Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 76

Младина то ходила туда-сюда, то забиралась в сани, под медведину, и даже подремала немного.

– Ну, ты пойдешь? – наконец окликнул ее Одинец. – Может, останешься? – в десятый раз спросил он, не очень веривший, что ее присутствие так уж необходимо.

Младина молча вылезла из-под медведины, оправила пояс, засунула под платок выбившиеся прядки. Коробок, в котором пряталась нитяная узда, она прикрепила на пояс поверх кожуха, чтобы легко можно было открыть. И заторопилась вслед за мужиками.

Сияла почти полная луна, все было видно. Ей помогли взобраться по тропе из оврага к избам, и она впервые бросила взгляд на место, о котором столько слышала. Вроде бы обычные срубы, бани, овины и прочее – только все покосившееся, ветхое, дряхлое. Все здесь дышало смертью, было обречено ей задолго до того, как сюда явился черный человек – отвергнутый родич угренских князей и вожак разбойников по имени Хвалис.

Одинец тронул ее за плечо и кивнул куда-то в сторону. Младина обернулась: между двумя избами, почти на дороге, высилась большая куча чего-то, засыпанная снегом. «Дрова, что ли?» – мелькнула мысль. Но тут же она поняла, как ошиблась. Это были закоченевшие трупы бывших хозяев веси. Те самые люди, чьи духи приходили к ним с Угляной. Младина вздрогнула всем телом и возблагодарила Марену, укрывшую страшное зрелище белым покровом. Но в невольном ужасе держалась за локоть Одинца, проходя мимо, будто боялась, что вылезет сейчас из-под этого покрова скрюченная замерзшая рука и потянется к ней….

Подбирались тихо, стараясь не выдать себя шумом. Каждый из мужиков нес заранее подготовленный груз: дрова, хворост, солому, ведерки смолы. Окружив три обреченные избы, сежане первым делом прочно завалили двери, потом засунули под стрехи большие пучки просмоленной соломы и подожгли.

Пока разгоралось, сежане кольцом окружили каждый дом, держа наготове рогатины и топоры. Младина стояла в стороне, так, чтобы видеть все три избы: никто не мог знать, в которой из них находится Хвалис. Но чутье указывало ей на крайнюю; что-то притягивало ее к этой избе и одновременно отталкивало. Младину била дрожь – не от страха, а оттого что все силы ее собрались и готовились к решительному броску.

Из-за спины выскользнула белая волчица и встала перед Младиной, глядя на избы. Стало легче: теперь она была не одна. Младина понимала, что в той схватке, которая ей предстоит, никто из мужчин с рогатинам и не поможет. Наоборот, предупредила Путима, чтобы от Хвалиса все держались подальше и избегали наносить ему опасные удары. Все знали, что в нем сидит подсадной дух, и никому не хотелось стать его новой жертвой в случае смерти прежнего хозяина.

Пламя под крышами разгоралось; первоначально ему мешал снег, слышался треск, летели искры, но рыжие цветы расцветали все ярче. Скоро начнется… Как ни крепко спят разбойники, скоро кто-то из них почует чрезмерный запах дыма.

И вот раздался первый глухой удар в дверь изнутри; кто-то дернул ее из сеней, даже открыл, но наткнулся на плотную кучу бревен, завалившую проход до самой крыши. Кто-то из сежан подскочил к проему и ударил рогатиной. А Младину будто кольнуло: она увидела, как душа белым облачком вылетела прямо сквозь кровлю и зависла – ни туда, ни сюда.

Тишина кончилась: шум, стук, крик раздавался уже возле всех трех изб. Снег, лежащий на соломенных крышах, мешал им гореть. Валил пар, и под завесой пара и дыма трудно было разглядеть, что происходит. Но понемногу крыши занимались, по мере того как огонь растапливал снег и подсушивал солому. Разбойники пытались прорваться, разрывая солому кровли, но снаружи их ждали рогатины; другие хотели было выбраться через завал перед дверью, но получали острием в грудь и падали, мешая товарищам подступиться к порогу. Пламя уже ревело, средняя изба была вся охвачена огнем, щели между бревнами светились пламенем, и сама изба казалась игрушечным домиком, что дети сложили из веточек. Дым валил в небо, затмевая лунный свет. А Младина дрожала все сильнее: над каждой кровлей уже реяли стайки белесых пятен, оскорбленные и злобные души визжали и вопили в бессильной ярости. Младина знала, что должна заняться ими, спровадить в Бездну – угощать их пирогами все равно никто не станет, – но не могла отвлекаться на это, ожидая самого главного.

– Вон! Дыра! Лезут! – кричал кто-то из сежан, и все бежали туда, где разбойники проделали дыру в крыше и пытались вылезти.

Дыра была невелика, в нее мог протиснуться только один человек, к тому же разбойники мешали друг другу, так что каждого, кто вылезал, тут же настигал удар рогатины. Уже три или четыре тела темнели под горящей стеной. Вот в дыму снова мелькнуло движение; Путим ударил рогатиной, но удар ушел в пустоту, и сам он едва не упал. А что-то темное соскочило с крыши в облаке искр. «Будто змей-летун!» – мельком подумала Младина.

– Волк, волк! – заорали вокруг, ближайшие отшатнулись от неожиданности.

С крыши спрыгнул не человек, а зверь – крупный волк, совсем черный, насколько можно было разглядеть в свете пламени.

– Бей, бей! – кричали вокруг.

Не понимая, откуда в избе мог взяться лесной зверь, люди не сообразили, что к нему-то им и не стоит приближаться. Даже Младина не сразу поняла: это он, за кем она сюда пришла!

Не чуя под собой ног, она шагнула вперед. Заранее она надеялась, что та сила, которая порой просыпалась в ней, и сейчас не подведет: когда же еще ей появиться, как не сейчас, когда она так нужна! Но не чувствовала ничего похожего: это по-прежнему была всего лишь она, Младина. Сбросив рукавицу на снег, дрожащими пальцами она старалась открыть коробок на поясе, но холодная береста не поддавалась.

Спрыгнув с крыши, волк припал к земле, огляделся, скаля зубы и прижав уши. Вокруг были люди, пламя пожара освещало блестящие лезвия рогатин, окружившие его сплошной стеной. Какой-то миг зверь помедлил, не решаясь кинуться куда-нибудь, выискивая слабое место в строю своей смерти. И тут же, на глазах у всех, он словно разлетелся на десять таких же волков: черные тени, точные подобия, соскальзывали с него, будто огромные капли тьмы, и разлетались по сторонам. Каждый из стоявших впереди сежан увидел волка, бегущего прямо на него; разом десять человек вскинули рогатины, ударили, распороли воздух, упали, не удержав равновесия. Слава чурам, они были достаточно далеко один от другого, чтобы не попасть друг другу на клинки.

Круг разорвался. А волк прыгнул прямо на Младину, норовя сшибить с ног, опрокинуть. Она единственная не имела в руках никакого оружия.

То есть так ему казалось. Но Младина и не видела других волков; мороки были для нее лишь тенями на снегу, а настоящий зверь оставался один. Сгусток тьмы, скалящей зубы, метнулся прямо к ней; она бы хотела отскочить, повернуться, бежать, но не могла – валенки увязли в снегу, не давая сдвинуться с места. В руках у нее не было ни рогатины, ни топора, ни даже ножа, а всего лишь какие-то нитки, опутавшие пальцы. Мгновение растянулось на целую вечность, и в эту вечность ничего не происходило, лишь блестели перед глазами зубы жадной тьмы, медленно надвигаясь. Почти безотчетно, словно пытаясь отмахнуться, Младина выбросила вперед руку; нитки сорвались с ее пальцев и упали на морду зверя.

И зверь вдруг кувыркнулся носом в снег, прервав прыжок, будто наткнулся на стену. А Младина опомнилась и сразу сообразила, что такое было у нее в руке. Уздечка! Подарок вещих вил! Боги, да попала ли она куда надо, не канул ли в снег драгоценный подарок, ее единственная защита и надежда? Думая только об этом, она сама прыгнула навстречу волку, схватила за уши, с усилием повернула к себе и подняла его морду.

Уздечка была где надо, надетая прочно и ловко, будто рукой самого Велеса. Младина ухватилась за конец, с радостью чувствуя, что уздечка не так хлипка, как раньше казалась: в руке ее была уже не нить, а прочный ремень. А волк выпрямил лапы, вскинул голову, попятился, пытаясь вырваться. Он поволок ее за собой, почти отрывая от земли, и Младина мельком поразилась тому, насколько же он огромный вблизи. Новый рывок головы пленника заставил ее подпрыгнуть, и уже в полете она поняла, что перед ней не волк, а конь! Настоящий конь, рослый, черный как ночь, храпящий, бешено пучащий глаза. Едва не упав, она изо всех сил рванула узду на себя, и в это время кто-то из мужчин огрел коня по спине рогатиной – невольно, от растерянности, не понимая, что это такое и откуда взялось. Конь присел на задние ноги, и тут Младина прямо перед собой увидела его гладкую черную спину. От спины шел пар.