Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд. Страница 33

Северо-Западный проход был побеждён. Остались позади три столетия попыток и подвигов всех тех мужественных людей, из чьих имён можно было составить целый мартиролог [24].

Пока новость не распространилась по всему миру, пройти Северо-Западным морским путём было половиной дела. Экспедиция Амундсена теперь озаботилась поиском ближайшей телеграфной станции на тихоокеанском побережье. Но на тысячемильном пути через Берингов пролив, у Кинг-Пойнт на побережье Юкона в Канаде её остановили льды, и началась третья зимовка.

Чуть западнее, на острове Хершеля, зимовал флот американских китобоев. На одном из этих кораблей Амундсена ждал приятный сюрприз в виде почты. Его брат Леон, который так много сделал для отплытия «Йоа» из Норвегии, с помощью норвежского консула в Сан-Франциско Генри Лунда обеспечил освещение хода экспедиции в прессе. Ему помогло в этом письмо от Нансена, чьё имя убедило американское правительство и китобойные компании дать чёткое распоряжение всем своим судам — оказывать всемерную помощь «Йоа».

Я не знаю [писал Амундсен, получив свою почту], как мне выразить проф. Нансену… насколько я уважаю и почитаю его за неоценимую помощь, которую он оказал экспедиции «Йоа».

Теперь цивилизация оказалась в пределах досягаемости. Амундсен должен был первым сообщить о своём успехе. И вот 24 октября два эскимоса покинули остров Хершеля с почтой китобойного флота. К ним присоединился Уильям Могг, капитан «Бонанцы» — китобойного судна, потерпевшего крушение неподалёку от места зимовки «Йоа» у Кинг-Пойнт. С ними к ближайшему телеграфу в Игл-Сити на Аляске отправился и сам Амундсен.

Их путешествие само по себе стало маленьким подвигом. До Игл-Сити оставалось 500 миль пути на собачьих упряжках. Это был маршрут, который редко использовали в самом начале сезона. Коротким бледным осенним днём, двигаясь по первому снегу вдоль реки Хершель, маленькая экспедиция пересекла открытый всем ветрам переход на высоте трёх тысяч футов через горы Брукс, сползавшие к самому берегу. Неделю за неделей двигались они по замёрзшим рекам тем маршрутом, которым идут караваны на север.

Амундсен шёл на лыжах, эскимосы — пешком или на снегоступах, и только Могг ехал на нартах. Это стало его первой санной поездкой. Низкого роста, плотно сбитый старый морской волк лет шестидесяти, чьё место было на капитанском мостике, а не в снегах, он двигался по суше в Сан-Франциско, чтобы найти другой корабль на следующий сезон. Несмотря на возраст, Могг расценивал всё происходящее с ним как спортивное мероприятие. Он сам финансировал свою экспедицию. У Амундсена, покорителя Северо-Западного прохода, не было ни пенни за душой, и Могг считал его своим гостем.

В этом переходе Амундсен окончательно убедился в превосходстве методов, рассчитанных на холодную погоду, которым он научился у нетсиликов.

Я был единственным, чья меховая одежда не намокла от пота. Это произошло лишь потому, что я носил её навыпуск и позволял воздуху циркулировать между её слоями. Все остальные плотно застёгивались.

Но тут они пересекли горы и достигли границы леса. Снег стал глубоким и рыхлым, что вообще характерно для североамериканских лесов. Амундсен впервые столкнулся с условиями, в которых лыжи проигрывали снегоступам, и понял, что здесь есть чему поучиться. Снег сопротивлялся саням, полозья которых, рассчитанные на твёрдый наст открытых пространств, цеплялись за корни деревьев и проваливались в него, словно в зыбучие пески. Нарты заменили индейскими тобоганами, — санями с плоским дном, как у мелководных барж, — и теперь они, казалось, плыли по снегу. Это стало для Амундсена одним из уроков на будущее. Кроме того, он получил прекрасную возможность наблюдать за принятым на Аляске способом построения собачьей упряжки. Собак запрягали в одну линию — пара за парой, прикрепляя их к одному центральному постромку. У эскимосов же было всё иначе: постромки всех собак выходили из одной точки, и поэтому хаски бежали веером — каждая на собственном постромке. Упряжь на Аляске тоже отличалась: здесь использовали кольцо вроде лошадиного недоуздка с постромками по краю вместо единственного ремня вокруг шеи с постромком, проходившим под брюхом собаки. Каждая система имела свои недостатки. Всё это Амундсен тщательно отметил в своём дневнике.

В полдень 5 декабря они достигли Игл-Сити, города золотодобытчиков с грубыми деревянными домами, беспорядочно построенными на берегу Юкона. Температура воздуха была –52 °C. Амундсен торопился в Форт-Эгберт, где размещался американский гарнизон, имевший в своём распоряжении телеграфный терминал для связи с США. Оттуда он послал телеграмму Фритьофу Нансену — несколько слов, к которым он шёл с таким трудом: уведомление о том, что он, Руаль Амундсен, стал первым человеком, покорившим Северо-Западный проход. «По следам Коллинсона», — не забыл упомянуть он, возвращая ему исторический долг и игнорируя цену в семьдесят пять центов за слово.

Сразу же после этого линия была повреждена из-за холодов. Когда через несколько дней её восстановили, Амундсен уже стал знаменитым. Но не со славой он столкнулся в первую очередь.

Два года Амундсен жил в раю. На своих двоих он вышел из дикой природы в Форт-Эгберт — и тут же вернулся в мир денег и тревог, будучи при этом совершенно без средств к существованию. Его путешествия с острова Хершеля благородно финансировал капитан Могг. Амундсен был знаменитым исследователем, но испытывал реальную нужду. Он даже не мог оплатить телеграмму Нансену: 1000 слов на сумму 755,28 доллара. И послал её с условием оплаты получателем.

Но подобную услугу ещё не придумали. Амундсену поверили на слово в Форт-Эгберт, но дальше по линии её отказались передавать другие почтовые служащие. По дороге многострадальная телеграмма была остановлена в Вальдез, и её краткое изложение передали в Сиэтл начальнику системы телеграфной связи на Аляске войск связи США майору Глассфорду.

Майор немедленно сообщил её содержание местным газетам — и новость разлетелась по свету. В телеграмме содержалась информация, которую Нансен должен был разместить на эксклюзивных началах в лондонской «Таймс» и в некоторых других газетах.

В своё оправдание майор заявил, что плата за телеграмму должна быть получена до её отправления, а использование прессы стало самым быстрым способом уведомить Нансена. Вероятно, за этим стояла сделка с некоторыми предприимчивыми газетами, готовыми платить за сенсацию. Это был не единственный пример такого рода.

Когда бригадному генералу Адольфусу Грили, командующему войсками связи США, доложили о происшествии, он приказал Глассфорду никому ни о чём не рассказывать. Затем Грили связался с норвежской дипломатической миссией в Вашингтоне, гарантировавшей оплату. Телеграмма была отправлена Нансену через три дня и практически не имела смысла с точки зрения новостной рыночной ценности. Газеты, с которыми у него имелись договорённости, отказались платить, поскольку история больше не представлялась эксклюзивной. А Нансен отказался платить за телеграмму, поскольку майор Глассфорд «злоупотребил доверием».

Пикантная деталь: Грили, сам весьма известный исследователь Арктики, был врагом Нансена. Ему не нравилась идея дрейфа «Фрама», и он осуждал поход Нансена в сторону полюса как дезертирство с корабля и оставление команды на произвол судьбы.

Амундсен узнал о случившемся, когда линию на Игл-Сити открыли снова. Майор Глассфорд всё сделал за его спиной. Финансовые потери были велики, но Амундсен не впал в отчаяние. Он воспринял это как дорогостоящий, простой и неприятный урок по обращению с новостями. По крайней мере он был наказан за наивность.

Амундсен с сожалением признал свою ошибку. «Впредь, — написал он брату Нансена Александру, руководившему деловой стороной экспедиции, — я постараюсь быть осторожнее».