Нищета. Часть вторая - Гетрэ Жан. Страница 28

Молодые люди не тронули этих останков, которые говорили о разыгравшейся под землей мрачной драме; но любопытной Кларе пришло в голову взглянуть, не осталось ли чего-нибудь в кармане кафтана одного из щеголей. Она нашла заплесневелый листок; на нем еще можно было разобрать слова:

Остальное стерлось, кроме подписи: «Маргарита». Долго же пришлось дожидаться этой Маргарите…

Клара положила записку обратно и двинулась с Филиппом по подземным коридорам дальше. По дороге они беседовали, как люди, рано хлебнувшие горя и успевшие, несмотря на свою молодость, разочароваться во всем. Только к часу они вышли в Кламарский лес. Стояла ясная ночь; вдали поднимались белые стены форта Исси, озаренные лунным светом. Лес был сказочно красив.

Филипп и Клара обогнули кладбище, вокзал и по ухабистой дороге, которую в 1871 году обстреливали снаряды, изломавшие цветущие живые изгороди, спустились к селению Исси. Перед ними тянулась стена семинарии, за нею — ограда большого парка, принадлежавшего другому училищу. Казалось, ей не будет конца… В глубокой тишине раздался крик петуха.

Фонарик освещал наших путников неверным светом. Клара, в коричневом суконном платье, немного коротком для нее, в повязанной крест-накрест шали и в капоре действительно казалась сестрою бродячего музыканта, который шел рядом с нею в серой, выцветшей от солнца блузе, с мандолиной за спиной. По воле случая они походили друг на друга, правда, не так, как Бродар и Лезорн: все же и глаза и волосы у обоих были темные; много общего было и в чертах лица, у Клары — еще по-детски наивных, у Филиппа — уже хмурых.

Им придавало некоторую уверенность то, что юноша захватил с собою документы — свидетельства о своем рождении и рождении сестры, которая, как и Клара, была лишь немногим старше его. Они рассчитывали добраться до шоссе, ярко блестевшего при лунном свете, а затем свернув на одно из его ответвлении, направиться в Мелен. Таким образом, Париж остался бы в стороне, что было бы равносильно избавлению от опасности — может быть, самой большой из всех, им грозивших. К несчастью, их плану помешало непредвиденное обстоятельство.

Порою в Париже и в его окрестностях устраивают настоящую охоту на людей иногда на улицах, иногда на крышах. Кроме множества полицейских, в этой охоте участвует ватага добровольцев, которые порой даже не знают, в чем же вина преследуемого. Организуется облава, и горе бродяге, кто бы он ни был! Вот такие-то охотники, внезапно оцепив улицу, преградили дорогу Филиппу и Кларе.

Дичи было достаточно: травили сразу троих. Один, обессилев, упал; на него навалилась вся свора, и ему скрутили руки за спиной. Двое других пустились наутек, опрокидывая все вокруг; полицейские погнались за ними. В эту минуту дверь одного дома приоткрылась и в щели, освещенной коптящей лампой, показалось толстое щекастое лицо с маленькими любопытными глазками.

Филипп и Клара не могли бежать: поступи они так, их бы заметили. Пришлось остановиться у открытой двери.

— Заходите, заходите, дети мои, — пригласил их буржуа с лунообразной физиономией.

Филипп ответил без всякого смущения (оно могло бы показаться подозрительным):

— Поневоле придется зайти, сударь: ведь нам преградили дорогу.

— Вы — странствующие музыканты?

— Да, мы с сестрой бродим по Франции.

— Садитесь, — сказал буржуа отеческим тоном. — Подождите, пока полицейские не уйдут. — Он позвал слугу и, шепнув ему что-то на ухо, отослал его. Затем, обращаясь к юным путникам, добавил: — Сейчас принесут винца, чтобы вы не скучали. Я очень люблю музыку. Вы мне споете?

— Как вам будет угодно.

Слуга долго не возвращался, и Клара предложила Филиппу приступить к концерту. Положение, в каком они очутились, начинало забавлять ее.

Есть напевы, звучащие над колыбелями в течение многих веков. Филипп и Клара выбрали самую трогательную песню из тех, которые они знали:

Голоса у обоих были звонкие, Филипп прекрасно аккомпанировал на мандолине. Восхищенный буржуа уселся в кресле поудобнее, вытянув ноги и откинув голову; его щеки приобрели еще большее сходство с персиками.

Слуга принес кувшин вина и стаканы. Он подмигнул хозяину, и это не понравилось Филиппу. Почему — юноша и сам не знал.

Буржуа подозвал Клару и Филиппа, налил три стакана вина и снял с полки, где лежало несколько булочек, блюдо с пирожками (по-видимому, эта была пекарня). Угощая и улыбаясь самым умильным образом, он стал расхваливать гостей:

— Вы доставили мне большое удовольствие! Вам, наверное, легко зарабатывать деньги, ведь вы поете, как соловьи. Откуда вы сейчас?

— Мы побывали везде, — сказал Филипп, который, как было условлено, взял на себя труд отвечать на щекотливые вопросы.

— А куда вы идете?

— Мы хотим обойти всю Францию.

Буржуа посмотрел на дверь, словно ожидая кого-то. Слуга, в свою очередь, взглянул на хозяина.

— У вас, конечно, есть при себе документы? — спросил буржуа.

— Разумеется.

Клара жевала пирожок, но стакан пригубила чуть-чуть: после малаги г-жи Сен-Стефан вино ей навсегда опротивело. Булочник все еще поглядывал на дверь. Шум на улице ослабевал: так стихает жужжание пчел, вернувшихся в улей.

Внезапно, сразу через обе двери, ввалилось около десятка полицейских.

— Вот, — сказал булочник, указывая на Филиппа и Клару, — уличные певцы, наверное из той шайки, которую вы преследовали; иначе как бы они могли здесь очутиться? Я послал за вами, чтобы отдать их в руки правосудия.

— Документы есть? — спросил у Филиппа старший.

Юноша вынул из бумажника документы.

— Это не то, что надо.

— Других у нас нигде не спрашивали.

— Кто ваши родители?

— Мы сироты.

— Чем занимаетесь?

— Поем на улицах.

— Где живете?

— То в одном городе, то в другом; мы всегда в пути.

— Куда вы направлялись сегодня?

— Сюда, в Исси. Но мы пришли слишком поздно и не решились стучаться в гостиницу.

— Откуда идете?

— Из Парижа.

— Долго там пробыли?

— Мы там не останавливались.

— А где были перед этим?

— Везде, где придется. Мы иногда даже не знаем, как называется город…

— Ладно, в полиции у вас развяжутся языки. Марш!

Их окружили. Филипп сопротивлялся, пытался защитить Клару. Мандолину в схватке разбили и растоптали. Как и следовало ожидать, одолел закон; десятерым его представителям нетрудно было справиться с одним юношей и одной девушкой.

XVI. Среди бродяг

В участке, куда доставили Филиппа и Клару, царило смятение: полицейским было не до них и обоих арестованных втолкнули в общую камеру.

Уже рассвело, тюфяки убрали, и Клара уселась на пол в углу, между Филиппом и бродягой, захваченным вместе с ними. Это был седобородый старик, настолько худой, что под кожей у него проступали все кости. Его тяжелые квадратные челюсти были судорожно сжаты; длинные тощие руки устало повисли. Он не лег, а скорее бросился на землю со вздохом облегчения. По его телу пробегала дрожь, как по телу упавшей лошади, которая уже не в силах подняться.

У ног Клары, свернувшись калачиком, словно щенок, примостился мальчуган лет восьми. Он озяб и кутался в лохмотья. У ребенка был такой старческий вид, что его можно было принять за карлика. Какой горький жизненный опыт уже успело приобрести это маленькое существо! Мальчик устроился здесь как дома. Видно, он попал сюда не впервые.

Появление Клары никого не удивило. Лишь двое или трое пробормотали:

— Во те на! Парнишка, переодетый девчонкой!