Нищета. Часть вторая - Гетрэ Жан. Страница 49

По вечерам в лесочке, дети,
Боитесь вы волков…
О девушка! При лунном свете
Страшись и нежных слов!

Голос Валери звучал в тишине; в открытое окно доносился запах роз. Как низко ни пали оба негодяя, они чувствовали, что любят эту молодую женщину. Тому, кто долго пил лишь грязную воду из промоин, страстно хочется выпить чистой ключевой воды…

В саду, словно в ответ, запел соловей. Поддавшись мечтательному настроению, Валери отыскала в нотной тетради другой ноктюрн, пробуждавший отклик в ее душе. Медлительная однообразная мелодия походила на речитатив:

На землю пала тень. Прохладой воздух дышит,
И легкий ветерок траву едва колышет…
О ночь! О пенье соловья!
И горы и поля ночной покой объемлет,
И путник, на ночлег располагаясь, внемлет
Журчанью тихому ручья.
Заснул спокойно лес; заснул олень на воле;
На ложе из снопов заснул крестьянин в поле.
О мир! О безмятежность сна!
Все спит: река, и луг, и горы, и равнины…
На небе, на земле, в глуби морской пучины —
Царит повсюду тишина…

Валери умолкла. Звон колокольчика у входной двери отвлек внимание ее мужа. Воспользовавшись этим, Николя прошептал ей на ухо: «Сударыня, я вас люблю! Сжальтесь надо мной!» Он слишком поторопился: Валери в смятении убежала.

Посетитель был не кто иной, как г-н N. Хотя Гектор и Николя знали, что этот чиновник относится к ним весьма снисходительно, они в страхе переглянулись, но постарались скрыть свой испуг. После обмена приветствиями следователь заявил графу де Мериа мягким, но в то же время многозначительным, почти покровительственным тоном:

— Я решил лично выполнить задание полиции насчет вас, сударь.

Гектор вздрогнул.

— Я очень рад, — продолжал г-н N., — что встретил здесь виконта д’Эспайяка (он подчеркнул последние слова улыбкой). Это упрощает мою задачу.

Тревога обоих слушателей возрастала.

— Несмотря на объяснения, уже данные виконтом по поводу передачи двадцати пяти франков Габриэлю (он же Санблер) — два письма, адресованные преступником зятю его жертвы, показались нам подозрительными и копии с них будут, несомненно, приобщены к делу. Мне поручено допросить вас в связи с этим. Что вы скажете?

— Я когда-то посещал певческий кружок и познакомился там с этим человеком, но совсем про него забыл. По-видимому, он хочет, воспользовавшись моим влиянием, добиться снисхождения со стороны суда, — ответил Гектор.

— Вы забываете, что у полиции есть сведения о том, что вы знаете Санблера ближе. Ведь это он нес на руках девушку, потерявшую сознание, — помните, Клару Марсель, — ее бегство наделало тогда столько шуму? Вам обоим пришлось назвать себя во избежание ареста — ведь подумали, что вы тащите труп. Полицейские велели вам открыть лицо девушки; оно было так закутано, что ей грозила опасность задохнуться, даже если она была еще жива.

Гектор совершенно растерялся.

— Да-да… Я запамятовал, что встречался с ним и при этих обстоятельствах…

— Как же вы ответите на мой вопрос?

На помощь приятелю пришел Николя.

— Ответ может быть только один: после посещений певческого кружка и до случайной встречи в приюте, граф де Мериа не виделся с Санблером и даже не вспоминал о нем.

— Имейте в виду, — заметил г-н N., — что этот вопрос имеет значение постольку, поскольку первоначально граф начисто отрицал всякое знакомство с убийцей.

Гектор сумел вывернуться из затруднительного положения, непринужденно возразив:

— Мне и в голову не приходило, что человек, который попался мне в певческом кружке, а затем как-то раз в приюте, — и есть этот самый преступник. Ведь я знал его под именем Габриэля, а не Санблера.

Следователь, вполне удовлетворенный ответом, записал его. Он был весьма заинтересован в благополучном исходе допроса, так как его прежнее потворство графу и сыщику могло бросить тень и на него самого.

— Кто его приглашал в приют?

— Вероятно, госпожа Сен-Стефан.

— Однако она показала, что Габриэль, он же Санблер, — старый знакомый графа де Мериа.

— Показала? Разве она не уехала в Италию?

— Нет, вот уже несколько месяцев, как она больна. Приютом ведает Бланш Марсель, так как ваша сестра еще в Лондоне.

— По-видимому, из-за болезни память изменила госпоже Сен-Стефан.

— А кто пригласил Габриэля (он же Санблер) на вашу свадьбу?

— Мой тесть, без сомнения; их дружба была общеизвестна.

Господин N. сухо усмехнулся.

— Но ведь вы сами представили Санблера господину Руссерану. Вы и об этом забыли?

— Ах, Боже мой! — воскликнул де Мериа, смеясь довольно естественно. — В такой день голова идет кругом! Тут можно самого Бога-отца познакомить с Богом-сыном!

— Ладно, оставим это, — сказал г-н N., несклонный придираться, — ваших ответов достаточно. Перейдем к вам, виконт.

Николя притворился весьма удивленным.

— Единственное, в чем вас можно упрекнуть, — это в дружеских отношениях с убийцей. Впрочем, ведь вы не могли предугадать будущее… Во всяком случае, покойный не был вашим тестер!

— Чем вы можете доказать мою дружбу с обвиняемым? — задал вопрос Николя, словно допрашивали не его, а г-на N. (последний сделал вид, что не заметил дерзкого тона). — Этот человек получал от меня кое-какие подачки; я послал ему через канцелярию тюрьмы немного денег, потому что он оказал в свое время важные услуги полиции, где я служу. Он исполнял мои поручения, поэтому я счел нужным его вознаградить.

— Весьма похвально, милейший, но незачем было простирать свои щедроты так далеко: вы могли сообщить кому следует, чтобы ему уплатили, а не раскошеливаться сами.

Николя понял, что попал впросак.

— Действительно, я перестарался… Но ведь в этом убийстве обвиняют не только Санблера, но и обоих Бродаров? — спросил он, чтобы отвлечь внимание следователя.

— Доказать их вину, особенно отца, нелегко. Правда, сын — отъявленный негодяй; но думаю, что обоих освободят за отсутствием улик.

— Как, — воскликнул Николя, — и отца? Этого коммунара, поджигателя, который покушался на мою жизнь?

— О, если бы все коммунары были такими, они оказали бы нам немало услуг. Я рассчитываю использовать Бродара в политической полиции, ведь он знает всех.

Лезорн, не имевший знакомств среди социалистов, не подозревал, какая неприятность его ждет.

— Его алиби вполне доказано, — продолжал г-н N. — Служащие гостиницы подтвердили, что он там ночевал и до часу ночи играл в карты с одним из наших агентов, Жан-Этьеном. Последний — настоящий Видок [35], тертый калач; он был вместе с Бродаром в Тулоне. Свидетельству Жан-Этьена можно верить; он из кожи вон лезет, стараясь быть на хорошем счету у начальства. Так вот, по его показаниям, Бродар до утра оставался в гостинице, где ночует сам Жан-Этьен, а затем отправился в префектуру; там он занят на ремонтных работах. Через четверть часа Бродар уже был там — время, как раз достаточное, чтобы дойти от улицы Сент-Маргерит до префектуры.

— А сын?

— Ему будет труднее доказать свое алиби. Его свидетели: слуга в гостинице — человек, полиции неизвестный; нищая старуха, торгующая птичьим кормом, да художники с незавидной репутацией. Правда, есть еще двое: какой-то негр, приятель художников и проститутка, живущая у этой торговки птичьим кормом, но их показаний можно не принимать в расчет. Как видите, я беседую с вами запросто, вместо того чтобы допрашивать вас.

— Ибо мы ни в чем не виноваты, — сказал де Мериа.

— Вот я и держу себя с вами, как и раньше, по-дружески… Кстати, если вы располагаете сведениями о маленькой Микслен, то должен вас предупредить, что ее мать забрасывает меня письмами. Она утверждает, будто бы Софи Бродар в бреду все время называла имя ее дочери и что в приюте должны знать, куда девалась девочка… Вероятно, вдова не ограничится обращениями ко мне и в приюте сделают обыск. Считаю нужным поставить вас в известность об этом.

вернуться

35

Видок Франсуа-Эжен (1775–1858) — известный французский сыщик.