Траян. Золотой рассвет - Ишков Михаил Никитич. Страница 83
Женщину сразу доставили в Палатинский дворец. Там она выложила и про яд, и про смерть Лонгина. Ее свидетельство, точное в описании самых мельчайших деталей, внесло полную ясность. Она была тайно представлена центуриону, тот опознал ее – да, эта дикарка жила с Лонгом. Лонг, по вызову поспешивший на Палатин, подтвердил – так и было. Это Зия, я купил ее у такого?то.
Ликорма, долго беседовавший с Зией, уверил императора, свидетельство рабыни вызывает у него доверие, слова центуриона – нет. Центурион видал легата издали, Зия – вблизи. Центурион лично с Лонгином не разговаривал, легат якобы беседовал о чем?то с варварским царем. Зия наблюдала его мертвого, покрытого синими пятнами. Исходить следует из того, заявил Ликорма, что паннонского кабана уже нет на свете. Еще через неделю пришло сообщение от соглядатаев в Сармизегетузе, подтвердивших, что в столице Дакии все уверены, что легат покончил с собой.
Единственное, о чем Зия умолчала – это о тех часах, которые она провела в спальне Лонгина. Свой рассказ начала с того, что утром ее провели наверх, показали тело и спросили, отчего умер Лонгин? На этом стояла твердо. На вопрос Ликормы, зачем ее позвали наверх, ответила, что является знахаркой и посвящена в некоторые тайны Великой Матери. Ей приказали определить, какую отраву выпил легат. Она заверила Ликорму, что пятна на теле могли появиться только в том случае, если легат выпил отраву, которую она передала Железной лапе.
Итак, Лонгин исполнил долг. По решению императора консулу и наместнику были устроены пышные похороны на государственный счет. Его изображение демонстративно пронесли по городу, на форуме выбранный сенатом оратор произнес хвалебную речь, в которой, отметив заслуги покойного, воззвал к богам, требуя мести для тех, кто пренебрег долгом гостеприимства и коварно нарушил договор. Проведенные тут же гадания подтвердили, что боги дают добро на карательный поход, после чего похоронная процессия отправилась по Аппиевой дороге в сторону родовой усыпальницы Помпеев Лонгинов. Там изображение возложили на костер.
Сенат присудил – пусть душа Лонгина с дымом унесется на небо. Так и случилось.
На девятый день после погребения возле гробницы были совершены жертвоприношения, в которых принял участие Траян и все высшие должностные лица. В полдень в доме Лонгина были устроены поминки, на которых Ларций Корнелий Лонг, выбрав удобный момент, поинтересовался у императора, когда ему следует отправиться к Децебалу.
— Зачем? – мимоходом откликнулся Траян.
— Я поклялся, что вернусь в Сармизегетузу при любых обстоятельствах. Я призвал в свидетели Юпитера!
— Ты дал слово варвару. Я освобождаю тебя от этой клятвы. В назначенный жрецами день я совершу обряд очищения от скверны. Ларций, не тыкай в нос своей принципиальностью, я являюсь верховным понтификом, мне достанет божественной силы избавить тебя от преследования Эриний.
— Но, государь!..
— Молчи и исполняй то, что тебе приказано. Я не так богат, чтобы разбрасывать префектами.
— А консулами?
— Опять дерзишь?
— Разве это дерзость, цезарь?
— Лонгин до конца исполнил долг. Такова природа римлянина.
— Но почему ты не разрешаешь мне исполнить свой?
— Потому что долг требует от тебя, чтобы ты сохранил жизнь и принял участие в войне.
В конце апреля соглядатаи донесли, что Децебал собрал воинов и обратился к ним с речью. Царь в качестве верховного вожака потребовал от волков ответа, доверяют ли они ему?
Речь Децебала в кратком изложении была передана Траяну. Он ознакомился с текстом ночью, после того как ответил на письма наместников.
Децебал начал так.
«Сколько бы я не размышлял над причинами этой войны и претерпеваемых нами бедствий, всякий раз прихожу к выводу, что вся наша вина в том, что мы богаты и сильны. Мы желаем жить вольно, свободно владеть своими угодьями – тучными пастбищами, обильными пашнями и садами. Вот вы все, как один, собрались здесь. Вы не знаете оков рабства а тысячи наших соотечественников ежедневно отправляются в Италию. Враги, посмевшие явиться к нам, наложившие руки на наши богатства, на наших жен и детей, объявили – все это наше. На тех, кто не погиб на поле брани и попал в плен, они надели оковы; такие же цепи познали и трусы, кто покорно склонил голову. У нас нет больше родной земли, и даже горы не укроют нас от врага. Итак, как нам быть – сдаться или решиться на бой?»
(В этом месте в тексте писцом была сделана пометка: «даки дружно заревели и начали выкрикивать – ночь когтей, ночь когтей!»)
«Предыдущие битвы с римлянами завершались по–разному, но и понеся поражение, мы знали, что мы сильны и боги не оставят нас, потому что даки – свободный народ. Вплоть до последнего времени нас защищали наши горы, но теперь даже самые дальние ущелья и самые высокие вершины стали доступны этим хищникам, надменность которых не смягчить ни покорностью, ни уступчивостью. Расхитителям всего мира мало своей земли, они рыщут по свету в поисках добычи. Если враг богат – они алчны; если беден – спесивы, и ни Восток, ни Запад их не насытят. Они единственные, кто с одинаковой страстью жаждут помыкать и богатством и нищетой. Отнимать, резать, грабить на их языке называется властвовать, и, создав пустыню, они говорят, что принесли мир».
Траян пометил это место ногтем – хорошо сказано!
«Природа устроила так, что самое дорогое для каждого – его дети и родичи, но их у нас отнимают наборами в войско, чтобы с их помощью превратить в рабов кого?нибудь на чужбине. Нашим женам и сестрам и тогда, когда они избегли насилия, враги наносят бесчестье, присваивая себе имя наших друзей и гостей. Имущество и богатство даков изничтожаются податями, ежегодные урожаи – обязательными поставками хлеба, самые силы телесные – дорогами, которые мы своими руками, осыпаемые побоями и поношениями, прокладываем сквозь леса, болота и горы. Обреченных неволе раз и навсегда продают в рабство, и впредь об их пропитании заботится господин. А Дакия что ни день платит за свое рабство и что ни день все больше закабаляет себя. И как раба, включенного в домашнюю челядь последним, сотоварищи–рабы встречают нас насмешками и издевательствами. Мы – новички в этом мире закоренелого насилия, мы ничего в нем не стоим. Ценность имеют наши руки ноги, шеи, а сами мы говорящие орудия».
«Итак, отбросьте надежду на их снисходительность и исполнитесь мужеством те, для кого дороже всего спасение, и те, для кого важнее всего слава. Они идут. Они собираются штурмовать наш священный город. Как нам быть? Открыть ворота и встретить их с поклонами (пометка: «в этом месте варвары заревели») или встретить их мечами».
(Пометка: «сначала рев, потом крики – мечами!»)
«Ваш долг высказать свое мнение о том, кто должен возглавить борьбу
(Пометка: «ты, Децебал, тебе вести, мы верим тебе!»)»
«Тогда слушайте все – пусть они попробуют подняться на стены – здесь их ждет смерть. Каждый должен взять с собой на небо двоих. Десяток – сотню, а все мы так растреплем псов, что их матери будут век помнить об уроке, который задали им волки.
(Пометка: «далее царь с горечью добавил – он никого не держит. Любой, кто решит, что лучше жить в кандалах, чем ходить свободным, может покинуть город»).
Соглядатаи в конце приписали – «дезертиров в дакском войске не нашлось».
Эта варварская речь произвела сильное впечатление на императора. Было в его дерзости было что?то завораживающее, и, если честно, сулящее неисчислимые беды в будущем. Вот с этими неясными угрозами Траян и решил разобраться. Полночи провел, прикидывая и так и этак, но никакого иного решения, кроме как уничтожения даков как племени, не нашел.
С детства уверовав, что любой римский гражданин всегда на голову выше любого, даже самого образованного инородца, Марк, тем не менее, не страдал национальной нетерпимостью. Сам он был родом из провинции и долго считался в Риме чужаком. Ранние годы ему пришлось провести среди варваров–испанцев, он ел вместе с ними, слушал их песни и сказки, так что, храня в душе стойкую уверенность, что если даже в общем и целом римляне – властелины мира, и в этом ему виделся их божественный долг, то в частностях, если брать в расчет каждого конкретного человека, многие из варваров вполне могли служить примером для большинства римлян. Это убеждение помогло ему одолеть Децебала, ведь прежние императоры, с презрением относившиеся к бородатому царьку, считали постыдным выставлять против даков более трех легионов.