Заглянем в будущее - Семенов Николай Николаевич. Страница 54

И все же совершенствование очистки — всего лишь паллиатив — временная мера против болезни, грозящей человечеству.

Мне вспоминается краткая и выразительная оценка самого существа этой проблемы, данная несколько лет назад академиком А. Несмеяновым. Это была выездная сессия отделения общей и технической химии Академии наук СССР в Дзержинске. После доклада Александра Николаевича ему был задан вопрос: «Как вы относитесь к проблеме очистки воды и воздуха?» Академик ответил: «Отношусь отрицательно». И добавил: «Не надо чистить воздух и воду, гораздо важнее их не загрязнять».

Это глубоко верно. Я убежден, что корень проблемы не столько в недостаточной очистке выбросов, сколько в несовершенстве самой технологии производства, позволяющей этим выбросам появляться. Это несовершенство есть результат ограниченности нашего сегодняшнего технологического мышления.

Берусь утверждать, что не существует такого предприятия, которое, используя достижения науки, не могло бы производить больше ценной продукции и давать меньше отбросов. В свое время американцы справедливо гордились чикагскими бойнями, где утилизировалось буквально все, кроме предсмертного крика животного. Сегодня же надо использовать сырье так, чтобы не оставалось даже «предсмертного крика» — вредных отходов. Это ставит перед промышленностью огромную, принципиально важную и новую цель: пересмотреть все сложившиеся веками основы производства, все технические и аппаратурные решения.

До сих пор мы, проектируя химический завод, из всех возможных реакций выбирали ту, которая дает больше всего нужного продукта. Теперь появляется еще один, не менее важный критерий: реакция не должна давать ненужных, побочных продуктов, от которых потом пришлось бы избавляться.

Заводы без труб — такими я представляю себе промышленность будущего.

Но такой новый подход к технологии потребует и больших изменений в организации промышленности, в ее экономике.

Вот пример. Алюминий получают электролизом боксита с добавкой криолита — вещества, понижающего температуру плавления руды. При этом выделяется немало фтора. Фтор чрезвычайно ядовит, и, чтобы уберечь рабочих от отравления, в цехах ставят мощную вентиляцию. В результате содержание фтора в цехах действительно не выходит за пределы допустимого, но зато вокруг такого завода образуется безжизненная пустыня. А ведь фтор — ценное сырье; химики добывают его специально, затрачивая немало сил и средств.

Извлекать фтор из газовых выбросов алюминиевых заводов невыгодно, потому что концентрация его очень мала. Но можно было бы сделать другое — герметизировать электролизные ванны, где выделяется фтор, и без особых затрат брать его прямо оттуда. Тогда не понадобилось бы и устраивать сложные вентиляционное установки, да и окружающая природа была бы сохранена.

И тем не менее это не делается. Почему?

Да просто потому, что алюминиевые заводы проектируют, строят и эксплуатируют металлурги, для которых фтор — вредный газ. А то, что фтор — это еще и сырье для химической промышленности, металлургов не интересует…

Предприятия 2000 года должны быть предприятиями комплексного использования сырья, заводами, не знающими отходов. Девизом такой промышленности должны стать слова, сказанные еще в прошлом веке: «В химии нет грязи; грязь — это химическое соединение в неподходящем для него месте».

Я еще раз подчеркиваю, что создавать такие предприятия можно уже сейчас, при сегодняшнем состоянии науки и техники. Например, мощные тепловые электростанции, представляющие сейчас, пожалуй, одну из самых больших угроз чистоте воздуха, можно уже сегодня проектировать как энергохимические комбинаты. Кроме электрической энергии, они будут производить прекрасный дешевый строительный материал (из золы и шлака, с которыми сейчас иногда не знают, что делать) и серную кислоту (из сернистого ангидрида, который сейчас выбрасывается в атмосферу, загрязняя ее в невиданных размерах). Может быть, даже выбрасываемый в атмосферу в огромных количествах углекислый газ будет приносить пользу: расположив поблизости тепличные хозяйства, его можно будет использовать как воздушное удобрение для увеличения урожая овощей. То же относится и к излишкам тепла.

В новой беструбной и бессточной технологии не будет места тепловым электростанциям, которые ценой потери большой части общественного богатства дают обществу только энергию. Они превратятся в сложные комплексные комбинаты, сочетающие получение электроэнергии не только с производством химических продуктов и строительных материалов, но и с земледелием. И тогда проблема загрязнения окружающей среды сернистым газом, золой и тепловыми отходами в значительной степени отпадет.

Может быть, кто-нибудь предположит, что мои рассуждения о беструбной и бессточной технологии лишены реальной почвы и их можно адресовать лишь в неопределенное будущее.

Это не так, и к 2000 году проблема безотходной технологии имеет самое практическое отношение. Подобные идеи высказывались и раньше, более того, они даже претворялись в жизнь.

Тридцать с лишним лет назад в Донбассе, в городе Горловке, работал скромный азотно-туковый завод, производивший в основном удобрения. Однако, изготовляя удобрения, призванные улучшать плодородие почвы, завод сам своей работой плодородие земли отнюдь не увеличивал. Отходы его производства отравляли воздух, уничтожали растительность. А кроме того, со сточными водами, которые завод спокойно спускал в соседний овраг, он терял каждый год 2 тысячи тонн серной кислоты, 900 тонн азотной, 700 тонн аммиачной селитры, тысячу тонн аммиака — продукцию чуть не целой небольшой фабрики.

Начали было проектировать очистные сооружения. Но дело это оказалось весьма дорогим. И тогда заводские инженеры пришли к мысли: взяться за эту задачу с совершенно другой, противоположной стороны.

Они поставили под сомнение сам принцип очистки заводских стоков, которые, конечно, собирались в общем коллекторе, где растворы веществ из разных цехов смешиваются и разбавляют друг друга.

В попытках справиться с отдельными звеньями этой цепи работники горловского завода приходили к решениям, совершенно парадоксальным для практики химических предприятий того времени: целые цехи вообще отрезали, изолировали от промышленной канализации! Химические вещества, которые утекали в трубу, причиняя ущерб заводу и вред природе и людям, теперь собирали и находили им применение. Разумеется, это была достаточно сложная и, могло показаться, неблагодарная работа. Надо было устраивать оборудованные должным образом места для стоков, иногда достаточно ядовитых, прямо в цехах. Надо было собирать их в необходимых для заводских процессов количествах и выдумывать способы превращения одних веществ в другие, которые можно было употребить в своем же производстве. Надо было изготовлять из них и сбывать какие-то новые продукты, не предусмотренные заводскими планами и технологическими регламентами…

Однако успех был достигнут. Я думаю, он был достигнут благодаря мудрости и подлинно государственному отношению к делу взявшихся за него людей. За несколько лет Горловский азотно-туковый завод превратился в предприятие, работающее почти без вредных стоков. До полностью бессточного производства оставались считанные шаги, когда началась война и работу пришлось прервать. И тем не менее скромный опыт горловского завода, на котором в условиях несовершенной техники 30-х годов широко мыслящие химики поставили и решили благородную и глубокую задачу общегосударственной, я бы даже сказал, общечеловеческой важности, — этот опыт не пропал зря. (А если потом мы много лет не могли планомерно заниматься этим дальше, то это не наша вина.)

Можно привести и другой пример. Это урановая промышленность СССР, где с самого начала были поставлены и решены проблемы комплексной переработки бедных руд, разделения химических элементов со сходными физическими и химическими свойствами, проблемы локализации радиоактивных отходов, замкнутого оборота воды.