Нищета. Часть вторая - Гетрэ Жан. Страница 34

— Кто там? — спросил Дидье, высунувшись из окна.

— Это я.

— Вы, господин кюре? Быть этого не может! Это, видно, ваш дух!

— Мой дух, глупец? — нетерпеливо вскричал священник. — Живо открой мне и запряги лошадь, чтобы отвезти меня в Эпиналь. Я тороплюсь на поезд.

— Отвезти духа? Вы уже приходили недавно в образе женщины. Нет, нет!

И трактирщик начал без конца креститься, подобно тетушке Тротье.

То, что девушка приходила и сюда, поразило аббата. Значит, это действительно был демон! Старик почувствовал некоторое облегчение при мысли, что исчадие ада, исчезнув, не оставит никаких следов, и, значит, все эти наветы — ложь.

Однако трактирщик не открывал и, наверное, так бы и не впустил священника, если б не старый Дарек, который возвращался в это время из лесу с охапкой трав (несмотря на увещевания, он продолжал при лунном свете собирать папоротник).

Удивленный тем, что встретил кюре в столь необычный час, и видя, что тот дрожат от холода, Дарек стал ругать трактирщика.

— Эй ты там! Спускайся скорее и открой!

— Ну, хоть дотроньтесь до него, — молвил Дидье, — удостоверьтесь, что он из плоти и костей!

— А из чего же, скотина? — И огромный кулак Дарека забарабанил в дверь.

Трактирщик сошел вниз, но от испуга выронил фонарь: аббат походил на восставшего из могилы мертвеца. Понадобилось немало уговоров, чтобы заставить Дидье отвезти его в Эпиналь.

Убедившись, что кюре сел в повозку, старый Дарек, пряча завернутый в блузу папоротник, направился к своей пещере. Говорили, будто благодаря этому растению все члены семьи Дареков доживали по меньше мере до ста лет.

Приехав в Париж, аббат Марсель поспешил к Девис-Роту, этому кладезю мудрости. У него не хватало решимости самому съездить в Сен-Лазар, и он хотел посоветоваться, как быть с племянницей. Старик питал к иезуиту глубокое почтение. Он не мог удержаться от слез, воскликнув:

— Ваше преподобие, сжальтесь надо мной!

Девис-Рот сразу понял, с кем имеет дело. Хоть он и решил не выгораживать больше Гектора и его соучастников, но, конечно, еще лучше было бы обойтись без скандала. Судьба этому благоприятствовала, послав ему аббата Марселя.

Усадив старика в кресло, он спросил с искусно разыгранным участием:

— Что с вами, почтенный собрат?

Тот, рыдая, рассказал ужасную историю, в которую Девис-Рот уже был посвящен. Новостью, удивившей иезуита, было лишь то, что Клара находится в тюрьме Сен-Лазар. Правда, он не спросил аббата, каким образом тому стало известно, что его племянница очутилась там под именем Марты Филипп. Впрочем, ей, наверно, удалось послать в Дубовый дол письмо.

Прежде чем предпринять что-нибудь и вернуть Клару ее дяде, Девис-Рот обдумал создавшееся положение. Это дело, уже получившее огласку, могло принять невыгодный для церкви оборот. Наилучшим способом замять его было принудить Клару молчать, что, принимая во внимание характер аббата Марселя, не представляло трудностей. Бедный старик подвергся суровому допросу. Его забыли спросить только об одном откуда он получил печальные вести.

«Маленькая негодяйка, — думал Девис-Рот, — как она ловка! Ничего, теперь де Мериа и Эльмина могут быть спокойны».

— Приют Нотр-Дам де ла Бонгард, — сказал он аббату Марселю, — находится непосредственно под божьим покровительством, духовные лица не являются его блюстителями и не несут ответственности за то, что там делается. Всевышний знает все, и да свершится его святая воля! Если племянница ваша сошла с ума, то нужно, чтобы она ни теперь, ни потом не могла повторять свои наветы. Подобно тому как утопающего можно тащить за волосы, лишь бы его спасти, так и здесь нельзя пренебрегать никакими средствами, дабы избежать слухов, пагубных для церкви.

— Согласен с вами, — сказал аббат Марсель.

— И против этого нужно принимать такие же энергичные меры, как, например, против бешенства.

Старый аббат кивнул. Он думал точно так же.

— Наш образ действий зависит от того, как поведет себя ваша племянница. Я укажу вам, куда обратиться с просьбой об ее освобождении. Однако нужно позаботиться, чтобы мое имя не упоминалось. Привезите ее ко мне, а там посмотрим. Вы поступили разумно, решив сначала посоветоваться со мною. Теперь мне нужно кое-кому написать, прежде чем вы отправитесь за племянницей в тюрьму. Оттуда приезжайте ко мне вместе с нею.

Аббат не возражал. Иезуит простился с ним и погрузился в раздумье.

На другой день аббат Марсель явился в префектуру к г-ну N. Узнав, в чем дело, тот удивился так, что его чуть не хватил удар. Это доставило бы немало удовольствия метившему на его место г-ну Z., но, к несчастью для последнего, все ограничилось тем, что г-н N. от волнения уронил очки и разбил их. Каково! Вся полиция не могла найти Клару, а старикашке, которого, по-видимому, легко обвести вокруг пальца, удалось это сделать! Следователь выразил свое восхищение:

— Вы совершили чудо, сударь!

— Какое чудо? — насторожился аббат, склонный все понимать в буквальном смысле.

— Нашли эту девушку! Вас послал сам Бог!

— Сударь, — обратился к нему старик, — мою племянницу признали душевнобольной: она ни в чем не виновата. Поэтому я приехал к вам с просьбой освободить ее и разрешить мне увезти ее домой.

Господину N. не хотелось заниматься делами, касавшимися Эльмины. Он боялся, что услуги, оказанные им когда-то начальнице приюта, скомпрометируют его. Не далее, как нынешним утром он получил еще одно письмо от матери Розы, на этот раз угрожающее. По бессвязным словам, вырывавшимся у Софи в бреду, вдова Микслен наполовину разгадала тайну похищения своей дочери и писала, что если следствие не будет начато, то она сама разоблачит тех, кого подозревает.

Чиновник мог бы, конечно, отдать приказ об аресте вдовы. Но тогда пришлось бы взять всю ответственность на себя. Николя больше не хотел вмешиваться в это дело; Амели надоедала ему требованиями узаконить их связь. «Виконт д’Эспайяк» служил теперь в политической полиции; провокация, клевета, лицемерие цвели пышным цветом на страницах его газеты «Хлеб» и словно источали отравленный мед.

Господин N. согласился помочь аббату в его хлопотах. Они вместе отправились в Сен-Лазар; нужно было засвидетельствовать, что так называемая Марта Филипп — не кто иная, как Клара Марсель. Давно пора было это сделать, так как положение бедной девушки странным образом усложнилось: ее приняли за знаменитую Пикпоку [31], воровку, чьей специальностью было очищать карманы людей, которых предварительно спаивали ее соучастники.

— Клара! За вами приехал дядя! — крикнула старшая надзирательница, умышленно опуская фамилию «Марсель», потому что все должно было остаться в тайне.

Клара поспешила к дверям, и сестра Доротея, вертя от изумления головой, чуть не вывихнула свою тонкую индюшачью шею. Она целое утро читала Кларе нотации, клеймя низость поступков Пикпоки… Женщины в мастерской покатывались со смеху. «Так она пока — не Пикпока? Не Пик-по-ка? Не Пик-по-ка?» напевали они хором. В наказание всю мастерскую лишили вина на два дня.

Войдя в приемную, Клара увидела дядю и уже собралась было с радостным криком броситься ему на шею, но священник отстранил ее. От него веяло холодом, как от ледяной глыбы.

Аббату Марселю разрешили увезти племянницу без выполнения обычных формальностей. Глубоко огорченная Клара села с дядей в фиакр, и они поехали к Девис-Роту. Оставшись наедине со стариком, девушка разразилась рыданиями.

— О, дорогой дядя, что я вам сделала плохого?

Не желая показывать, как он растроган, и решив увезти племянницу, даже если впоследствии придется принести ее в жертву, аббат Марсель холодно ответил:

— Клара, ни слова о том, что тебе привиделось, или я вынужден буду расстаться с тобой!

Сердце бедняжки дрогнуло. Терзаясь страхом вновь попасть в руки начальницы приюта, она умолкла. Стало быть, Анна и Филипп были правы: дядя поверил не ей, а этим волкам в овечьей шкуре. Она почувствовала, что обречена. Прием, оказанный ей Девис-Ротом, также не сулил ничего хорошего.