Князь Кий - Малик Владимир Кириллович. Страница 91

- Скажет! - злобно зарычал Путша, решительно приближаясь к Богдану. - Скажет, как я ему пятки на огне припеку! Ну-ка, Светозар, давай его разуем. Сапоги добрые, портить жалко…

Богдан с замершим сердцем смотрел на подошедшего Путшу. Эх, были бы у него руки свободны! Но он и так будет сопротивляться, сколько сможет…

И вдруг он услышал глуховатый звук. Путша дёрнулся, взмахнув руками, и начал оседать на землю. Из темноты, перешагнув через Путшу, выступил Мечник. Из-за его спины выглядывала Злата, воинственно выставившая вперёд меч.

- Я всё слышал, что они, тати, надумали, - сказал старый воин, тяжело переводя дыхание, видно, ему пришлось торопиться, чтобы поспеть на выручку молодому сотнику. - Дай-ка руки твои освобожу. - Подойдя к Богдану, он не спускал глаз с замершего в страхе Светозара. - А тебе, пёс боярский, ходу отсюдова нету. Сам свою долю выбрал. Так хоть напоследок покажи себя русским воем!

Светозар понял, чего от него хотят. С давних пор повелось на Руси - воин, опозоривший себя перед дружиной, получал единственную и после днюю льготу: не сложить голову под топором палача, а лишить себя жизни своими руками, бросившись на собственный меч. Светозар вынул меч из ножен, в ужасе посмотрел на него и со стоном опустил оружие.

- Не можешь? И этого ты не можешь? - Мечник презрительно оглядел труса.

Тяжёлый харалужный клинок со свистом взлетел в его руке и обрушился на шею Светозара, не защищённую кольчугой. Брызнула кровь на костёр, будто грозная жертва воинственному и строгому Перуну, и Светозар, ненадолго пережив своего сообщника, рухнул под ноги старому воину.

Только теперь Злата кинулась к Богдану.

- Живой? Невредимый? - в голосе её слышалась неприкрытая тревога. - Я ж хотела… хотел пойти с тобою, просился…

- Спасибо, други, - растроганно сказал Богдан. - Выручили… Кабы не вы.

- Это ей… - начал Мечник и осёкся. - Ему, Злату, спасибо скажи, что меня повёл за тобою!

Он бросил быстрый взгляд на девушку и спрятал в усах хитрую усмешку.

- Спасибо, спасибо! - повторял Богдан. Он был рад, что избавился от страшной опасности, и смущён тем, что дал захватить себя врасплох двум наёмникам воеводы Борислава.

Мечник не задавал Богдану никаких вопросов. Подойдя к пещере, он успел услышать слава Путши и догадался, в чем дело. Но что ему до того, кем был прежде Богдан и как попал в княжескую дружину? Он сам когда-то был простым холопом, но давно уже забыл своё настоящее имя. Здесь, среди воинов, он хотя и глядел каждый день в глаза смерти, чувствовал себя человеком, а не рабом, даже выбился в десятники.

Подойдя к костру, Мечник оттащил в сторону несгоревшие сучья, затоптал жар.

- Так-то будет лучше, чтоб никто на огонь не сунулся.

- А этих куда? - спросил Богдан.

- Пусть тут остаются, - махнул рукою Мечник. - Слыхал я, завтра дальше выступаем. О том, что случилось, никто не узнает.

Святослав приказал продолжать поход.

Отдохнувшие люди собрались быстрее обычного. Застоявшиеся кони весело ржали, нетерпеливо перебирали ногами, пока их седлали. Покидая вытоптанную лесную поляну, шалаши, землянки, конные и пешие сотни спускались в долину, на весёлый солнечный простор.

Далеко вперёд ушли дозоры с проводниками-ясами, за ними со своими всадниками ускакал Борислав.

Прощаясь с князем, воевода скользнул по Богдану безразличным взглядом. «Ведомо ли ему, что случилось с его холопами?» - подумал сотник. И сам себе ответил: «Теперь уже не узнает».

На второй день пути вернувшийся с дозором проводник объявил, что они приближаются к реке, которая зовётся Кубань.

- Здесь уже земля касогов, - пояснил он, - адыге - так они себя называют.

И ещё рассказал проводник, что у этой реки несколько названий. Для горцев, живущих в её верховьях, она - Псыж, древняя река или мать-река. А низовые касоги называют её ползущей, медленной рекой - Пшиз.

«А откуда ж тогда пошло слово «Кубань»?- невольно задумался Святослав. - От греческого «Гипанис»? Всюду эти ромеи свои следы оставляют!»

Его раздумья прервал Свенельд.

- Посылать к касогам гонца с чёрной стрелой?

- осведомился воевода, давно уже усвоивший правило князя: предупреждать неприятеля о своём приближении.

Святослав отрицательно покачал головой.

- Успеем, спешить нам некуда. Может, и так всё обойдётся.

Воевода потянулся жилистой рукой к затылку, поскрёб его: вот и пойми этого своенравного воспитанника, чего он хочет? То рвался вперёд, злился, что дожди задержали поход, то теперь говорит: «Спешить некуда».

Кони устало брели по высокой густой траве. Лёгкий ветер ровно и настойчиво дул с полуночи, нёс медвяные запахи чебреца, полыни. Над травой и колючими зарослями ежевики с шумом взлетали табунки длиннохвостых огненных фазанов. Выше кружились тупохвостые канюки, высматривая добычу. Ещё выше, под самым куполом голубого безоблачного неба, лениво парил орёл, еле-еле шевеля широкими крыльями.

Всё гуще становились заросли тёрна и ежевики. Впереди, за курганом, показалась зубчатая лента тёмного леса.

Всадники вспугнули стадо сайгаков. Рогатый вожак настороженно повёл своим горбатым носом в сторону людей, чуть быстрее стал перебирать тонкими ногами, его примеру последовали остальные животные, и через мгновение всё стадо было уже далеко-далеко. Только волны пошли по густой высокой траве.

Святослав остановил коня у кургана. Князь хотел подняться на него, глянуть вдаль с вершины, но весь склон порос тёрном, продраться сквозь колючие заросли трудно было что конному, что пешему.

- Чей же витязь сложил тут свою буйную голову, чьи вой насыпали курган над его прахом? - задумчиво спросил Святослав.

- Разве мало народов испокон веков ходило по этой земле, - отозвался Свенельд.

А князь уже думал о другом. Его удивляло безлюдье здешнего края. Какая богатая земля, сколько тепла и света, а ни одного городища вокруг, куда ни погляди. Все боятся степняков, никто не селится в этих открытых местах. Ничего, подумал Святослав, теперь-то, слава Перуну, хазарам руки поукоротили. Со временем и здешние места оживут.

Впереди показался берег. Расступились купы ив и ольхи, открылась неоглядная даль: зелёная равнина в лесах и блюдечках озёр, а за нею - гряда синих гор в шапках облаков. Внизу, под крутым берегом, сквозь заросли камыша и остролистной осоки торопливо гнала волны сильная, быстрая река.

Невдалеке ухнула сова - днём, в неурочное время. Все повернули головы в ту сторону. Из зарослей ольхи появились трое дружинников, дозорные. Они тащили под руки заросшего густой бородой до самых глаз человека.

- Вот, княже, гляди! - обратился к Святославу десятник, старший над дозором. - Искали касогов, а заместо них этого лешего повстречали. Речь ведёт по-нашему.

Босой, в полуистлевших от старости холщовых портах, пленник стоял перед князем и смотрел на него хмуро, исподлобья.

- Неужто русич? Или вправду - леший?

- Здрав будь, князь, не ведаю твоего имени…

- Святослав я, князь киевский.

В глазах незнакомца будто вспыхнули искорки любопытства.

- А я - Микула, бродник. Нас тут пятеро без роду-племени. Рыбу ловим, зверя бьём. Твои вой наскочили, как те хазары, враз руки мне скрутили. Вели, княже, отпустить меня, я тебе зла не содею.

- Далеко ты забрался от родных краёв, Микула! - миролюбиво сказал князь, делая знак дозорным, чтобы те развязали руки броднику. - Сам-то, видать, из Полянской земли?

- Родился там, а живу нынче тут, где повольготнее. От хазар хоронимся, уходим за Кубань, на ту сторону. С касогами живём мирно - мы им не помеха.

- Так, так… А касоги сейчас далеко отсюда? Ты их войска не видел?

Микула почесал пятерней в затылке, глаза его блеснули умно и лукаво.

- Да как тебе сказать, княже? Видать не видал, а земля слухами полнится. Стража касожская проходила, сказывала: большая русская рать на Кубань двинулась. Касоги не знают, чего ждать от тебя - войны или мира, свои дружины собирают. Я так думаю: скоро вы их встретите. Они ещё за Кубанью.