное обращение с той готовностью, какой тот, очевидно, от него ожидал, и он невольно обратил недоверчивый взгляд на незнакомца; тот между тем уже поднялся ему навстречу и протянул руку, которую Пьер не сразу решился пожать.

— Надеюсь, уж теперь-то вы ни в чем меня не подозреваете? — с улыбкой произнес незнакомец. — Надо полагать, за эти дни вам удалось навести обо мне справки, да и общество, в котором вы меня здесь застали, вероятно, окончательно рассеяло ваши сомнения. Садитесь вместе с нами за стол и попробуйте-ка вот этого винца. Я в качестве коммивояжера берусь впредь доставлять это вино дорогому нашему хозяину, и оно, без всякого сомнения, принесет ему больше дохода, чем то, которым он потчевал своих гостей до сих пор.

В ответ на эти слова Швейцарец понимающе улыбнулся и подмигнул незнакомцу. Берриец, у которого была премилая привычка всякий раз, когда при нем кто-нибудь улыбался, тоже весело ухмыляться, тут же попытался повторить улыбку и подмигивание Швейцарца и скорчил предобро душную гримасу в тот самый момент, когда глаза незнакомца вопросительно остановились на его, надо сознаться, не слишком привлекательной, хоть и как нельзя более благожелательной физиономии. Мнимый коммивояжер принял эту гримасу за выражение единомыслия и, решив, что парень в курсе дела и с ним легко столковаться, протянул ему руку так же приветливо, как и Пьеру. Берриец, ничего не подозревая, с готовностью крепко стиснул эту покровительственно протянутую ему руку.

— Вот это я понимаю, — сказал он, — сразу видать, люди не гордые, даром что буржуа.

— Очень рад, милейший, — сказал незнакомец, — что вы согласились прийти отужинать с нами. Вы оказываете нам этим большую честь.

— Напротив, помилуйте, это честь для меня! — отвечал берриец, расплываясь в довольной улыбке.

И он без дальнейших церемоний уселся рядом с незнакомцем, который принялся угощать его.

Пьер сразу понял, что происходит какое-то недоразумение, и тут же, долго не раздумывая, решил воспользоваться случаем и разобраться, что это за человек. Он все еще немного подозревал, что это шпион, один из тех подстрекателей, которые тогда мерещились людям повсюду и которых и в самом деле было немало в те времена. Стояло лето 1823 года. Несмотря на ряд провалившихся заговоров и жестокие кары, постигшие их участников, деятельность тайных обществ не ослабевала. Правда, в самой Франции сторонники свержения Бурбонов вели себя, пожалуй, уже не столь дерзостно, как в предыдущие годы, но на границе Испании, где сохранилась еще некоторая вера в успех, они продолжали действовать. Фердинанд Седьмой [51] находился в руках либералов, и еще свежа была память о бунте, поднятом в рядах французской армии герцога Ангулемского [52]. Однако тайная деятельность карбонариев то здесь, то там становилась явной, и агенты правительства повсюду нападали на след их организаций. Пьер, таким образом, имел некоторые основания относиться с недоверием к этому человеку, столь явно ищущему его расположения. И ему стало весьма не по себе, когда он заметил, что Коринфец, старейшина и слесарь готовы, по всей видимости, вступить с ним в какие-то переговоры. Решив при первой же возможности предостеречь их, чтобы не дать им попасться в, быть может, расставленную для них ловушку, он не стал высказывать своих подозрений, а внимательно принялся наблюдать за незнакомцем, с которым второй раз сводила его судьба.