Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 25
– Кто он? – шепотом крикнула Младина, впиваясь взглядом в тускло горящие глаза мертвых вил. – Назовите его имя!
– Мы не знаем… – горестно прошелестели вилы-навянки. – Никто не назвал нам его имя… Мы знаем лишь имена тех, кто доверил нам хранить межу…
– Но как же я смогу помочь вам отомстить, если не знаю его?
– Мы покажем!
– Он придет сюда!
– Мы укажем его!
– Мы помним…
– Помним… – угрожающе шелестели мертвые вилы. Только это они теперь и могли – помнить того, кто до срока прервал их жизнь.
– И тогда ты позволишь нам уйти? – с мольбой протянула старшая.
Младина понимала их страдание: пока долг мести не передан, они не могут удалиться в Навь, чтобы потом снова возродиться, оживив крохотное березовое семечко. А пребывать между миром живым и миром мертвых для духа дерева, должно быть, не менее тягостно, чем для человека. Ведь и у людей, и у животных, и у деревьев одно назначение – жить, умирая и возрождаясь, обновлять всемирье.
– Тогда вы сможете уйти, – уверенно подтвердила Младина.
Она уже знала, как это будет. Она видела под ногами мягкую, манящую черную бездну – это вовсе не пугало, бездна звала, обещала покой, сон, отдых, а потом новое рождение, с новыми силами. Она, бездна, была колыбелью, питающим и взращивающим материнским лоном, куда возвращается все, что когда-то жило, и это возвращение – залог того, что некогда живое и умершее будет жить опять. И ей было так легко отправить туда духи мертвых берез – только протянуть руку. Но она не делала этого, потому что они были ей еще нужны здесь. Им предстояло указать своего убийцу.
***
Утром девушки опять спозаранку были в роще. Снова угостив березы, чтобы не сердились, нарезали свежих ветвей, сплели из них жгуты и стали окутывать ими Лелю-Веснояру. Но дело не ладилось: жгуты сваливались, будто живые змеи, и как их не пытались обматывать вокруг тела и переплетать между собой, стоило ей чуть шевельнуться, как все снова сыпалось в кучу возле ног. Веснояра чуть не плакала, девушки-помощницы шептали в досаде «Да стой же ты спокойно!», думая, что ее непоседливость мешает им делать дело. Она старалась стоять спокойно, но против воли пожималась, чесалась, дергалась.
– Кусают тебя, что ли? – спросила Домашка, одевавшая ее.
– Ветки больно уж колются, – пожаловалась Веснояра. – Прошлый год я не замечала, а теперь просто сил нет!
– Терпи! – хмыкнула Ледана, светловолосая и рослая полуголядка, которая сильно завидовала, что не ей опять досталось «ходить Лелей».
Веснояра и терпела, но морщилась все сильнее. Угляна качала головой. Наконец Ледана додумалась обмотать Веснояру поясками, на время снятыми с берез, и так наконец удалось закрепить на ней зеленый наряд. К тому времени и она, и помощницы были красными от досады, усталыми и злыми, а остальные девушки уже соскучились сидеть на траве и петь «Русалочка-душечка, серая кукушечка».
На голову Веснояре надели огромный венок из травы, ветвей и цветов. Поверх березового платья выпустили ее распущенные волосы, волнистые после тугого плетения косы, и теперь девушка как никогда напоминала саму Солнцедеву, богиню Солонь. Когда наконец она была готова, а прочие выстроились парами, чтобы идти за ней, она с трудом держала на лице улыбку. И Угляна смотрела на нее все более и более тревожно.
Пришла наша весна красна,
– запела шедшая первой Домашка.
Ой, Лели-Лели, весна красная!
– подхватили прочие, и шествие двинулось. Каждая девушка держала в руках пару березовых ветвей, сорванных со своей березки-«сестры», так что они все вместе напоминали наряженную рощицу, собравшуюся погулять.
Но Веснояра, шедшая впереди всех, едва успела сделать несколько шагов, как споткнулась – а может, запуталась ногами в траве и упала. Все ахнули, сбились, наткнулись друг на друга, замерли в недоумении, потом кинулись ее поднимать – сама она, увитая ветвями, не могла даже встать, ей было трудно шевелиться.
– Ой, да все ж повяло! – вдруг в изумлении ахнула Лисена. – Гляньте, девки, березки-то повяли!
Девушки сгрудись, рассматривая Веснояру. Ветви, составлявшие ее одеяние, высохли, будто были срублены дней десять назад. Сухие свернутые листики печально шуршали, ставшие жесткими согнутые ветви так жестоко царапали тело, что она кривилась, не скрываясь, и едва могла удержаться от слез.
– Ой… не могу… ногу зашибла! – Одной рукой опираясь на Домашку, Веснояра пыталась нагнуться, чтобы осмотреть ушибленное колено.
– Раздевайте ее! – велела Угляна. – Не угодна она нынче вилам.
– Но почему? Как это может быть? – загомонили девушки. – Всегда была угодна, а теперь нет?
– Стало быть, есть причина, – сумрачно отозвалась Угляна и взглянула на Младину. – Ломайте новые ветви, вот она «березкой» пойдет.
– Почему она? – оскорбилась Ледана. – После Веснояры я старшая!
– Пусть Ледана идет, – согласилась Младина. – Она и ростом выше.
В последнее время она старалась не привлекать к себе внимания. Да и как знать, если она вздумает «ходить Лелей», не выкинут ли своенравные духи нечто такое, что обнаружит перед всеми ее «странности»?
– Хорошо. – Угляна не стала спорить. – Только, девки, смотрите, ни слова кому, что «березка» уже одетая упала. Скажем, что по дороге в рощу споткнулась. А то слухи нехорошие по волости пойдут, начнут люди неурожая ждать, разгневают богов да и допросятся беды себе на головы. Боги ведь слышат – чего все ждут, то и сбудется.
Девушки испуганно закивали. В невестах ходят обычно недолго, поколения тут меняются через год-другой, но даже от матерей или старших сестер никто не слышал о таком, чтобы вилы отвергли выбранную «березкой» – лишили ее зеленого одеяния и не дали выйти из рощи!
– Идемте, ну! – подтолкнула подавленных и оробевших подруг Младина. – Надо новую зелень набрать, да поживее, а то люди ведь ждут на полях, неладное почуют.
Пока прочие ломали новые ветки, Угляна и Лисена помогали Веснояре освободиться от старых. Однако высохшие ветви стали такими жесткими, так плотно сплелись, образовав почти непроницаемый кокон, что их приходилось ломать; то и дело обломанный острый конец задевал кожу девушки, Веснояра была уже вся исцарапана и причитала со слезами боли на глазах.
– Подумай, может, ведаешь, за что злы на тебя вилы? – шепнула ей Угляна, чтобы никто не слышал. – Просто так ведь ничего не бывает!
– Ничего я не знаю! – в досаде и отчаянии отозвалась Веснояра. – Все по обряду делали… ничего не нарушили… ты же сама за всем глядела!
– Не сейчас. Может, раньше в чем ты перед русалками провинилась?
– Не знаю я ничего!
Наконец набрали новых ветвей и одели Ледану. Векша тайком шептала между сестрами: голядка-де и больше на березу походит, такая же долговязая, тощая, руки костлявые, будто сучья! Те улыбались, обиженные и встревоженные из-за неудачи старшей сестры. Младина заняла место в паре с Домашкой, и шествие снова тронулось.
Пришла наша весна красна,
– заново запела Домашка, боязливо оглядываясь на Ледану-«березку».
Ой, Лели-Лели, весна красная!
– неуверенно подхватили остальные, готовые каждый миг остановиться, если и с этой «березкой» что-то будет не так. Но Ледана шагала ровно, хотя в душе тоже боялась: а вдруг русалки в этом году вовсе не желают обряда? Вдруг будут душить всякую, кто наденет березовый наряд, и ей тоже придется боками поплатиться за эту честь? Она уже жалела, что выскочила вперед – пусть бы Младину вели! – но отступать было поздно.
Однако все шло благополучно, и когда шествие выдвинулось из рощи и приблизилось к первым полям, Ледана улыбалась уже вполне уверенно. Люди в удивлении поднимали брови – все ожидали увидеть во главе невест другую девушку, – но мало ли что там у них, у девок, та ли, другая ли, главное, чтобы обряд шел своим порядком. Не глазами хлопать явились, а дело делать. Хозяева каждого поля припасли пару ведер с речной водой, и теперь, когда шествие двигалось мимо, хватали ведра и выливали воду на Ледану. Озорничая, старались задеть и прочих девок, так что скоро все уже были мокрые – стоял визг, смех, вопли, прерывающие пение, старики и молодые веселились, как дети. Парни нарочно старались окатить из ведра или хоть из ковша ту из девок, которая нравилась, а та в ответ хлестала негодника березовыми ветвями – затевались погони вдоль края поля, возня, шуточные драки, кто-то уже покатился в обнимку по первым росткам, вопила девка, боясь за белую нарядную сряду, орала старуха, что-де помнут всходы. Иные седобородые отцы семейства с не меньшим проворством гонялись за мокрыми девками, насколько позволяли старые ноги, под смех собственных детей и брань своей старухи. Но ничего – на то и велик-день Ярила Сильный, чтобы даже старым ненадолго вернуться в молодость.