Скиф - Коробков Николай Михайлович. Страница 36

Но он чувствовал себя спокойнее. Он верил в удачу. Ему казалось, что холод, оскорбления, унизительный труд даже полезны ему — они поддерживают в нем ненависть, и он, наконец, изольет ее на голову своих поработителей.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I

Критическое положение Херсонеса отчетливо сознавалось всеми. Но городской совет тщетно искал помощи у соседних городов и государств. На содействие метрополии Гераклеи Понтийской уже нельзя было рассчитывать, так как она сама обратилась в составную часть Вифинского царства. Понт был занят собственными делами; кроме того, его поддержка могла повлечь за собой попытки обратить Херсонес в свою провинцию. Дикие сарматы, когда-то при царице Амаге помогавшие Херсонесу против тавроскифов, теперь не только были на стороне этих кочевников, но и сами являлись страшной опасностью и постоянной угрозой.

Хуже всего было то, что внутренние разногласия разделяли город и делали его почти неспособным к обороне. Граждане разбились на партии; ораторы говорили речи, спорили на рынках и площадях и называли изменниками всех сторонников других-партий.

Булэ, когда-то спокойно обсуждавший и уверенно представлявший дела на утверждение народного собрания, теперь почти не выносил определенных постановлений, часто отменял их, издавал новые. На его заседаниях завязывались бесконечные споры, выносились порицании архонтам и другим чиновникам, часто сводились личные счеты. В важных делах единодушия не было.

Наконец было постановлено созвать народное собрание и вынести решение о том, к кому должен обратиться Херсонес за военной помощью и какие меры принять дли сбора денег на усиление войска.

В назначенный день громадная толпа граждан собралась на агоре. Споры и волнения начались еще до того, как собрание было открыто. Первым обсуждался вопрос о сборе денег на оборону и о чрезвычайном налоге, необходимом для пополнения городской казны.

С речью выступил архонт Диомед. Ссылаясь на героические меры, к которым прибегали в затруднительных случаях другие греческие государства, он предложил запретить женщинам носить золотые украшения, а все находившиеся в городе изделия из драгоценных металлов отобрать в пользу государства. Граждане, не желающие отдать свое золото, должны быть изгнаны из Херсонеса [69].

Диомеду возражали с негодованием: предлагаемые им меры противоречат свободе граждан и обычаям народной общины. Его обвиняли в демагогии, в желании завоевать симпатии низших городских классов и закрепить за собой власть. Один из ораторов даже потребовал отмены предоставленных Диомеду чрезвычайных полномочий.

— Конфискация и изгнание, — говорил он, — главные признаки тирании! Диомед хочет сделаться для Херсонеса тем же, чем в свое время для Спарты был Набис. Вспомните о нем и подумайте, что и нас ведут к этому. Диомед окружил себя преданными людьми; теперь он хочет начать преследование богатых граждан города. Таким же образом Набис, тиран Спарты, осуждал на изгнание всех людей, выдававшихся богатством или известностью предков, и распределял их имущество и жен между своими сторонниками и наемниками, сплошь убийцами и ворами. Они, изгнанные из своих отечеств за преступления и нечестие, отовсюду стекались к нему; он был их покровителем и владыкой; он делал их своими приближенными и телохранителями и благодаря им создал себе непоколебимое могущество и репутацию нечестивца.

Он не довольствовался изгнанием граждан, но еще принимал меры к тому, чтобы и вне отечества они нигде не находили себе безопасного места и мирного убежища. Одних убивали в пути его посланные, других возвращали из изгнания, чтобы предать смерти; наконец в городах, где они селились, он заставлял лиц, внушавших доверие, нанимать соседние с ними дома, и посылал туда критян, чтобы они, через отверстия, проломанные в стенах, или через окна убивали их, стрелами.

Не было ни одного места, где можно было бы укрыться от него, и большая часть изгнанных им лакедемонян погибла таким путем.

Он изобрел особый механизм, изображавший женщину, украшенную прекрасными одеждами и похожую на его собственную жену. Когда он требовал к себе каких-либо граждан, чтобы вымогать у них деньги, он начинал с любезной беседы. Если ему удавалось добиться желаемого, он ограничивался этим, но если упорствовали, то он говорил: «Может быть, у меня нет таланта, чтобы тебя убедить, но, я думаю, что Апеге это удастся лучше».

Апега — было имя его жены.

Тогда появлялось изображение, о котором я говорил. Набис брал ее за руку, и она вставала с своего сидения. Он подводил человека к статуе, та охватывала его железными руками и постепенно прижимала к себе. А грудь и руки ее были усажены железными гвоздями. Так вынуждал Набис отдавать ему деньги и делать признания.

Он принимал участие в пиратстве критян. По всему Пелопонесу распространились грабители и разбойники: он брал себе часть их добычи и обеспечивал им в Спарте свободное убежище [70].

Не такую ли участь и славу готовит Диомед для Херсонеса?

Поднялся шум. Состоятельные граждане, особенно возмущенные предложением Диомеда, старались перекричать его сторонников, из простонародья.

С речью против архонта выступил также стратег, выбранный на свою должность на предыдущем собрании благодаря поддержке торговой партии. Человек неспособный и безличный, он слепо подчинялся указаниям выдвинувшей его группы. Он предлагал вотировать единовременный военный налог, одинаковый для всех граждан, имеющих какую-либо собственность.

Крики собравшихся не дали ему договорить, и он уступил место поднявшемуся на кафедру Эксандру.

— Будучи весьма опытны на словах и на деле, — начал он, — мы так легкомысленны, что в один и тот же день об одних и тех же вещах имеем неодинаковое мнение. Мы пользуемся советниками, которых всякий презирает, делаем господами общественных дел людей, которым никто не поручит своего частного дела.

Мы совсем непохожи на наших предков: они делали одних и тех же лиц правителями города и избирали их в стратеги, полагая, что способный дать наилучший совет с ораторской кафедры может наилучшим образом разрешить и вселично от него зависящие вопросы. Мы же поступаем совершенно иначе: людей, советом которых пользуемся в важнейших делах, мы не удостаиваем избрания в стратеги, как будто они лишены разума; наоборот, тем, чьим советом относительно частных и общественных дел никто не пожелал бы воспользоваться, мы посылаем, облекая их большой властью, словно они там будут разрешать возникающие дела разумнее и легче, чем те, какие возникают здесь [71].

Несколько ораторов выступили не только против предложения Диомеда, но и против него самого. Но мы все знаем Диомеда. Он не раз оказывал городу великие услуги, — в честь его была воздвигнута плита с благодарностью Совета и Народа. Теперь его объявляют тираном. Почему?

Он хочет отобрать золото в казну Херсонеса. Но разве в моменты опасности эллины не прибегали к подобным мерам?

Жители Лампсака, когда мука стоила четыре драхмы за медимн, приказали торговцам продавать ее по шести драхм. Они подняли цену масла с трех драхм за хус до четырех с половиной; так же поступили и по отношению к вину и к прочим съестным припасам. Излишек против нормальной цены поступал в пользу государства.

Лакедемоняне, когда им нужно было оказать нежную помощь самосцам, решили провести целый день без еды, как сами, так рабы и весь скот. Сбереженную таким образом сумму передали гражданам Самоса.

Граждане Хиоса издали закон, предписывавший, чтобы договоры займа скреплялись особым общественным лицом. Однажды, в тяжелый для государства момент, они постановили, что должники обязаны свои частные долги уплачивать не кредиторам, а государству; государство же взяло на себя уплату процентов по полученному таким образом займу.