Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович. Страница 12

Герхард с трудом поднялся на ноги, вытер липкую грязь с лица и огляделся по сторонам. Альбрехт Медведь со своими кнехтами с трудом сдерживал поморян, атакующих его со стороны города. Куда исчезли люди, обманувшие крестоносцев сегодня утром, анжуец так и не понял. Шевалье де Лавалю хотелось верить, что они либо утонули в трясине, либо были изрублены кнехтами, мстящими за погибших рыцарей. Но в любом случае положение маркграфа оказалось незавидным. Он позволил завлечь себя в болото и теперь балансировал на самом краю тверди, бросая на копья и мечи поморян своих обезумевших от ужаса пикинеров.

– Надо помочь! – обернулся Герхард к пфальцграфу. – Без нас они не выберутся из ловушки.

Под рукой у Германа Рейнского оставалось пятьсот конных и три сотни пеших перемазанных грязью рыцарей, их он и повел на помощь гибнущим в болоте кнехтам Альбрехта. Поморяне вовремя заметили опасность и стали медленно пятиться назад. Сначала в их фалангу врезались конные рыцари, но прорвать ее не смогли. Славяне, ощетинившись копьями, стояли столь твердо, что сумели выдержать и напор конских туш, и удар подоспевших им на помощь пеших рыцарей. Однако отчаянную атаку Германа Рейнского можно было считать удачной. Уцелевшие кнехты успели вырваться из болота и теперь поспешно строились в ряды на твердой земле за спинами своих товарищей. Лаваль, без устали орудовавший мечом, перемазанный грязью и кровью, не сразу расслышал сигнал отхода. Он почти обезумел от потрясений сегодняшнего дня, и только громкий крик Вальтера отрезвил его:

– Отходим, Герхард!

Рыцари, как конные, так и пешие, медленно отступали назад по всему фронту, вынося на плечах своих раненных товарищей. Поморяне их не преследовали, в спешке перестраивая свои ряды для нового столкновения. Крестоносцы, поредевшие наполовину, все-таки и сейчас превосходили их числом. Впрочем, к славянам могла подойти подмога, а вот германцем ее ждать было неоткуда. Кнехты были измотаны до такой степени, что уже не могли, а главное не хотели сражаться. Крест, который они взвалили на себя по призыву папы, оказался слишком тяжел для их спин. Трещавший хребет крестоносного войска вот-вот готов был переломиться, и это, наконец, понял даже упрямый Альбрехт Медведь.

– Отходим к Щетину, – распорядился маркграф, и эти его слова были восприняты с громадным облегчением всеми без исключения участниками похода. Вот только радость их была преждевременной. Поморянская земля не хотела отпускать тех, кто вторгся в ее пределы с оружием в руках. Видимо, вожди славян понимали, какую опасность для них будет представлять все еще не разгромленная армия крестоносцев после того, как две ее потрепанные части соединяться в один жизнеспособный организм. За время отступления германцы еще трижды подвергались массированному нападению поморян, а засадам на их пути просто не было числа. Люди валились с ног от усталости, голода и подступающих болезней и далеко не всех потом удавалось поднять.

– У тебя седая прядь в волосах, – сказал вдруг Вальтер Герхарду, отводя глаза. – Прямо надо лбом.

– Старею, – криво усмехнулся Лаваль и поспешно ухватился за лопату. – Копай, благородный рыцарь, боюсь, что это не последняя могила на нашем пути.

Арнульфу фон Мейнсдорфу почти повезло. Ему предстояло покоиться в отдельной могиле под высокой сосной, гордо вознесшей к небесам свою зеленую корону. Большинство умерших и погибших так и остались в чужой земле не погребенными. А их бренные останки стали добычей птиц и зверей.

– Сколько ему было лет? – спросил Герхард, тупо глядя в изможденное лицо умершего.

– Двадцать, – нехотя отозвался Вальтер. – Мы были одногодками. После этого похода Арнульф собирался жениться. Увы…

– Значит, не успел нагрешить, – констатировал Лаваль. – Будем надеяться, что в райских кущах ему будет много лучше, чем на земле.

Фридрих Саксонский и Конрад Мейсенский подкреплений не ждали. Поход крестоносцев по земле лютичей не был легкой прогулкой, но до крупных стычек дело у них не доходило, а потому и силы им удалось сохранить. Осторожный Фридрих все свое воинское умение тратил на то, чтобы уклониться от жестких объятий врага. Он петлял по чужой земле как заяц, ловко уходя из расставленных силков, но и урона врагу почти не наносил. Его маневры доводили рыцарей до белого каленья, а разбившие в кровь ноги кнехты всерьез поговаривали о бунте. В довершение всех бед среди животных начался мор. За несколько дней сдохла половина лошадей, а остальные превратились в кляч, которых их незадачливым наездникам приходилось тащить чуть ли не на собственных плечах. Когда ропот среди крестоносцев достиг апогея, хитроумный пфальцграф вывел их, наконец, к городу Щетину. Конрад Мейсенский даже крякнул от огорчения, когда его глазам открылось воистину величественное зрелище. Щетин был велик и очень хорошо укреплен. Его население почти втрое превосходило армию крестоносцев, и вооруженных людей там, надо полагать, хватало. Благородный Фридрих бодро приказал своим мастерам строить метательные орудия. Конрад Мейсенский полагал, что без осадной башни, лучше всего двух, крестоносцам не обойтись. Его поддержал архиепископ Магдебургский.

– Стройте, – легко согласился Фридрих и отправился в свой шатер отдыхать.

Разбудил маркграфа беспокойный Конрад. Вид у Мейсенского был почему-то смущенный, словно он невзначай заглянул в чужую спальню и обнаружил там совсем не то, что ожидал.

– Муж вернулся из похода? – спросил, зевая, Фридрих.

– Какой еще муж?

– Извини за глупый сон, – спохватился разомлевший пфальцграф. – Лютичи решились на вылазку?

– Они выставили на стены кресты.

– Какие еще кресты? – изумился пфальцграф, приподнимаясь на локте.

– Христианские.

– Они что же, сдаются?

– Не похоже, – покачал головой Мейсенский. – Ворота города закрыты наглухо. Кнехты шепчутся, что это божье знамение.

– Какое еще знамение?! – подхватился на ноги Фридрих. – Они что, с ума сошли?!

Пфальцграф Саксонский штурмовать город не собирался, во всяком случае, до подхода Альбрехта Льва. С его стороны это было бы безумием, учитывая высоту щетинских стен, не говоря уже о каменной цитадели. Свою задачу он выполнил, заперев князя Ратибора в его логове и обезопасив тем самым тылы маркграфа. А что до метательных орудий и осадных башен, то они возможно пригодятся Альбрехту Медведю, готовому к любым подвигам во славу Христа и для пользы собственной мошны. Однако кресты на стенах столицы лютичей оказались для пфальцграфа полной неожиданностью. Фридрих вперил грозный взгляд в архиепископа Магдебурского, заставив того порозоветь от смущения.

– Возможно, лютичи христиане, – забормотал прелат. – Но это не точно. Мне говорили, что у них есть епископ, но есть и волхвы, исполняющие свои обряды. И вообще они ненадежные христиане, склонные к греху.

– А мы, по-твоему, праведники? – просипел севшим от бешенства голосом Фридрих. – Мы что, ангелов собрали под свои штандарты?

– Не богохульствуй, сын мой, – возвысил голос архиепископ. – Мы сюда пришли по воле папы Евгения. Среди лютичей есть немало язычников и еретиков.

– И как, по-твоему, мы будем отделять чистых от нечистых? – ехидно спросил пфальцграф. – Что я скажу рыцарям и кнехтам? Вот этого лютича убивай и попадешь в рай, а вон того не трогай, поскольку он христианин, и за его убийство ты отправишься в ад.

– Но ведь и христиане воюют друг с другом, – робко заметил Конрад.

– Воюют, – согласился Фридрих, – но не под хоругвью Христа. То, что ты предлагаешь нам, епископ, – святотатство. Мои люди приняли крест вовсе не для того, чтобы убивать единоверцев, – им нужен рай, а не ад.

– А если лютичи первыми нападут на нас? – спросил Конрад.

– В этом случае вы вправе защищаться, – опередил с ответом Фридриха архиепископ Магдебургский.

– Тогда будем ждать, – развел руками Мейсенский, уныло глядя на город, ставший вдруг в одночасье недоступным.

Прибытие Альбрехта Медведя с потрепанным и отощавшим воинством сначала обрадовало крестоносцев, а потом повергло в шок. Маркграф Северной марки оставил в землях поморян две трети своих людей, а остальные были утомлены до такой степени, что едва держались на ногах. Благородные рыцари, прежде дружно ругавшие Фридриха Саксонского за нерешительность, прикусили языки. Многие вдруг осознали, что лучше иметь полководца склонного к хитроумным маневрам, чем воинственного вождя, привыкшего ломить напрямик. Войско крестоносцев за полтора месяца войны уменьшилось более чем вдвое и теперь насчитывало менее двадцати тысяч человек. Причем третью их часть составляли больные и раненные, непригодные для серьезных дел. Иные из вождей уповали на помощь Бога, однако Фридрих Саксонский был не из их числа.