Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд. Страница 60

Одно из открытий экспедиции Скотта принадлежит Колбеку, обнаружившему во время первого плавания «Морнинга» два неизвестных островка. Он высадился на сушу и провёл необходимые измерения, для чего, учитывая сложную береговую линию и бурные воды Антарктиды, потребовалось отличное владение искусством мореплавания. Скотт упоминает об этом вскользь — в единственном предложении:

25 декабря он [Колбек] пересёк Антарктический круг и в коротком плавании на юг, к своему великому удивлению, открыл небольшие острова; оказав мне большую честь, он назвал их островами Скотта.

На самом деле Колбек назвал их в честь сэра Клементса Маркхэма. Неясно, в какой момент название изменили, — небольшой, но важный эпизод. Видно, что Скотт пытается изобразить себя лидером, вызывающим уважение и любовь всей своей команды.

Он умолчал о спасении «Дискавери» Маккеем, представив дело так, будто корабль был освобождён, когда пришла одна большая, неожиданно возникшая волна, и, пользуясь случаем, высмеял этого человека. Естественно, он не желал выглядеть спасённым, тем более что спаситель занимал более низкое, чем он сам, положение в морской табели о рангах. Не получили признания в его книге ни открытие Армитэджем Антарктической ледяной шапки, ни важный вклад Ройдса, который во время второй зимовки возглавил партию, отправившуюся на юго-восток, через Барьер. «Это было короткое путешествие, — мимоходом замечает Скотт, — и заняло оно всего тридцать дней». Однако в течение этих тридцати дней Ройдс смог уйти от корабля на 157 миль, что составило добрую половину пути, пройденного Скоттом во время Южного похода. Но сделал он это в три раза быстрее и без происшествий, при этом груз тащили только люди. Ройдс умел вдохновлять и вести за собой, путешествие прошло значительно легче, никого не пришлось везти на санях. И, наконец, ему впервые удалось доказать, что Ледяной барьер Росса является единым, протяжённым, неразрывным пластом льда. Но Скотт похоронил всё это в четырёх абзацах, написанных в покровительственном стиле. Он преуменьшил значение открытия. Причём сделал это так старательно, что все полярные исследователи, для которых данная информация могла оказаться важной, продолжали оставаться в неведении ещё по меньшей мере шестьдесят лет.

В «Путешествии на „Дискавери“» Скотт вообще умолчал о вспышке цинги на корабле. Он преуменьшил веру Кёттлица в свежее мясо в качестве предупредительной меры, изрядно запутав — если не полностью исказив — весь эпизод, чтобы избежать любого намёка на личную ответственность за распространение болезни.

Скотт желал представить себя героем, сражавшимся с судьбой; Амундсен — человеком, управлявшим ею. «Путешествие на „Дискавери“» — произведение романтическое, историческое и во многом выдуманное. «Северо-Западный проход» — книга будничная, почти скучная, хотя и написанная с чувством юмора, которого явно недостаёт творению Скотта. Ведь он представляет всё в героическом виде — как можно смеяться над этим? Амундсен же ни на минуту не теряет здравого смысла и контакта с реальностью. В конце концов он справился с полярной средой, а Скотт, несмотря на свои бесспорные достижения, потерпел от неё поражение.

Вот что каждый из них вынес из первой экспедиции, которой лично руководил.

Глава 14

«У вас будет „Фрам“»

В октябре 1906 года, добравшись после покорения Северо-Западного прохода до Сан-Франциско, Амундсен впервые увидел мост Золотые Ворота. Норвегия на тот момент была независимым государством всего чуть больше года. А он, её сын, стал первым норвежцем, достигшим чего-то значительного с тех пор, как страна отделилась от Швеции и обрела суверенитет.

Амундсен торопился домой. Став послом Норвегии в Лондоне, Нансен оказался первопроходцем в использовании фигур, не имеющих отношения к политике, в целях сугубо политической пропаганды. Покорителя Северо-Западного прохода он считал важным дипломатическим оружием. Все понимали, что независимость Норвегии стала жестом доброй воли со стороны великих держав. Амундсен, расположив к себе их глав, мог тем самым помочь правительству своей страны. Поэтому Нансен хотел, чтобы Амундсен как можно скорее вернулся в Европу и произвёл максимальный эффект. Амундсен же торопился домой, хотя втайне желал иного. Он мечтал немедленно отправиться в поездку по Америке с лекциями, чтобы «ковать железо, пока оно ещё горячо». Однако, будучи патриотом, внял просьбе Нансена, который вдобавок ко всему предположил, что государству «придётся помочь Амундсену после возвращения, поскольку он может столкнуться с финансовыми трудностями».

18 ноября Амундсен и его спутники вернулись на почтовом корабле в Норвегию, сойдя на берег в Кристиансанде на южном побережье страны. Там в соответствии с правительственным распоряжением им пришлось пересесть на военный корабль, чтобы торжественно войти в воды Христиания-фьорда. Всё было как во время встречи Нансена: их приветствовали оркестры, ликующие толпы и королевский орудийный салют. Шёл снег, Амундсен с товарищами спустились на причал для церемонии прохода по красной ковровой дорожке, а затем сели в конные повозки — и триумфальная процессия двинулась по улицам.

Потом они поднялись на балкон «Гранд-отеля» — привычное место для чествования знаменитостей, — чтобы почувствовать, что такое рукоплескания огромной толпы.

Как же всё изменилось по сравнению с той мрачной летней ночью три года назад, когда Амундсен тайком выскользнул из фьорда, словно спасаясь бегством! Теперь он был героем дня и гордостью нации. Его даже попросили произнести традиционную торжественную речь 17 мая перед средневековым замком Акерсхус по случаю национального праздника Норвегии.

Этот день, 17 мая, обычно приносит первое дыхание весны. Но в тот раз он выдался холодным, пасмурным и, по словам французского посла, который присутствовал среди других дипломатов,

во время выступления полярного исследователя начал падать снег… этот факт тогда отметили многие… иногда Амундсен переходил… на лирический тон, но лишь ненадолго, свои эмоции он выражал сдержанно, что, вероятно, только усиливало общий эффект.

Речь Амундсена в целом была предсказуема и прекрасно отвечала патриотическим чувствам норвежцев с их культом природы и любовью к естественности. Но он добавил в текст и личную ноту:

Не существует ни одного мужчины, ни одной женщины, которые были бы до такой степени беспомощны и принижены, что не могли бы хоть что-то сделать на благо Отечества. В этом мы все равны. Цель одна, даже если средства различны в зависимости от таланта, судьбы и взглядов на жизнь.

Находясь в самом зените славы, Амундсен узнал, что в Америке ему грозит судебное преследование за неоплаченные счета, поскольку организаторы одного из приёмов оказались финансово несостоятельными, а он, будучи почётным гостем, стал самой удобной фигурой для подачи иска. Курьёзное напоминание — Амундсен вернулся таким же должником, как и отплывал. Теперь ему требовалось как-то выплатить свой долг, который составлял примерно 60 тысяч крон. Однако он был не один — ему пытались помочь друзья, причём без всяких просьб с его стороны. Одним из таких людей оказался Аксель Хейберг, состоятельный человек, известный филантроп, покровитель науки и научных исследований, ставший одним из самых преданных соратников Амундсена. Хейберг ещё до возвращения команды «Йоа» в Норвегию обратился к согражданам с такими словами:

Своим великим покорением Северо-Западного прохода Амундсен наконец решил задачу, с которой пытались справиться многие экспедиции на протяжении более 400 лет… Его путешествие на крошечном корабле достойно параллелей с походами древних скандинавов на их небольших судёнышках в Гренландию и Винланд. Оно стало весомым свидетельством того, что решительность, позволившая Лейфу Эрикссону [47] впервые в истории пересечь Атлантику, всё ещё жива в современных норвежцах… И мы, соотечественники, должны сделать всё, что в наших силах, чтобы помочь ему покрыть издержки и таким образом доказать нашу признательность за то, чтo он сделал на благо Норвегии.