Нищета. Часть вторая - Гетрэ Жан. Страница 88

Впрочем, времени у них было много: Девис-Рот не спешил, зная, что стены прочны, а ключи — у него в кармане. Если бы даже пленники подняли крик, их не услышали бы из-за толщины стен и особого расположения подвалов, заглушавшего все звуки.

Комната, где они находились, была расположена довольно далеко от выхода на улицу Фер-а-Мулен; как туда пройти, было известно только иезуиту. Перед узниками тянулось несколько коридоров, ведущих в подвалы. Но они пришли сюда не этим путем, а инстинкт самосохранения подсказывал им, что лучше найти прежнюю дорогу, чем наудачу блуждать по подземелью.

Первым делом они решили взломать дверь той комнаты, где был заперт Гренюш. Но что-то по другую сторону двери мешало ее открыть. Гренюш налег плечом, и дверь поддалась. Послышался стон. Нагнувшись, он увидел Жан-Этьена, лежавшего в луже крови. Рана бандита была не такая серьезная, как думал священник. Стилет лишь скользнул по кости; если бы не треугольная форма лезвия, Жан-Этьен даже не потерял бы сознания. Вскоре он пришел в себя, чему способствовала царившая в подземелье прохлада. Но раны, нанесенные таким оружием, заживают редко; кроме того, кинжал был отравлен. Впрочем, Жан-Этьен отличался исключительной выносливостью. Подобно многим зверям, он был очень живуч, и яд еще не успел подействовать на него.

— Спасите меня! — простонал он, пытаясь подняться.

Но великодушие вовсе не являлось отличительной чертой Гренюша. Он вспомнил, как товарищ его бросил.

— Спасти тебя? Чтобы меня сцапали, обвинив в том, будто бы я так тебя продырявил?

Мать и дочь, еще менее великодушные, искали выход, нимало не заботясь ни о Гренюше, ни о раненом.

— Мы спускались вниз по четырем ступенькам, — сказала старуха, — надо их отыскать.

Ступеньки нашлись, но путь преграждала глухая дверь, без ручки и замка. Чтобы отворить ее, нужно было, очевидно, отыскать потайную пружину. Время не ждало, и женщинам вовсе не хотелось тащить с собой Жан-Этьена. Они боялись его, даже и раненого: ведь это он завлек их сюда.

— Разве вы собираетесь взять его с собой? — спросила старая ведьма. — Нас всех задержат, как только мы выйдем отсюда.

Ее круглые глаза, словно буравчики, впились в Гренюша, склонившегося над Жан-Этьеном.

— Неужели ты бросишь меня здесь? — жалобно спросил раненый бывшего товарища.

— Придется. Все, что я могу сделать, — это помочь тебе приподняться и зажечь лампу. По крайней мере ты не останешься впотьмах. Выбирайся отсюда, как знаешь.

И он усадил Жан-Этьена, прислонив его спиной к стене. Тем временем женщинам удалось найти пружину, и они выскользнули из помещения, не дожидаясь Гренюша. Он с ругательствами бросился вдогонку, но дверь уже захлопнулась.

— Идем поскорее, — сказала дочери мерзкая старуха. — Я взяла со стола кое-какие документы; они нам пригодятся.

Гренюш, вне себя от ярости, метался в поисках выхода, не обращая внимания на стоны раненого. Вдруг дверь распахнулась. Он подумал: «Я погиб!»

Но это вернулись обратно женщины. К счастью для Гренюша, им не удалось открыть входную дверь, иначе они, конечно, бросили бы его на произвол судьбы.

— Идите! — сказала старуха.

— Ага! Вы не можете без меня выйти, а то бы…

— Что ж, это понятно.

— Не запирайте дверь! — велел Гренюш, сжалившись над Жан-Этьеном.

— Хорошо! — сказала мать.

Однако, шмыгнув из комнаты последней, она тихонько захлопнула дверь, чтобы раненый не смог уйти.

Наконец все добрались до прихожей, куда они раньше попали с улицы Фер-а-Мулен. Входная дверь была снабжена многочисленными запорами, но их удалось взломать; пригодились и отмычка старухи, и сила Гренюша. Пленники очутились на воле.

Выйдя на улицу и завернув за угол, мать и дочь Марсель поспешили покинуть Гренюша. Он остался один.

К Жан-Этьену после бегства его сотоварищей вернулось мужество. Подобно раненому волку, который ползет в свое логово, чтобы там издохнуть, он поднялся, решив последовать за ними. Внезапно в подземелье послышались тяжелые шаги. Бандит вздрогнул. «Это мой враг!» — подумал он и, погасив лампу, спрятался за широкой плотной драпировкой, скрывавшей вход в соседнюю комнату.

Показался Девис-Рот с фонарем в руках. Он наклонился над тем местом, где бандит упал, и с изумлением оглянулся.

— Значит, негодяй не умер! — пробормотал иезуит, недоумевая, как мог его противник уцелеть после удара, нанесенного освященным оружием.

Его преподобие собрался уже приступить к поискам и, без сомнения, приподнял бы драпировку; но тут, заметив, что дверь взломана, он понял, что исчез не один Жан-Этьен.

— Все удрали! Но каким образом? Ведь потайной ход заперт!

Он выругался, словно ломовой извозчик, у которого телега увязла в грязи. К счастью, бог глух, как филистимляне… После первой вспышки гнева иезуит овладел собой и стал обдумывать, что ему делать, чтобы избежать неприятных последствий постигшей его неудачи. Итак, секрет двери, которая вела в подвалы, обнаружен, раз она снова заперта. Эти люди, возможно, отправились в полицию с доносом… Не лучше ли ему самому обвинить их в краже со взломом, совершенной в той части дома, что выходила на улицу Фер-а-Мулен, а о существовании подвала не упоминать? Можно, не проставляя даты, заготовить жалобу и держать ее наготове на случай обыска. Надо запечатать ее в конверт, пусть лежит с бумагами на столе. При обыске он будет настаивать, что послал жалобу, а когда ее найдут, сошлется на свою забывчивость. У него еще попросят извинения за беспокойство! Да и кто поверит этим подозрительным личностям? Кто осмелится приравнивать его особу к каким-то ничтожествам? Он объявит, что эти люди подкуплены врагами церкви; укажет, что его личная безопасность неотъемлема от государственной; следовательно, злоумышленники посягали на государство. При этой мысли на тонких губах Девис-Рота появилась сатанинская усмешка.

Однако он не оставался в бездействии. Прячась в темноте, Жан-Этьен отчетливо видел своего врага в светлом круге, отбрасываемом фонарем. С ловкостью, какой никто не мог от него ожидать, иезуит просверлил в стене дыры для болтов и приладил к двери огромные железные полосы, заготовленные на случай осады. Он ловко орудовал инструментами, взятыми из находившегося тут же ящика.

Жан-Этьен едва удержался от искушения схватить одну из этих железных полос и напасть на противника сзади. Но он был слишком слаб, и Девис-Рот свалил бы его одним ударом.

Бандит внимательно следил, как священник накладывает запоры. Ведь потом в темноте нелегко будет отыскать, где расположены болты… Озираясь блуждающим взглядом, в котором горели огни ненависти и страха, дрожа как в лихорадке, Жан-Этьен старался запомнить все, что могло помочь его спасению. Дверь он найдет по четырем ступенькам; в ящике с инструментами — клещи, зубило, молоток — все, что нужно для взлома.

Между тем действие яда сказывалось, силы бандита иссякали. Он боялся, что упадет без сознания и его обнаружат. Правда, кровотечение прекратилось; лишь отдельные капли крови еще сочились из раны. Жан-Этьен в самом деле был живуч как кошка.

Приладив запоры не хуже опытного слесаря, Девис-Рот направился в комнаты, выходившие на улицу Фер-а-Мулен. Убедившись, что на полу и на обоях нет уличающих пятен, он решил уже, что раненый остался где-то в подземелье, как вдруг заметил кровавые следы у входной двери.

«Они удрали, — подумал священник. — Эти мерзавцы нашли-таки потайную пружину».

Дело в том, что Гренюш, подойдя к раненому, нечаянно запачкал башмаки в луже крови.

Девис-Рот вылил на влажные следы бутылку чернил; затем спокойно, словно ему ничто не угрожало, удалился обычным путем, наглухо заперев за собою дверь, ведущую в подземелье. Шаги его были мерны, точно ход маятника.

Жан-Этьен отдал бы полжизни за глоток воды. В горле у него пересохло, в ушах стоял шум, рана горела. Однако надо было спешить: лихорадочное возбуждение не смогло длиться долго, и силы с минуты на минуту могли покинуть его.